Анна Мосьпанов - Круглые кубики
Занимать место нужно было в районе шести утра. А значит, выезжать затемно, в пять. В семь на рынке уже появлялись первые покупатели, а до этого нужно было еще разложить весь товар. Принцип работы был до безобразия примитивен. У нас были три точки в разных концах рынка. На первой точке лежал товар с явно завышенными ценами. Точка располагалась прямо у входа.
На второй и третьей точках были уже «правильные» цены, с разницей в крохотную сумму. На первой точке никогда ничего не продавалось, поэтому оттуда мы потихонечку перебрасывали коробки в сторону «гуманных продавцов» до тех пор, пока на «дешевых» точках не разлетались все ходовые модели. Как только этот момент наступал, мы «спускали цены» и там. За день в беготне туда-сюда наматывался не один километр.
На маленький столик у каждой точки мы выкладывали по одной паре обуви каждого наименования, а все остальные коробки хранились в двух машинах. В момент, когда покупатель появлялся и говорил, что ему, к примеру, нужен 44-й размер мужских ботинок, нужно было открыть багажник, перелопатить все стоящие там коробки, выудить пресловутый 44-й (а если его уже нет, то сбегать на другую точку), загрузить все назад и бегом добежать до прилавка, пока покупатель не ушел к конкурентам.
Особенно тяжело приходилось зимой. Мы надевали на себя по три пары шерстяных носков, ватные штаны, несколько свитеров и пуховые куртки сверху. На руки обязательно тонкие перчатки – и руки в тепле, и сдачу отсчитывать удобно. И вот такими вот колобками прикатывались на рынок и потом постепенно, по мере потепления разоблачались.
Доходило до курьезов. Параллельно с учебой в университете я работала в одной приличной газете и часто бывала на всевозможных конференциях. Эти мероприятия нередко проходили в субботу. И бывало так, что я ездила на какую-нибудь встречу в качестве журналиста, а потом, не заходя домой, мчалась на рынок. В машине снимала свой костюм, украшения, приличную одежду, зимой надевала ватные штаны, летом – старые джинсы и кеды и «заступала на вахту».
Однажды на какой-то пресс-конференции, проходившей в пятницу, присутствовала съемочная группа «Вестей». Уж не знаю почему, но оператор долго и нудно снимал сидящих журналистов, в том числе и меня, крупным планом. А на мне был яркий сиреневый свитер с запоминающимся «хомутом». Видимо, на картинке выглядело красиво, потому что при монтаже мою мордочку, не несущую никакой смысловой нагрузки и не имеющую никакого отношения к теме репортажа, не вырезали. И сюжет показали в течение дня несколько раз.
Наутро в субботу я, как всегда, была «на работе». Проходившие мимо кавказские ребята покрутили в руках сапоги, позубоскалили на тему «Ай-ай-ай, такой красивый дэвушка – и на рынке!», а потом один из них вдруг и говорит:
– Слушай, у меня феноменальная память на лица. Голову даю на отсечение, я тебя видел в телевизоре. В синей кофте. Точно! Что-то там по поводу рекламных площадей было.
– Не, – говорю, – мужик. Не мог ты меня видеть в телевизоре. К нам сюда телевизионщики не ходят. Только рэкет. Не морочь голову, иди своей дорогой и не позорь меня перед коллегами.
– Слушай, дорогая, я никогда ничего не путаю! – обиделся горец, которого я оконфузила на глазах друзей. – Я же запомнил! В синем свитере. Ты еще диктофон все время в руках крутила – вот как ручку сейчас. Не поленюсь, выясню. Я упрямый.
– Не в синем, а в сиреневом… Ты еще и цвета не различаешь, – буркнула я и под гогот окружающих коллег-продавцов покрылась красными пятнами.
Ребята купили у нас две пары демисезонных ботинок и сгоняли в другой конец рынка, чтобы принести кофе. Я уже совсем окоченела…
Так и жили.
Зимой особенно страдали ноги. Помню это ощущение деревянных пальцев, покалывающее онемение и невероятный кайф дома, когда можно стянуть ненавистные сапоги, носки, размотать «луковые обертки» и нырнуть в горячую ванну… Наверное, такого кайфа я не испытывала после ни в одном из спа, ни на каких карибских курортах.
Это такое острое упоение от того, что день прошел, ты его честно отработал, руки и ноги болят, но зато есть прибыль. И если сейчас еще немного поспать, то потом вполне можно вечером что-то еще написать, и подготовиться к понедельничному семинару, и отредактировать пару статей. А пока – горячая ванна, крем для рук, рюмка коньяка и спать! Выходные прошли. Скорей бы завтра – скорей бы на работу…
Витька стоял с нами на равных и даже умудрялся иногда продавать больше отца. Покупатели, проходя в лютый мороз мимо лопоухого большеглазого подростка, останавливались и интересовались, куда смотрят родители и почему у них ребенок, вместо того чтобы осваивать физику, занимается барыжничеством. Виктор вступал с моралистами в долгую и продолжительную дискуссию, итогом которой обычно становился весьма приличный навар.
