Илья Стогов - Отвертка
Я бродил по квартире, натыкался на углы мебели, ронял пепел на пол и не обращал на это никакого внимания.
Я давно забыл о том, что лицо женского пола может выступать в моей жизни не только как официантка или сержант милиции, но и в других ролях. А теперь Жасмин напомнила мне об этом, и все внутри просто клокотало.
На самом деле я не такой, как, например, Леша Осокин, который может за неделю соблазнить четырнадцать гимнасток или фигуристок с ногами полутораметровой длины, а потом прийти ко мне, завалиться, не разуваясь, на диван и, цыкая зубами, сообщить: «Что-то перевелись, старик, в этом городе классные телки… Ну что ты будешь делать?»
Я не такой. По природе я моногамен.
После того как три с половиной года тому назад я развелся с Натальей, моя жизнь вообще бедна эротическими приключениями. После развода у меня, пожалуй, было всего два продолжительных романа. И около дюжины совсем случайных meetings. Таких, что с утра я не мог вспомнить не только имени избранницы, но и того, где именно я эту избранницу избрал… и не было ли там чего-нибудь качественнее?
С Натальей я развелся быстро. Пять лет мы прожили вместе, а потом — будто щелкнули выключателем и погас свет. Когда свет зажегся снова, я жил в другой квартире, работал на другую газету и вел совершенно другую жизнь.
Иногда она звонит мне, говорит, что читает мои репортажи, вежливо хвалит. Я не звоню ей никогда. Только тупица строит дом на пепелище. Я и не строю.
Наталья — одна из самых красивых женщин этого города. Приятели рассказывают, что недавно она стала редактором отдела. Получает раза в полтора больше меня.
Вспоминать о подружках, бывавших в моей квартире после Натальи, еще противнее, чем о развалившемся браке.
Первой мое одиночество скрашивала девица со здоровенным бюстом и обалденным хриплым голосом. Не спрашивайте, откуда она взялась и куда делась.
Было это сразу после того, как мы с Натальей разменяли квартиру. Тогда мне казалось, что какая-то женщина обязательно должна быть рядом. Не одна, так другая. Как иначе? Понять, что я ошибаюсь, стоило большого труда. Избавиться от девицы стоило большой крови.
После этого, наученный горьким опытом, я где-то с год вел образ жизни почти спартанский. Меньше женщин — меньше проблем.
В конце минувшей зимы я писал для небольшого журнала. В журнале был зануда редактор, а у него была секретарша Лена. Когда я понял, что ситуация выходит из-под контроля, было уже поздно.
Пить Лена любила, но не умела. То есть абсолютно. В каждый свой приезд ко мне Лена напивалась до чертиков и потом, пребывая в состоянии алкогольного транса, так голосила в постели, что соседи несколько раз порывались вызвать милицию.
С собой Лена привозила порнокассеты. Жуть, да? Насмотревшись немецких киношек, она выкидывала потом такие коленца, что, бреясь по утрам, я стеснялся смотреть своему отражению в глаза.
Ей что — с утра она никогда ничего не помнила. А каково мне? Я, между прочим, как бы пьян ни был, ничего не забываю. В общем, с Леной тоже не срослось.
Но главное — все эти истории были скучны. Я болтался с подружками по найт-клабам, пил с ними виски и «Бейлиз», а как-то с Леной мы умудрились за день поесть мяса крокодила в «Афродите» на Невском, плова с анашой в «Синдбаде» на Васильевском острове, а потом в «Кукараче» на набережной Фонтанки вытрескать бутылку мексиканской кактусовой водки «Пепе Лопес» с лежащей на дне личинкой гусеницы. Правда, по насыщенности этот денек был не вполне обычным даже для меня.
Я дрался из-за дам, я брал их с собой на интервью, когда в город приезжали импортные звезды, а с той, первой, грудастой девицей я как-то занимался любовью прямо на «Чертовом колесе» в Луна-парке. Ночью, пьяный, под проливным дождем. Причем «Колесо» запустил самостоятельно. Когда приехала милиция, я еле откупился от заспанных сержантов…
И все равно было мне скучно. Ничего, кроме облегчения, не испытывал я в тот момент, когда романы подходили к концу.
А теперь все было иначе. В самую первую утреннюю минуту, когда, открыв глаза, я увидел, что на груди у меня лежит белокурая голова, я понял — теперь все будет иначе. Я чувствовал себя так, словно за окном и в самом деле была весна и повсюду цветет сирень, а просыпаюсь я оттого, что солнце, зараза, слепит сквозь шторы и раскаляет воздух в квартире так, что нечем дышать и сразу хочется в душ.
Я почувствовал, что сигарета дотлела до фильтра и обжигает мне пальцы. Только тут я расслышал: в дверь кто-то звонит.
Я открыл дверь. На площадке стоял майор госбезопасности Владимир Федорович Борисов. В пиджаке и до блеска начищенных ботинках.
Вот уж кого не ожидал.
— Здравствуйте, Илья Юрьевич. Можно к вам?
