Глеб Шульпяков - Книга Синана

Я вошел в глинобитный сарай. Лесенка по стене уводила в яму. Минус первый этаж – на дне каменный очаг, по бокам лавки, ниши.

Холодно, сухо.

С этого уровня вниз вела еще одна лесенка. Минус второй этаж, потемки. Видно только, что помещение толком не расчищено; таблички на столбиках.

Я задрал голову. В рамке появились два усатых лица, исчезли. Посыпался песок. Через секунду на землю ловко спрыгнул мальчик: метр с кепкой. В руке у него щелкнул фонарик.

Передо мной стоял карлик.

Он ухватил решетку и с необыкновенной легкостью отодвинул заслонку. Показал: «иди первый», «посвечу».

Я стал гусиным шагом пробираться в тоннеле.

Голова задевала своды, но через пять-шесть метров луч взметнулся вверх. Я распрямился.

Помещение три на три, не больше. Каменная оградка разделяет зал на две половины. По центру каменная тумба по пояс. Карлик закатил глаза, сложил ладошки. Подземная церковь! алтарь, иконостас – нет, это не пятнадцатый век, бери дальше.

Так глубоко христиане закапывались только в римские времена.

Сунув мне фонарь, карлик указал на лаз в углу часовни. И я стал карабкаться в одиночку. Через несколько метров открылась другая комната, потом еще одна, из которой расходились все новые и новые коридоры. Подземный город с улицами-тоннелями и площадями комнат лежал в каменных складках плато. Бесчисленные загоны и закутки, ясли, антресоли, чердаки и ниши гнездились тут и там в стенах, и луч фонарика выхватывал их ломкие очертания.

Измотавшись, я присел на выступ. Выключил свет, вытянул ноги. Ни звука, ни проблеска: только сердце колотится под горлом. Открыл глаза, закрыл – одно и то же.

Прошло минут пятнадцать. Я вдруг снова вспомнил Одессу. Как мы ходили в катакомбы и отец капнул свечным воском мне за шиворот. А я обиделся, решил, он это нарочно.

Сколько лет они здесь жили?

Разводили скот, готовили, молились, любили, рожали. Все на черно, временно, все по походному. Со дня на день ждали второго пришествия. А не дождавшись, умирали с выражением недоумения на лице: как же так?

Я вздрогнул: во тьме раздался шорох. Вскинул фонарь – напротив сидел карлик: руки накрест, улыбочка.

Мы разом встали и я больно стукнулся о каменный выступ. Карлик зевнул, потянулся. И скрылся в нише. Я вошел следом, он громыхнул невидимым железом – и в лицо ударил ослепительный свет.

Горячий воздух тут же окутал меня. Открыл глаза – декорация переменилась как на театре. Вместо черных дыр – райский пейзаж. Тропинка, травянистый холм, небо, цикады. Сквозь деревья видно главную площадь, плоские крыши. Вон машина, а вон коричневый минарет и баба у колодца набирает воду в канистры.

Карлик исчез, я спустился на площадь. Шофер как ни в чем не бывало распахнул дверцу и я плюхнулся на кожаные сиденья. Духота в салоне, но после пещеры меня знобило.

Машина взяла наверх по переулку и мы выкатились на большой пустырь. На одном краю виднелись бараки (или гаражи), на другом стоял чистенький двухэтажный дом с ранцами кондиционеров по фасаду.

Судя по флагу – казенная контора.

Может, мне все же покажут Курбана?

Мраморная лестница вела в кабинет. Хозяин чертогов сидел за огромным, как кухонная плита, столом. Это был мэр города. Мы поздоровались, расселись. Он сложил руки замком и стал что-то рассказывать: устало, по заученному.

Потом, собрав бумаги, что-то буркнул по селекторной связи и не прощаясь вышел. Через минуту за окном взревел мотор, зашелестели по гравию покрышки.

Все стихло.

Я вышел на воздух. Через пустую площадь трусил барашек, поскрипывали пыльные листья. Напротив стояла беседка с фигуркой памятника.

Лицо у человека было плоским, монголоидным. Узкие заплывшие глаза, взгляд изможденный, погасший. На голове шапка с помпоном. Туловище обернуто в стеганый халат, выпирает тучный живот. Ноги короткие, кривые, обуты в какие-то чуни.

«Мимар Синан» – значилось на камне.

Он смотрел из-под набрякших век на горы, мерцавшие на горизонте. И я подумал, что одни горы тут только и остались прежними.

Мне вдруг стало тоскливо. Как в пионерском лагере, когда смена только началась. Я почувствовал, что тысячи историй расходятся из-под ног как норы подземного города. Но какая между ними связь? что их объединяет? сплошные черепки; красивые, с острыми краями, осколки.

