Эмилия Прыткина - Темная сторона Солнца
– Так все-таки?..
– Я ищу его ради Лусине. Мы никогда особо не ладили с сестрой, но она попросила меня его отыскать. Для нее это было почему-то очень важно. При жизни сестры я не испытывала к ней ничего, кроме ненависти. Да, да, я ее терпеть не могла! Можете считать, что таким образом я говорю ей прощальное «прости!».
Он достал из кармана носовой платок и вытер испарину со лба.
– Знаете, я мечтал жениться на Карине. Купил кольцо, выбрал подходящий момент. Мы поехали всем курсом на Севан, и я решил, что сделаю ей предложение на берегу озера. Но она отказала, хотя до этого часто давала понять, что неравнодушна ко мне. Когда я узнал, что она носит под сердцем ребенка, то снова предложил ей руку и сердце. Я на коленях умолял ее согласиться. Знаете, что она ответила? Она посмотрела на меня своими большими грустными глазами, такими же, какими смотрите сейчас вы, и сказала: «Ты, Артур, хороший парень, но я не хочу испортить тебе жизнь». Я не ваш отец, Арев-джан, хотя и мог бы им стать, но, увы… Да, я так и не женился. Не смог надеть другой на палец кольцо, предназначенное Карине. Больше мне нечего сказать, извините.
– Понятно, – вздохнула Анна. – Спасибо за откровенность.
– Да не за что. Что вы теперь будете делать?
– Искать дальше. Сестра в дневнике упоминала троих. Один – вы, второй – сосед, третий – ее школьный учитель.
– Я могу чем-то помочь? Вы только скажите, я не смог помочь Карине, возможно, как-то пригожусь ее дочери.
– Нет. Вряд ли. Хотя, подумайте, может, вы еще что-то вспомните?
– Хорошо.
– Я оставлю вам номер своего телефона, позвоните мне, если вспомните что-то важное. – Анна достала из сумки записную книжку, вырвала листок и написала номер мобильного телефона. – Вот, держите.
– Я обязательно позвоню, а вы сообщите мне, если что-нибудь узнаете? Ну, если найдете своего настоящего отца?
– Не знаю, зависит от того, что он за человек. Да и найду ли?
– Я буду ждать. Вот мой номер, – Артур Паронян протянул визитку. – Кстати, а телефон у вашей бабушки прежний? Вы ведь у нее остановились?
– Да, он не менялся. Я живу у нее, так что звоните.
Анна вышла из здания университета, села на лавочку, закурила и посмотрела на окна третьего этажа. В одном окне стоял Паронян и тоже с сигаретой. Увидев Анну, он пригрозил ей пальцем. Она развела руками, словно извиняясь, и бросила окурок в урну.
Таксист Ваго стоял на прежнем месте, словно ожидая ее.
– Эй, давай домой отвезу! – Ваго высунул голову в приоткрытую дверцу и подмигнул Анне.
– Нет, мне еще кое-куда надо зайти.
– Домчу с ветерком!
– Да тут близко, я пешком.
– Ну как хочешь… – пожал плечами Ваго и тут же переключился на девушек-студенток, которые явно искали машину.
– Куда ехать? Садитесь, я свободен!
Девушки подошли к машине, о чем-то договорились и уехали. Анна побрела по широкой аллее, ведущей к городскому парку. «Нет, он не соврал, Паронян не мой отец. Хотя почем мне знать? Все вокруг врут, может, и он? Нет, вряд ли. Он так переживал, вспоминая мою маму…» Анна заметила в конце аллеи знакомый силуэт. Сергей! Она помахала ему рукой.
– Как прошла встреча?
– Никак, минус один кандидат. Пойдем куда-нибудь. Я хочу кофе или чего покрепче.
– Ты прочитала дневник?
– Не до конца. Не бойся, пока я не собираюсь тебя убивать.
– А я и не боюсь…
В кафе Сергей заказал для Анны бокал белого сухого вина и пару лахмаджо. Сам ограничился капучино. Когда официант поставил перед ним белоснежную чашку с надписью Lavazza, Сергей взял ложечку, аккуратно зачерпнул пену и поднес ее ко рту. Анна усмехнулась. Было в этом жесте нечто по-детски трогательное.
– Смешно, да? Твоя сестра тоже так делала. Сначала съедала пену, а потом допивала то, что осталось.
– Давай поговорим о ней. Ты сказал, что вы не общались, но наверняка ты знаешь что-то, чего не знаю я.
– Да ничего я не знаю. Хотя вспомнил вчера один эпизод, который очень хорошо характеризует твою сестру. Рассказать?
– Конечно!
