Максим Кантор - МЕДЛЕННЫЕ ЧЕЛЮСТИ ДЕМОКРАТИИ
Проблема деспотизма легального и деспотизма незаконного обсуждалась в эпоху Просвещения, когда оправдывался просвещенный авторитаризм, восхвалялся Китай с бюрократией ученых, находились аргументы для защиты методов Екатерины и Петра.
Вообще говоря, крепостному, жизнь которого зависит от деспота, мало дела до того, секут его на легальном основании или по произволу. Рабом он останется навсегда, никаких предпосылок для изменения его участи нет и не будет, но методы порки могут быть различны. Крепостного убеждают, что это существенная разница: получая удары по закону, он не может роптать, но если его секут по прихоти барина, имеет основания жаловаться. Бунт все равно невозможен, однако лучше обезопасить барина и договориться с крепостным, пусть мужика порют по закону. Крепостной отлично знает, что по желанию власти любой произвол может в одночасье стать легальным — и кнут от этого не сделается мягче. Однако его убеждают, что кнут сделается мягче.
Вот кому правовой статус человека с кнутом далеко не безразличен, так это либералу. Облегчить участь раба либерал не может — в сущности, и не хочет — но свое самосознание пытается устроить лучшим образом. Речь идет о его душевном комфорте — либерал стоит за строгое соблюдение законов, он против произвола и желает, чтобы мужика секли в соответствии с конституцией.
Именно поэтому либерал и выбирает Империю, так ему спокойнее. Империя мерещится благостная, это такая большая теплая мама, которая принимает под опеку все народы и все проблемы. Это уютная область прав, в которой отсутствуют вопросы национальной розни, угнетения сильным слабого и т. д. На деле, конечно же, все эти вопросы присутствуют в полном объеме — они в империи просто объявлены яко небывшими.
Современная прогрессивная империя привлекательна еще и тем, что наглядно отменила суверенную диктатуру. Империя признает только диктатуру комиссарского типа. Комиссарская диктатура, то есть учиненная на основании мандата, является как бы безличной, законодательной, комиссар за нее ответственности не несет. Это идеальная модель для наместников и анонимной власти.
Демократическая империя всегда постулирует, что ее диктат — это диктат комиссарского типа, то есть такой, за который несет ответственность весь народ, сама система, выбранные депутаты, а не отдельный человек. Я ваш наемный служащий, — говорит президент номенклатуре с выражением Ивана Грозного, удаляющегося в Александровскую слободу, — вы просите меня начать войну в Чечне или Ираке — извольте, сделаю. Но делаю это не своею волей, но токмо волею пославшей меня номенклатуры. Это верно, но не вполне.
С властью в демократической империи устроено примерно так же хитро, как с налогами. Миллионер открывает оффшорную компанию, эта компания имеет легальный бизнес в другой стране и назначает президентом того самого бизнесмена, который учредил оффшорную компанию. Этот бизнесмен является наемным работником сам у себя, себе платит налоги и неуязвим для правосудия. Так же происходит и с властью в демократической империи: президент распоряжается жизнью мелкого человека, но не по своей охоте, а как делегированный на эту должность номенклатурой, в то время как номенклатура выбрана народом, а президент является отцом нации и руководит выборами в номенклатуру. То есть фактически власть сама выбирает себя и подотчетна только себе.
Идеальное состояние — это такое родство маленького человека с Империей, когда Империи выгодно, чтобы человек качал нефть, а маленький человек благодарен Империи за то, что у него есть возможность эту нефть качать. Поскольку все происходит по закону — роптать нет причин.
Диктатура комиссарского типа существовала в Советской России, во времена Кромвеля (он был наделен неограниченной властью протектора, но это сделал Долгий парламент), в античных государствах, она же существует и сейчас. Ответственность не несет никто — лишь природа вещей. Когда говорится, что альтернативы президенту нет, это чистая правда — пройдите весь круг выборов заново, и вы выберете того же самого человека, поскольку выбирает система, отрегулированная номенклатурой.
Интереснее всего в данном случае судьба либеральной мысли. Когда пьяный самодур расстрелял законно избранный парламент из пушек в 1993 году, он был поддержан именно либералами — его произвол олицетворял мироуправляющий порядок, который был принят столь поспешно, что миростроительная демократия народных депутатов не успела оценить серьезность события. Либерал четко развел в своем сознании эти вещи. Народ, требующий прав, бритые молодые люди с палками и плакатами, — это российский хаос, а не подлинная демократия. А вот танки, стреляющие в парламент, — это демократический порядок, пусть горькое, но лекарство от хаоса.
