Нэнси-Гэй Ротстейн - Бьющееся стекло
Когда решали порыбачить, Шейн, гордившийся своим умением грести, ловко проводил лодку по каменистым отмелям. Их улов — окуньки, а порой красноперка или форель — поджаривался в качестве основного блюда вечерней трапезы. Обязательным ритуалом стало позднее купание — прогревшаяся за день вода казалась мягкой и ласковой, словно бархат. Джуди чувствовала, как медленно, но верно к ней возвращаются растраченные силы.
Три недели спустя, в шесть тридцать утра они снялись с лагеря, вновь загрузили машину и отправились к следующему месту назначения. Шейн в нахлобученной рыжеватой шапочке сосредоточенно рассматривал карту, помогая матери сориентироваться в лабиринте горных дорог.
— Мы с тобой славная команда! — воскликнула Джуди, когда тридцать девятая трасса штата действительно пересеклась с федеральной дорогой номер восемьдесят один. — Ты настоящий проводник!
— Похоже, у нас и впрямь получается неплохо, ма, — признал похвалу Шейн, оторвавшись от карты, и по его губам скользнула улыбка.
Спустя пять с половиной часов после выезда из Парка имени Вашингтона они приблизились к Национальному заповеднику «Бэк Бэй». Их прибытие на место было запланировано Шейном на полдень, с тем, чтобы хватило времени до ночи перенести провизию, снаряжение и два галлона воды по узким лесным тропинкам к новой стоянке в находившемся в ведении штата природном парке Фолс Кэйп.
— Я хочу увидеть все, — заявил Шейн, выбираясь из машины, в то время как Джуди позволила себе наконец расслабиться после долгой езды. — Особенно ядовитых змей, тех, которые по два фута, — добавил он уже из-за опущенного окна, заставив ее пожалеть о собственных опрометчивых словах. — Как думаешь, сегодня они нам попадутся?
— Не уверена.
— Какая жалость.
— Ну, змеи — это только вопрос времени, — заверила она сына, тоже выбравшись из автомобиля.
— А как считаешь, за три часа мы много увидим всякой всячины?
Понимая, что его нетерпение и торопливость связаны с тем ненормальным ритмом, в котором они жили на протяжении прошедшего года, Джуди поспешила указать, что сейчас они вовсе не ограничены временем и могут пробыть здесь, сколько им заблагорассудится.
Поставив палатку в Фолс Кэйп, они нередко наведывались оттуда в заповедник, где, бывало, подолгу сидели на корточках за ограждением, любуясь птицами. Они видели длинноногих снежно-белых цапель, бродивших по мелководью и забредавших так глубоко, что при малейшем волнении вода касалась перьев на их животах, а пройдя по тропе длиной в милю к океанскому побережью, наблюдали, как добывают пищу птицы покрупнее. Шейн восхищался, глядя на баклана, устремляющегося под воду и выныривающего с зажатой в остроконечном клюве рыбиной, или пеликана, погружающегося в прохладные глубины, чтобы появиться наружу с полным подклювным мешком добычи.
Они взбирались на двадцатифутовые дюны — Джуди первой, а Шейн за ней, стараясь ступать по следам ее кроссовок. Впрочем, порой он съезжал вниз по песчаному склону, а потом стремительно, чтобы песок под ногами не успел осыпаться, взлетал наверх.
По мере того как между ними восстанавливались прежние отношения, Джуди старалась наверстать упущенное за год и разузнать побольше о нынешней жизни сына, который оттаял, снова проникся к ней доверием и уже не старался отмахнуться или отмолчаться. Но порой казалось, что великолепие и спокойствие природы заставляют его острее переживать недавние обиды и неудачи.
Так, он огорчался из-за того, что прошлой зимой не отличился в баскетболе и не смог надеть сине-золотую форму школьной команды.
— Но ты попал в команду по плаванию, — возразила Джуди.
— А, — протянул Шейн, — в Джефферсоне это ничего не значит. На плавание записывали всех желающих.
Когда речь зашла об ухудшившихся оценках, Шейн фыркнул:
— Да как, по-твоему, там можно хорошо учиться? Это же не школа, а проходной двор!
— Шейн, — начала было она, вознамерившись прочесть нотацию, но осеклась. Прежде чем заниматься нравоучениями, следовало получше понять предмет разговора.
— Проходной двор, так оно и есть, — повторил Шейн. — Хоть кого спроси. Они говорят: «программа открытой школы», но ты ведь наверняка не знаешь, что это значит. Различные занятия проходят одновременно в одном большущем классе. Наша математичка притащила несколько шкафчиков, чтобы отгородиться от шума. Сказала нам, что иначе не слышит собственных мыслей. Не знаю, как она, а я точно не слышу большую часть того, что нам талдычат на уроках. Слишком много шума.