— Что-то случилось?
— Случилось. И серьезное.
16
Лужи.
Вода сверху, вода снизу. Мокрое небо извергало на мокрую землю океаны воды, и человеку не было места в этом вымокшем, скользком мире. Выжить здесь мог бы лишь Ихтиандр, но я Ихтиандром не был.
Весь день остервенело лил дождь. Он торопился взять реванш за утреннюю паузу. За утро, когда мне вдруг показалось, что сквозь тучи на мир глянуло солнце.
Я шагал прямо по лужам. Ботинки были мокрыми, джинсы тоже. Я брызгал на плащи и куртки прохожих, но те не возражали. По крайней мере, вслух не было произнесено ни единого грубого слова.
Было, наверное, во мне что-то такое, что подсказывало прохожим: безопаснее промолчать и идти дальше. Целее будут.
Несколько часов назад я вплотную подошел к грани, отделяющей просто подпитие от свинского состояния. И с тех пор семимильными шагами двигался вперед.
Сразу после того, как из квартиры вышел майор Борисов, я надел куртку, обулся и вышел из дому. Перешел дорогу, купил бутылку водки, вернулся домой и выпил ее всю. Из горлышка, не снимая куртки. Как воду жизни. Как лекарство от жизни.
Я не думал, куда иду. Не хотел думать. Стоило позволить сознанию начать свою блудливую работенку, и оно тут же, лбом об стену, наталкивало меня на то, о чем думать было столь больно, что проще было бы умереть.
Поэтому я просто шагал и считал шаги. Ноги свое дело знали и привели меня куда нужно.
Зеленая неоновая выеска «Rose Garden». Ночной клуб. Внутри — тепло и уютно… стучит музыка. Впрочем, какая разница! Это могла бы быть и рюмочная с липкими столами. Мне наплевать.
Перед входом стояла пара охранников. Парни разглядывали девушек. Те толкались неподалеку от женского туалета. Охранники посмотрели на мои выше щиколоток мокрые брюки и нарушенную координацию. Однако, поводив вокруг плаща металлоискателем и убедившись, что гранатомета у меня с собой нет, пропустили внутрь.
Я заплатил за вход и поплелся в бар.
— Что у вас есть… самое крепкое?
— Рукопожатие.
— Сейчас я дотянусь до тебя и выколю тебе, уроду, глаз… Правый.
— Текила, джин, водка, виски трех сортов.
— Водки.
— Сколько?
— Всю, сколько есть.
— Я налью вам двести. Идет?
— Двести пятьдесят.
— Садитесь за столик, вам принесут.
Столики были в основном заняты. Я подсел к здоровенному рыжему парню, сидевшему у забрызганного окна и пившему пиво. Не вздумал бы он лезть ко мне с разговорами.
Господи, как глупо! Что за жизнь… Ты ступаешь на зеленую солнечную лужайку, а она оказывается трясиной. Мы предаем, нас предают, кто-то становится изменником, кто-то завтра изменит изменнику.
А ведь я почти поверил, что все будет хорошо.
Девушка в юбке, стянутой так низко, что я видел настоящий цвет ее волос, принесла мне водки.
Водка была честна со мной. Она не обещала того, чего не может дать, зато целиком давала то, что может. Выпиваешь немного напитка, и уже не жизнь пугает тебя, а ты начинаешь пугать жизнь. Справедливо?
Я отхлебнул из стакана, сложил руки на столе и положил на них тяжелую голову. Господи! Ты все можешь! Сделай так, чтобы этот мир не был таким дерьмом, как сейчас. Пожалуйста…
Потом я все-таки разговорился с рыжим. Сказал ему что-то… не помню точно, но вроде бы про любовь.
Мы заказывали алкоголь и пили его, и заказывали опять. Перед глазами у меня плавали красные пятна, а воздух в клубе дрожал, как в знойный день.
«Любовь штука особая», — говорил мне парень. «Это точно!» — говорил я. Бармен переводил взгляд с нас на секьюрити и обратно.
Мир терял четкость очертаний. Теперь он был очень пластичный: лепи что хочешь. Теперь мир принадлежал мне… только у меня совсем не оставалось сил, чтобы хорошенько над ним поработать.
Я опустил голову на край стола. «Тебе плохо?» — спросил рыжий. «Мне хорошо», — сказал я. Я почти не слышал его. Последняя водка была явно лишней.
Потом мы с рыжим отправились на танцпол объяснять девушкам про любовь… и рыжий пер через ограждения к будке DJ, чтобы заказать для классного парня Илюхи любимую песню… потом мы пошли блевать в женский туалет, но не сориентировались в пространстве и вместе упали на чей-то столик… своротили тарелки и бутылки… потом секьюрити все же решили принять меры, но мы были тоже не промах и вдвоем с рыжим пробили-таки себе дорогу к выходу, порвав пиджак одному охраннику и в кровь разбив лицо второму… а потом мы бежали проходными дворами и падали в лужи и прислушивались: нет ли погони?
