Джошуа Феррис - Безымянное

Тим ни на секунду не сомневался, что расстаться с жизнью сейчас не только правильно, но и необходимо, что освободительная смерть — единственный способ избежать жалкой участи проигравшего. Разум приказывал спустить курок. Но тело, обладающее собственными методами воздействия, сопротивлялось вовсю, призвав на помощь физическое отторжение, и пока Тим сидел на скамье, чуть не давясь засунутым в рот дулом, эти две силы сошлись в первобытной схватке, которой не было названия. Наконец Тим убрал пистолет и положил обратно в дальний угол шкафчика для инструментов, за тупые молотки и отвертки. Потом поднялся наверх. Ему не хватило мужества и воли — хотя, наверное, и того, и другого у него имелось в избытке, просто он снова уходит побежденным с поля боя, о котором большинство даже не подозревает до последних дней и минут своего существования.

Майк Крониш на его звонки попросту не реагировал. Новости сообщил Сэм Водица. Совещание созвали, голосование провели, из числа партнеров исключили.

— Дело не только в твоей тогдашней выходке, Тим, — пояснил Водица. — Как твоя жена?

— Здорова.

— Да ладно?

Они должны были позвать его на совещание. Он имел право выступить в свою защиту. Они же юристы, чему их только учили?

— Хоббс знает про мою жену?

— Хрена лысого! — возмутился Водица. — Ты хочешь, чтобы мы не просто доход потеряли, а еще и за нарушение служебной этики загремели?

— Где конкретно мои действия тянут на нарушение служебной этики?

— Какие, позволь узнать, действия, Тим? Какие еще действия, черт тебя дери?

Тим физически ощутил, как рушится и летит псу под хвост его жизнь. Двадцать один год. Фирма была для него вторым домом. Теперь Фрэнку Нововяну даже не обязательно с ним здороваться. Может быть, Фрэнк посмотрит на него и скажет: «Простите, мистер Фарнсуорт, мне запрещено вас пускать». А он тогда ответит: «Двадцать один год, Фрэнк…»

Они с Водицей вкратце обсудили решение по делу Хоббса. Одно хорошо — смертная казнь в штате Нью-Йорк отменена. Через несколько недель будет составлен предприговорный доклад, и тогда Хоббса упекут. Каким был бы исход, если бы Тим сумел довести дело до конца? Закончить досудебную подготовку, помочь с отбором присяжных, выступать в суде? Наверняка они сейчас праздновали бы оправдание, он в этом не сомневался.

Время от времени он названивал детективу Рою и Фрицу Вейеру — узнать, есть ли подвижки. Фриц задействовал свои связи и каналы, а одного из подчиненных отрядил прочесывать базы данных в поисках возможного соответствия портрету. Может быть, повезет…

Снова офис. Тим в костюме с галстуком выступал перед собранием партнеров. Кроме них там присутствовали Хоббс и Джейн с Беккой. Тим отстаивал свою должность. Доказывал, что приговор Хоббсу справедлив, потому что подзащитный виновен. Детектив Рой одобрительно захлопал. Тим оглянулся на Хоббса, который давился рыданиями. «Не беспокойтесь, я знаю, что вы невиновны», — шепнул ему Тим. Хоббс поблагодарил. Помощница окружного прокурора, ведущая дело, перечислила все совершенные Тимом нарушения: обман коллег, ложные заявления вышестоящим лицам, нарушение профессиональной этики — и закончила свою речь горячим призывом к присяжным выгнать Тима из фирмы взашей. Встал судья, рассыпая песок из сандалий. Это был Сэм Водица в черной мантии и солнцезащитном козырьке. Окинув взглядом остальных партнеров на скамье присяжных, он показал им два больших пальца. Джейн на стороне защиты утешала Хоббса. Вошел Майк Крониш и попытался стянуть с Тима брюки. Тим вцепился обеими руками в пояс, потому что не хотел остаться без штанов в самый разгар борьбы за должность. Но отделаться от Крониша было непросто. Он вознамерился показать всем голый зад Тима. Тим отпихнул его, но тот уже повалил его на пол прямо под ноги судье Водице, и художник-криминалист спешно зарисовывал потасовку. Крониш припечатал Тима лбом к полу, чтобы сподручнее было стягивать штаны. Лица остальных пропали из вида, потому что голову повернуть не удавалось и острый гравий впивался в лоб. Тим барахтался, сталкивая с себя Крониша, но тот навалился на него всей массой. И только когда Крониш наконец добился своего, Тим открыл глаза и понял, что действительно лежит без штанов, уткнувшись в потрескавшийся асфальт.

Он находился в Ньюарке, позади закрытого гипермаркета «Сейфуэй» с заколоченными фанерой окнами. В тусклом свете аварийного фонаря поблескивали осколки стекла и рассыпанный мусор. Чуть поодаль стоял заброшенный полуприцеп, превратившийся в приют для бомжей.