– Три года назад мы случайно столкнулись на одной международной конференции, посвященной домашнему насилию. Она брала интервью у какого-то высокопоставленного чиновника, который утверждал, что проблема домашнего насилия сильно преувеличена, а создание фондов и убежищ – не что иное, как попытка международных организаций навязать армянским женщинам чуждый им образ жизни. «Вы хотите сказать, что двадцать пять процентов взято из воздуха?» – спросила его Лусине. «Именно так! – ответил чиновник. – К тому же я искренне убежден, что любые вопросы, касающиеся семейных отношений, можно и нужно регулировать в рамках семьи. Сохранение семейных ценностей – вот наша первоочередная задача». «То есть женщина, подвергшаяся насилию, должна обратиться за помощью к родственникам?» – «Да!» – «А если родственники не смогут оказать ей должной поддержки?» Чиновник усмехнулся: «Ваш вопрос напоминает мне сказку про Кикоса. Мальчик еще не родился, а родственники уже оплакивают его смерть. Давайте решать проблемы по мере их поступления, а не высасывать из пальца. Мне кажется, пора дать возможность задать вопросы вашим коллегам». – «Да, да, безусловно. Я как раз собиралась задать свой последний вопрос. Моя биологическая мать покончила жизнь самоубийством, и я до сих пор не знаю, кто был моим биологическим отцом. Моя приемная мать регулярно терпит побои и унижения со стороны мужа. Все это происходит с молчаливого участия родственников, которые, подобно вам, считают, что проблема должна решаться в рамках семьи. В связи с этим у меня только один вопрос – вы действительно готовы пожертвовать жизнями этих женщин, чтобы сохранить лицо в глазах международной общественности?» По залу прокатился ропот, а после – шквал аплодисментов. Чиновник торопливо сошел со сцены и куда-то исчез. Последствия этого вопроса были катастрофическими. На следующий день Лусо уволили с работы, впрочем, она быстро нашла новую. С ее новым амплуа скандального журналиста это было несложно.
– Ты думаешь, она сделала это, чтобы заработать репутацию скандалистки?
– Нет, конечно. Это было слишком рискованное заявление. Мне кажется, что всю свою жизнь она боролась с болью, которая жгла ей сердце, и не нашла лучшего способа, чем прокричать об этой боли на весь мир. Но ее основная проблема была не в этом.
– А в чем же?
– Она постоянно плыла против течения. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Не совсем.
– Она осознанно совершала поступки, которые могли ее скомпрометировать. Не по глупости, как это часто бывает, не для достижения какой-то определенной цели, хотя если назвать конечной целью самоуничтожение, то Лусо ее достигла.
– Зачем ей было уничтожать себя?
– Для того чтобы лишний раз доказать, что такие женщины, как она и ваша мать, не выживают в нашем обществе. Нанесенная ей обида была настолько сильна, что она, не найдя виновника своих бед, направила гнев против всех без исключения. Видела бы ты, как Лусо высмеивала некоторые армянские традиции. Иногда даже мне становилось не по себе, хотя я склонен считать себя достаточно либеральным человеком.
– Некоторые пережитки прошлого, которые ты почему-то называешь традициями, действительно заслуживают порицания.
– Ну, это смотря с какой стороны посмотреть. Невозможно жить в обществе и быть вне его. К тому же ты не была в Армении много лет. С тех пор многое изменилось, поверь мне. Твоя сестра не замечала этих перемен или не хотела замечать. Ну да ладно, что мы все о ней? Расскажи о себе. Ты, насколько я понимаю, тоже не замужем?
– Была, развелась несколько лет назад. Он был из ахпаров.[19] Мы познакомились на приеме в посольстве, через полгода обручились, через год поженились. Все по правилам. Чин-чинарем. Я бросила работу и переехала во Францию, а потом… Впрочем, неважно, что было потом. На сегодняшний момент я свободна и счастлива.
– Он изменил тебе, а ты не смогла его простить?
Анна вздрогнула:
– Откуда ты знаешь?
– Только предположение.
– И оно верно. Есть вещи, которые не прощают.
– О да. – Он закурил сигарету и, прищурившись, посмотрел на Анну. – Лусине тоже не умела прощать. Ей было легче разрушить свою жизнь, чем простить обидчика. Видимо, это семейное. Вам не понять, что иногда обидчики способны на искреннее раскаяние.
– Видимо, ты относишь себя к категории именно таких обидчиков? – отрезала Анна и посмотрела на часы. – Мне уже пора. Вардитер будет волноваться.
– Хорошо. Позвонишь мне завтра?
– Да.
Они расстались около ее дома. Часы показывали без пяти минут девять. Играющие в нарды мужчины разошлись по домам смотреть вечерние новости, дети спали в своих кроватках, и лишь вода в фонтанчике все так же журчала, как напоминание о вечной дружбе Ованеса и Карапета.
– Где ты была так долго? Что это за парень тебя провожал? – набросилась Вардитер на внучку.