На рынке у Витьки появился друг – не друг… старший товарищ. Так, наверное, правильно. Звали его Алеша.
Алеша был очень симпатичным и совершенно НЕрыночным. Казался мне тогда совсем взрослым, состоявшимся мужчиной. Алеше было лет двадцать пять. А может, чуть больше. Приехал он из глубокой провинции в Москву к брату, уже «почти москвичу», и ютился с ним и его семьей в съемной однушке далеко за МКАДом.
Алеша закончил очень известное военное училище и даже успел послужить. Что произошло дальше, я не знаю. Но, видимо, это «что-то» настолько перевернуло его представления об армии, что он даже слышать не хотел о дальнейшей службе. Объяснял, что ушел сам. Развивать эту тему было бесполезно. Он сразу темнел лицом и превращался в молоденького аксакала. Такое удивительное свойство лицевых мышц, когда человек буквально на глазах стареет лет на тридцать.
Приехал Алеша в Москву без гроша в кармане в надежде найти заработок. Специальности гражданской нет, связей нет, и нужно что-то жрать. Брат – бывший инженер, автор какого-то изобретения – попал под сокращение, устроиться в приличное место не смог, посему крутил баранку в каком-то РЭУ и, мягко говоря, не барствовал. Приняли решение торговать. Брат уволился, сложили все что было и впервые приобрели товар. Торговали они кожей. Сами ездили в Польшу, привозили вещи и в будни стояли на одном московском рынке, а в выходные – на подмосковном. Семь дней в неделю, в любую погоду и при любых условиях.
Алеша мечтал поступить в Инъяз и стать переводчиком. У него с собой всегда был знаменитый учебник Бонк. Треть своей выручки он тратил на покупку каких-то бесконечных пособий по деловому английскому, по грамматике, рыскал по букинистическим лавкам в поисках словарей. Читал Алеша каждую свободную минуту. Сидя, стоя, притулившись около прилавка, где придется. Я немного ему помогала. Мы учились прочитывать транскрипцию, разбирали порядок слов в предложении, изучали страшного зверя по имени герундий.
Учился он остервенело. Порой себе в ущерб. Однажды, зачитавшись, Алеша прозевал мошенников, которые купили у него несколько курток на перепродажу, подсунув вместо толстой пачки денег «куклу». Он показал им товар, покупатели долго мерили-советовались, а он в какой-то момент отвлекся на перевод текста. Когда пришла пора расплачиваться, Алеша не глядя взял деньги у улыбчивой женщины и снова углубился в учебник. Когда же он решил пересчитать полученную сумму, было поздно.
Слух о горе-торговце пошел по рядам. Над Алешей откровенно подтрунивали, но он только смеялся.
– Ну нет у меня деловой жилки, нету! Что ж поделаешь… Да и не один я такой. Мика вон тоже тот еще торгаш. Стоит с учебником философии Средних веков в обнимку, клиентов распугивает. Мы с ней – сладкая парочка… Ну а Антон Афанасьевич – тот вообще продавец от бога. Цены ему на рынке нет! – беззлобно отшучивался он.
Антон Афанасьевич – это отдельная история. Специалист по славянской филологии, торгующий турецким барахлом. Собственно, из-за Антона Афанасьевича все и произошло.
Раз в две-три недели семья Алеши ездила в Польшу. Уезжали по двое – брат с женой или он сам с братом.
Кто-то один всегда оставался «на точке». Собирались в поездку, как на войну. На всякий случай со всеми прощались – черт его знает, как там дело пойдет. Битком набитый челноками автобус в ночи на безлюдной трассе – это дело такое. Но как-то все обходилось. Приезжали всегда довольные, с сумками, заполненными кожей, и с новыми силами становились за прилавок.
Как-то раз после очередной поездки брат пришел на рынок один. Молча, ни на кого не глядя, разложил товар и уткнулся в новый детектив Марининой. Редкие покупатели его, казалось, совершенно не интересовали. На вопросы, где Алеша, или не отвечал вообще или бурчал, что, мол, приболел.
Витька, засланный нашей фракцией на разведку, вернулся какой-то прибитый.
– Ну что, Вить, узнал чего? – подскочила Танюха – румяная, как дымковская игрушка, разбитная украинская хохотушка, ткачиха какой-то разорившейся фабрики, торговавшая кожгалантереей и «резиновыми» черными джинсами и периодически кормившая нас настоящими беляшами.