Тим обеими руками попытался разжать мертвую хватку на затылке, но пальцы соскользнули, и вдобавок напавший ударил его свободным кулаком по голове. Лоб впечатался в асфальт и, воспользовавшись секундной отключкой Тима, обидчик стянул с него штаны полностью. Извернувшись, Тим наконец оказался с ним лицом к лицу. Вся правая сторона его физиономии была обезображена жутким ожогом, от которого вытек глаз и скорчилось ухо. Тим схватил обидчика за горло, вцепившись всеми пальцами в трахею, словно хотел выдернуть, и одновременно сдавил в кулаке его яйца. Дикий животный визг отразился эхом от стенки мусорного контейнера. Не разжимая рук, Тим поднялся на колени, потом на ноги и наподдал ему с носка по голове, словно пасуя футбольный мяч. Обидчик стукнулся затылком об стенку контейнера и повалился на колени. Из носа, словно из крана, хлынула кровь. Теперь Тима никто не держал, но он уже не мог остановиться. Подобрав пустую литровую бутылку, он огрел обидчика по макушке. Снова брызнула кровь, окропляя асфальт. Тим пустился бежать — как был, без штанов.

Он дождался Джейн в городском парке, полном сухих деревьев и мелькающих теней, на утонувшей по щиколотку в мусоре скамейке запасных у бейсбольной площадки. Увидев заскользившие по стоянке лучи фар, он поспешил к машине, скрываясь в темноте, и кинулся к Джейн в одном нижнем белье.

Она распахнула дверцу, увидев, как он мчится через пересохший газон.

— А где твои брюки?

— Не выходи.

— Это что, кровь?

— Не моя. Джейни, садись обратно.

Он залез в машину, и они поехали прочь из парка.

Джейн уложила окровавленную одежду в стиральную машину и поднялась из подвала наверх. Откупорила бутылку белого над кухонной раковиной, налила в бокал, выпила залпом, налила еще. Со вторым бокалом, прихватив бутылку, она уселась за кухонный стол. Была половина третьего ночи.

Тим спустился после душа в спортивных штанах и футболке. Он видел, как устала жена. Мешки под глазами обозначились резче. Он губит ее.

— Я не могу больше тебя так мучить.

Он читал это на ее лице. С нее довольно. И никто ее не осудит.

Джейн налила себе третий бокал.

— Иди, сядь ко мне, — попросила она. Тим повиновался. — Ты уходишь все дальше и дальше. Вызваниваешь меня в полночь из Ньюарка. Из Ньюарка! Где убивают на каждом углу и призраки летают по улицам.

Он промямлил какие-то извинения.

— Послушай меня. — В голове наконец зашумело. — Ты совсем отощал. Ты подавлен. Ты выскакиваешь из парка полуголый и весь в крови. Если тебя не сведут в могилу сами хождения, угробит то, что к ним прилагается. Ты так хочешь умереть?

— У тебя есть альтернатива?

— Я ухожу с работы. А ты достаешь из ящика наручники. Никаких больше полуночных прогулок по Ньюарку. И никакой чужой крови.

Говорят, чтобы по-настоящему узнать человека, нужны годы. Говорят, семейная жизнь — это большой труд. Говорят, нужно меняться вместе с супругом, чтобы не разойтись в разные стороны. Еще говорят о терпении, об уступках, о компромиссах и понимании. Прописные истины, задача которых, похоже, вернуть вас обратно на старт. Тебя словно приковывают к затонувшему кораблю с сокровищами, и ты изо всех сил пытаешься вырваться из цепей. Если повезет, твой благоверный освободится тоже, и вы, одновременно вынырнув на поверхность, будете выискивать взглядом клочок суши на горизонте. Говорят, рано или поздно страсть утихает, все заменяет привычка, мелочи начинают раздражать, и вы снова и снова наступаете на те же грабли. Ради чего все это? Надежный тыл, семья, отношения? В идеале — ради любви. Здесь можно обходиться без объяснений. Предполагается, что это слово само все объясняет, и после двадцати лет брака вас возносят на пьедестал как эталон простейшего понятия — любви, на которой все это (обвести руками окружающий мир) и строится. Но внешность обманчива. И на двадцатом году семейной жизни супруги все так же ссорятся, так же ложатся в постель затаив обиду и так же могут неделями не касаться друг друга.

В этом-то и беда избитых истин, думала Джейн. Они и наполовину не отражают действительности.

Прошагать целый день и завалиться спать на задворках супермаркета. Проснуться от того, что какой-то отморозок пытается изнасиловать тебя во сне. Отбиться едва ли не ценой собственной жизни.