Еще более тонкий случай — война в Чечне. Здесь либералу пришлось потрудиться. С одной стороны, с точки зрения демократического порядка Империи — мятежников надо давить. С другой, с точки зрения большой Империи, мировой западной цивилизации, куда хорошо бы вписаться, — бандитов давить не рекомендуется: они борцы за свободу. Большой империи в данном случае невыгодно лишать жизни борцов за свободу. Шаткость условий задачи привела к разброду во мнениях среди интеллигенции.
Решение пришло постепенно: теперь принято считать, что условием вхождения в Большую Империю Мировой Цивилизации будет создание Империи Российской, преодолевающей хаос своего населения. Мнится, что российская империя будет хранительницей прав — на деле она будет хранительницей порядка распределения, как это и было всегда. Право быть учтенным при раздаче отнюдь не означает равной доли — прямо наоборот. Каскадная система распределения привилегий, каскадная система морали есть не что иное, как принцип наместничества, но либералами принцип наместничества принимается сегодня за условие свободы. И выбор Империи рассматривается как идейный выбор России.
На самом деле империю в России выбирают всегда как условие выживания. Чтобы государство могло торговать, и товар принимали на международном рынке, чтобы номенклатура могла жить за счет народа, чтобы центр был обеспечен протяженностью окраин, должна функционировать империя, которую боятся. Что-то требуется делать с огромным населением — ставить его у помпы, переселять в Сибирь (как делал Столыпин), использовать как пушечное мясо. Самая неприятная проблема для власти — это народ. Хуже всего это население не учесть: тогда количество нетрудоустроенных образует критическую массу, из этой массы будет вырабатываться «миростроительная» демократия. Эта масса рано или поздно заявит о своих требованиях — требованиях революционных, не нужных порядку.
Всем памятен упрек российской пролетарской революции в отсутствии пролетариата — только ленивый не обсмеял Ленина (см. «Развитие капитализма в России»), записавшего в пролетариат беднейшее крестьянство, не обладавшее необходимым сознанием рабочего. По мысли Сергея Шкунаева, критическое количество нетрудоустроенных крестьян (а условия сельского хозяйства и не позволяли их трудоустроить: фактически не было ни земли, ни возможности работать) являлось, по сути, той материей, из которой ничто, кроме пролетариата, и произойти не могло. Вырос, конечно же, другой пролетариат, нежели в западных странах, некондиционный, — но уж какой есть. Порядок царской империи был разрушен именно этим демографическим балластом — перенаселением, с которым тогдашний порядок не знал что делать, экстенсивное развитие демографию не обслуживало.
Сегодняшняя капиталистическая Империя ошибки старается не повторить — и каскадная система прав здесь поможет, всегда можно подарить неучтенную массу населения на работы в Туркменистан — чуть менее демократическую страну, но уже вглядывающуюся в сияющие перспективы.
Либерал — преданный союзник Империи: от народного хаоса он тоже ждет беды. Российский либерал с тревогой вглядывается в окраины Родины; а есть ведь еще окраины мира — афганцы, колумбийцы, да мало ли тревожных мест. Все ли охвачены работой на производстве кокаина? Как бы не сорвался в бездну хаоса мировой порядок.
10. Демократия и рабство
Демократия задумана как строй, гарантирующий права рядового гражданина, интересы маленького человека. Так прописано в конституциях, и так трактует понятие «демократии» любой избиратель. Независимость от масштабных планов тарана и принято именовать гражданской свободой. Вопрос в том, гарантирует ли рядовой маленький человек права другого рядового человека, вполне ли он следует кантовскому императиву. Именно для соблюдения внутренних гарантий учреждаются законы, законы ставятся над гражданским обществом. Разумеется, эти законы действуют только внутри данного гражданского общества, применять их по отношению к иным обществам (допустим, деспотическим) неразумно. Хотя в деспотических обществах тоже существует рядовой маленький человек, но по отношению к нему демократия просто не в состоянии применить свои благородные принципы. В этом несовпадении общественных развитий много привлекательного.