Каир, Стамбул, Белград, Иерусалим. Где только не побывал с тех пор. На пути из Мекки – предсмертный хадж! – сделал крюк, заехал в родную деревню. Правоверный вельможа, повидавший мир за горами. И владык этого мира повидавший тоже. Архитектор, чьи мечети ждет вековая слава. А он стоит и смотрит на склоны, и понимает: легче мир трижды облететь на спине у джина, чем найти горы, какими ты видел их прежде.

Снежные купола искрились в знойном воздухе как сладкая вата. Книга, которую задумал, за один день стала чужой и никчемной; не моей. Распалась и отодвинулась от меня как эти горы. Еще немного, думал я, и она совсем исчезнет, растворится.

И что теперь мне ее совсем не жалко.

Я проснулся среди ночи на мокрых простынях. Тихая грустная мелодия проникала с улицы через окно. Мужской голос выводил слова нараспев, то повышая, то понижая голос.

Вздыхал, жаловался, причитал.

Я посмотрел на часы – четвертый, время ночного азана. Самый протяжный, вкрадчивый и неторопливый призыв на молитву бывает именно в это время. Нужно разбудить человека, дать время одеться и запереть свой дом.

И дойти по ночным улицам до мечети – тоже надо.

Тихо притворив дверь, я вышел на воздух. Ночью в Кайсери жара немного спадает, с горы как из гигантского кондиционера струится прохладный воздух.

Я блуждал по переулкам на звук азана и скоро в створе увидел мясистый силуэт минарета. Вдоль узкого переулка тянулась длинная стена без окон и дверей. Едва светилась каменная арка.

Отодвинув кожаный полог, вошел. Мечеть пустовала – только в углу кто-то сидел на ковре и бормотал молитвы.

Большой зал, мелкие купола, десятки тонких колонн. Еще пару веков и купола сольются в огромный каменный колпак на четырех опорах.

Это и есть история османской архитектуры.

– Только здесь и спасаемся – сказал кто-то по-русски над ухом. Я вздрогнул. Рядом на коврик, тяжело выдохнув, сел крупный мужчина в помятом льняном костюме.

– То есть? – я отодвинулся. Русский? Здесь?

– Анатолийская жара! – он поправил потемневшие от пота носки. На вид еще нет сорока, но большие залысины. – Местные жители чудовищные жмоты. Экономят даже на электричестве. Покупают вентиляторы, но не включают их. Держат за мебель. Что делать! Кондиционер работает только в доме всевышнего. Мы, русские, ходим сюда как в баню, только наоборот. Потрогайте, какой влажный камень. Чувствуете? – он по-свойски похлопал колонну. – Это нужно знать толк в здешнем камне, скажу я вам. В местном климате. Чтобы сделать из камня конденсат, а? Старые мастера! Сельджуки!

– Кто-кто? – глупый вопрос; а что спрашивать?

Он порылся в карманах, но ничего не достал.

– Забыл представиться, – назвал какое-то невзрачное имя. – Работаю в компании, которая занимается поставкой оружия. Автоматическое стрелковое для курдов, бронетехника туркам. Беспроигрышный вариант! Как только турецкое общество склоняется к Евросоюзу, выручают эти. Усиливаются исламисты – те. Схема понятна?

– В общих чертах, – я неопределенно махнул рукой. – Но обычно люди о таких вещах помалкивают. Предпочитают не распространяться, я хочу сказать.

– А вам часто приходилось иметь дело?

Я сознался, что нет, ни разу.

– Так откуда вы знаете? – весело отозвался он. – Только не смотрите на меня с таким ужасом. Курды, турки, какая разница? «Мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности»?

– «Тамань» – угадал я. Тот, кто читал в углу из Корана, затих. Теперь под крышечками куполов звучали только наши голоса.

– Любимая книга моей жены. Турчанка и, представьте себе, без ума от русской классики. Читает в оригинале. Моя заслуга!

Он выудил из кармана фотку и помахал перед носом.

– Ладно, не тушуйтесь. Я, в сущности, вас очень хорошо понимаю. Понимаю! Глухомань, темно как в заднице у шамана – и вдруг какой-то торговец оружием. Русский! Просто «Профессия репортер» какая-то!

– Как вы узнали?

– Каждый день по конторам. Бумаги, контракты, счета. Там и услышал краем уха. Что журналист. Из Москвы. В учительской гостинице. И потом у вас на майке по-русски написано. Так что без вариантов. Ну, рассказывайте! Что писать собираетесь?

Я пожал плечами. Хотел назвать по имени, но обнаружил, что успел забыть. Вечная проблема с именами.

– Книгу или очерк. Как получится. Что-то вроде «Синан и его мечети». Не знаю. Пока толком ничего не видел. Вот, профессора Курбана никак поймать не могу. Был на раскопках. Зрелище, конечно, потрясающее. Но нужен комментарий, слова какие-то. А Курбан…