На вопрос о новых товарищах Шейн ответил: Джефферсон сильно отличается от моей прежней школы, и ребята здесь другие.
— Ну, поначалу в новой школе всегда непривычно.
— Не в том дело, — отмел он ее успокаивающий тон и с заговорщическим видом пояснил: — Тут уйма банд.
— Банд?
— Конечно. Свои шайки у черных, у испанцев, у азиатов. В коридорах всё время драки. Коридоры у нас длиннющие.
— А что делает школьное начальство?
— Ничего. Что оно может?
— Ну а как же ты?
— Нормально. У меня тоже есть друзья, — ответил он, закрывая тему.
Да, похоже, обстановка в этом заведении сильно отличалась от того, к чему привык Шейн в Холлин Хиллз. Ей не следовало отправлять его в местную школу, не зайдя туда и не взглянув на все своими глазами.
— Единственное, что мне нравится в Джефферсоне, — разоткровенничался Шейн через некоторое время, — так это клёвый центр отдыха. Там и столы для пула есть, а видеоигр — так просто целая прорва.
— Видеоигр?
— Ну. Это часть программы продленного дня. Я обычно торчу там допоздна, пока не отходит последний автобус. Первый-то отправляется в два сорок, но какой мне смысл на него садиться? Тебя все равно нет дома, а что мне там одному делать? Ровесников нет, по соседству одни старики да разведенные… — Ой, мама, прости, — смутившись, осекся он.
— Не может быть, чтобы в таком огромном доме не было мальчиков твоего возраста.
— А вот проверь сама. Только в одной квартире есть ребята, да и то такие, что с ними мало кому охота водиться.
Каникулы уже подходили к концу, когда Шейн с обреченным видом сказал:
— Вовек бы туда не возвращаться.
— Куда? В нашу квартиру?
— Нет. Вообще туда.
— В Кристалл Сити?
— Я бы назвал это место Цемент Сити. Цементные башни. Цементные парки. Искусственная вода. Никаких деревьев, никакой травы, никаких птиц. Даже сверчков.
— Ну, Шейн, деревья все-таки есть, — справедливости ради возразила Джуди. — Немного, но есть.
— А вот и нет. Это не настоящие деревья, они воткнуты в цемент. Их даже ветер не колышет.
— И птицы есть, — упорствовала она.
— Да кто может услышать их щебет сквозь рев самолетов? Уж во всяком случае не я. Самолеты в Национальном аэропорту летают беспрерывно.
Эти сбивчивые разговоры позволили Джуди увидеть мир таким, каким он предстал перед ее сыном в последний год, понять его проблемы, на которые у нее с прошлого августа совершенно не находилось времени, и постичь его до сих пор остававшуюся затаенной обиду.
В последний день каникул они съездили в Вирджиния Бич, где посетили музей Спасения Жизни со множеством моделей кораблей, великолепных раковин и других экспонатов, связанных с морем. Когда день стал клониться к вечеру, они зашли в ресторан с видом на Атлантический океан и, сидя за столиком, долго любовались желтыми и оранжевыми парусами скользивших вдоль берега яхт.
— Мам… — хрипловато промолвил Шейн. — Хорошо бы мы делали это почаще. — Он помолчал, а потом уточнил: — Почаще бы отдыхали вместе.
На следующий день они уложили вещи и оставшиеся припасы в машину. Занятия Джуди начинались в последний четверг августа. Уставший от многомильных пеших переходов Шейн сонно раскинулся на заднем сиденье, продолжая при этом сжимать в руках дорожные карты. Он поймал по радио рок-музыку, грохотавшую сейчас в машине. Эта какофония не мешала спокойному течению мыслей Джуди, поклявшейся себе никогда и ничему не позволять встать между ней и сыном. У него серьезные проблемы. Иные, чем у нее, но вполне сопоставимые по сложности. Теперь она всегда будет в курсе его дел. Но с каждой милей, приближавшей ее к Вашингтону, к «Юридическому Центру», на смену спокойствию приходила тревога. Боязнь того, что пусть эти решения и были приняты совершенно искренне, жизнь может внести в них существенные коррективы.
Глава 5
За шесть недель отсутствия в почтовом ящике собралось немало корреспонденции. Когда Джуди открыла его, оттуда вывалился целый ворох писем. Шейн подобрал их и подал матери, внимание которой привлекли пять довольно похожих с виду серо-голубых конвертов. Не откладывая, она вскрыла первый из них.
«Уважаемая миссис Крюгер!
