Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 3 2005)
Под вечер он спустился в заснеженный овраг, перешел банный ручей, не замерзавший в самые лютые морозы, поднялся немного по снежно-укатанной дороге, открыл калитку, приблизился к окну — и в тот же миг она оторвалась от книги; и они смотрели друг на друга... у него изо рта шел пар, к вечеру морозило сильнее, — а днем на солнце уже сочились сосульки; она встала, открыла дверь. Она казалась озабоченной. Раздевайся. Он снял шапку, пальто, размотал шарф, повесил все на гвоздь в стене. Смахнул иней с отрастающих усов, бородки. Взглянул на нее вопросительно, потер покрасневшие руки, потянулся к титану. Как у тебя?.. Все нормально. Чай? да, поставь... холодновато. Ну, у тебя же мать рукодельница, пусть толстые перчатки свяжет. Мы, кажется, входим в конфронтацию, ей не по душе моя огневая позиция, то есть, спрашивается, зачем я учился? чтобы служить в “Партизанском”? А коллеги на работе интересуются, и что она им может ответить?
Ты что-то принес. Ну да. Покажи. Нет, это чистые листы... хочу набросать кое-что, вид из окна, яблони, обмазанные глиной, стволы телесно-теплые... Но у тебя все в порядке?
Я начинаю ненавидеть стариков... неужели и сама когда-то превращусь в это? Они вечно препираются, телевизор, каша подгорела, еще какие-то мелочи... две старые мыши, что они никак не поделят? что им в конце концов надо?
Постой, но а как же ты будешь осматривать стариков? выслушивать... Я буду детей лечить. Ты их так любишь? Они лучше стариков. Надо же, маразм какой. Мм?.. Вот что такие свежие и хорошенькие создания превращаются в... в... Что тебя натолкнуло на мысль стать врачом? А что тебя натолкнуло на твою мысль? Хм. Вот и у меня. Нет, почему, я могу объяснить... впрочем, это долго. И, может, действительно и невозможно, ты права, это как место рождения или цвет глаз.
Ну-у, цвет как раз легко... ты что, не проходил задачки на сложение доминантных и рецессивных признаков?
Да, я давно хотел спросить, кто у тебя рыжий? Не знаю. Ну, в смысле ни отец, ни мама, ни бабушка. И мне это не нравится, к лету начнется, ты еще не видел, вся покрываюсь веснушками, предупреждаю...
Она вдруг начала краснеть, в досаде встала, подошла к плите и с грохотом водрузила чайник на газ.
Что случилось? Ничего... письмо прислали... требуют разъяснений, я не приехала на каникулы. Что-то заподозрили. Как мне все это надоело. Чувствуешь себя оккупанткой. Ну, то есть в оккупации. Жди отца, участкового. Еще соседи не знают о прописке, давно настучали бы.
И потом эти облавы. Остановили трамвай. Какие-то активисты с ряжками, девица румяная, в волосах черный бант, автобус рядом — туда всех, кто толком не может объяснить, почему в это время он здесь, а не за станком или не в поле на тракторе... хотя да, еще зима. Какая-то пожилая женщина в шляпе и платке заплакала, просит отпустить, как школьница. А там был такой, лицо холодное, как свинина... кожаный длинный плащ... улыбка безгубая почти, зубы мелкие. Мерзость. Мне страшно. Сейчас в автобус, оттуда в какую-нибудь каталажку, почтовое отделение сразу открестится; потребуют паспорт; а-а, скажут, тут целый букет: нарушение паспортного режима, тунеядство, нетрудовые доходы, да и хозяйка спекулянтка, торгует жилплощадью, тогда как семьи многодетные ютятся в бараках. Ну вот. Очередь продвигается, этот в плаще все ближе. Чувствую, побледнела и слова не могу сказать. Как вдруг крик, шум. Один парень уже у автобуса свару устроил. Этот в плаще — туда. Я юрк. Девица цап. Очень спешу, говорю. Она щурится. Но тут один из ихних, толстяк, да пусть, говорит, идет. И я пошла...
Россию спасут толстяки! Вообще мне кажется, Владимир не туда послов отправил. Взять Обломова. Настоящий Будда. Скульптуру такую высечь: Будда на русском диване.
Тебе легко шутить. Мне было не до шуток. Зачем они это все устраивают?
Почему и тянет... куда-то в Туркмению, улизнуть, как Гоген на Таити. Правда, он там мучился. По-моему, у него были слишком большие запросы. Сто литров красного вина и еще сколько-то рома, например, заказывал у немца в лавке на месяц. А надо было — по Хлебникову: “Мне мало надо: Краюшку хлеба и каплю молока. Да это небо, Да эти облака!”
Почему в Туркмению?
Солнца много, не надо дров, газа. Нет сугробов. Осточертела зима.
А... на чем готовить?
Ну, немного хвороста, чтобы изжарить перепелку.
Я бы ни за что не уехала.
Смешно и нелепо. Цепляться за что?
Она только посмотрела сквозь ароматный дымок чая, подула, вытянув губы.
Даже если бы тебя звал Гоген?
Она с усмешкой покачала головой.
Или какой-нибудь другой художник?..
Нет.
А ты подумай...
Звякнула упавшая ложка. Просыпался песок.
Они целовались за столом, застеленным выцветшей клеенкой с истершимися узорами.
Я принесу одеяло, не могу там...
Два сплетающихся тела в доме на склоне заснеженного оврага пытались оторваться от земли и на мгновенье стать птицами. Вспыхнувшая пасть титана озаряла их лунным сиянием газа. В батареях и трубах булькали теплые воды.
И внезапно гибкая волна одеревенела. Тогда и он услышал мерзлые шаги. Дверь... зашептала она. Но в веранду уже кто-то вошел, и вдруг ледяная волна покатилась по полу и обдала их. Он обернулся, но дверь деликатно закрыли. “Кто?” — хрипло спросил он. Девушка молча встала, сгребла одеяло, одежду, шепнула: “Пошли”, — и он последовал за ней, на секунду почувствовав, что воздух затвердевает камнем и они входят в чью-то фреску. Изгнание из кухни.
Это была Раиса Дмитриевна с неожиданной проверкой.
От Раисы Дмитриевны не отделаешься. Она все равно придет, саблезубо улыбаясь... хотя что ж, он так и не видел золотых коронок ее улыбки, просидел в темноте на диване: и с одной стороны из-за стенки доносились звуки хоккейного матча и старческое кашлянье, а с другой — голос хозяйки и ее покашливанье; и ему мерещилось почему-то, что транслируют не хоккейный матч, а игру индейцев, ну, что-то вроде баскетбола, только в каменное кольцо, прикрепленное к стене, каучуковый мяч надо забрасывать плечами, головой, ляжками, не касаясь руками, и с победителя на каменном столе торжественно снимут шкуру, в то время мода такая была, жрецы носили кожаные куртки с кистями. Неужели кто-то хотел победить? Победителю — смерть в награду. Утонченное изуверство или запредельная мудрость.
Комментатор орет. Жрецы и старейшины на центральной трибуне в перьях кецаля, с золотыми серьгами покуривают трубки, слуги обмахивают их веерами, позванивая колокольчиками.
Стадион взвыл, голос комментатора сорвался, старик задохнулся, зашелся в кашле.
Охлопков встал, подошел к окну, оперся о подоконник. Сад был еще завален снегом. Но зима на самом деле издыхала. По календарю.
У индейцев времена года: сезон звезды (какой?), сезон льда, сезон дождя, сезон цветов.
Архитектура майя была каменным календарем. Красочные рисованные книги — кодексы — на оленьих шкурах, смелые цвета, сочетания в духе фовистов — диких в Париже.
История вселенной в солнцах: первым было Солнце Ночи... В одном из храмов был сад с каменными деревьями, со стеблями и початками маиса из золота, в центре — каменный фонтан, вода течет по желобам из серебра, среди маиса стадо: золотые овцы, ягнята, золотые пастухи. И над всем возвышается столб для привязывания солнца, кровавого солнца: на склоне горы на заре в дар ему закалывали мальчика и резали говорящих попугаев. Эти боги и богини были большими любителями человеческих жертв. Божество смерти — бабочка с остробритвенными крыльями. Тогда как у других это — безобиднейшее создание, воплощение души.
Но не пора ли с ней познакомиться? Почему бы нет. Хотя Ирма и просила его оставаться здесь. Но ведь это уже просто смешно. Хозяйка видела его. Со спины.
Он заправил рубашку в брюки, причесался. Но Раиса Дмитриевна уже ушла, оставив у стула грязные лужицы растаявшего снега.
По бледному лицу Ирмы расплывались алые кляксы.
Она смахнула крошки со стола.
— Взяла деньги, — сказала она.
— ...Видела?
Она кивнула.
— Я хотел с ней познакомиться.
— Ни к чему.
— Так что же она сказала?
— Ничего... такого. Но тебе лучше пока не приходить. По-моему, она что-то предпримет. У нее такой был вид. Таинственно-решительный.
Охлопков пришел уже через день. Ирма сказала, что и хозяйка сегодня была, вынюхивала, говорила о свободе нравов и что правильно жмут, хотя ей это и не совсем понятно, разумнее все-таки разобраться, отчего это так происходит? ну вот, почему там какие-нибудь сотрудницы какого-нибудь Гидропроекта в рабочее время бегают по магазинам? наверное, не только оттого, что такие разгильдяйки, а просто хотят до вечерних очередей что-то купить, достать?
