Сергей Довлатов - Филиал
Были, разумеется, споры и даже конфликты. Например, Дарья Владимировна Белякова оскорбила литературоведа Эрдмана. За Эрдмана вступились Лит-винский и Шагин. В частности, Шагин заметил:
– Еще вчера ты с Левой Эрдманом дружила. А сегодня Лева Эрдман – дерьмо. Завтра ты и обо мне скажешь, что я дерьмо.
Дарья Владимировна охотно согласилась:
– Возможно, и скажу. Но скажу, можешь быть уверен, прямо в глаза.
Шагин подумал и говорит:
– Этого-то я и опасаюсь.
На одном из заседаний вспомнили про Сахарова и Елену Боннэр. Заговорили о ее судьбе. (Сахаров тогда находился в Горьком.) Решили направить петицию советским властям. Потребовать, чтобы Елену Георгиевну выпустили на Запад. Вдруг Большаков сказал:
– Почему бы ей не сесть в тюрьму?! Все сидят, а она чем же лучше других?! Оттянула бы годика три-четыре. Вызвала бы повышенный международный резонанс.
Все закричали:
– Но ведь она больная и старая женщина! Большаков объяснил:
– Вот и прекрасно. Если она умрет в тюрьме, резонанс будет еще сильнее.
В библиотеке Сент-Джонс обсуждалось коллективное послание Нэнси Рейган. Сути этого послания я так и не уяснил. Почему решили обратиться именно к ней? Почему не к самому мистеру Рейгану? Бурной реакции в обоих случаях не предвиделось.
Эмигранты желали Нэнси Рейган доброго здоровья. Выражали удовлетворение ее общественной деятельностью. А главное, заклинали ее оберегать и лелеять мужа. «На радость, – именно так было сформулировано, – всего прогрессивного человечества».
Составил это нелепое письмо таинственный религиозный деятель Лемкус. Он же раньше других скрепил его витиеватой кучерявой подписью.
Собравшиеся выслушали ничтожный текст без эмоций. Молча проголосовали – за. Один лишь Шагин мрачновато произнес:
– Вы путаете эту даму с Крупской.
К часу дня я перестал вести записи и спрятал магнитофон. Nставались еще какие-то фантастические выборы. А так – я мог лететь домой ближайшим рейсом.
С Тасей я простился. Так и сказал ей утром:
– Давай на всякий случай попрощаемся.
– Как это – на всякий случай? Что может случиться?
– Возможно, я сегодня улечу.
– Прямо сейчас?
– Может быть, вечером.
– Значит, мы еще увидимся.
– Вдруг я тебя не застану.
– Застанешь.
Я подумал – а что, если она собирается лететь в Нью-Йорк? Помоему, это будет уже слишком. В нашем городе и так сумасшедших хватает. Да и утомили меня несколько все эти приключения.
Еще я подумал – вот она, моя юность. Сидит, роняет пепел мимо керамического блюдца с надписью «Вспоминай Техас!». Хотя находимся мы в центре Лос-Анджелеса.
Вот оно, думаю, мое прошлое: женщина, злоупотребляющая косметикой, нахальная и беспомощная. И это прошлое вдруг становится моим настоящим. А может, упаси Господь, и будущим…
– Я еще тут должен выяснить насчет собаки, – говорю.
– То есть?
– В связи с ее транспортировкой… Должны быть какие-то правила.
– Все очень просто, я узнавала. Тебе придется купить специальный ящик. Что-то вроде клетки. Это недорого, в пределах сотни.
– Ясно, – говорю.
Самое любопытное, что я действительно всегда мечтал иметь щенка…
В кулуарах меня окликнул человек невысокого роста, лысый, с хитрыми и бойкими глазами. Касаясь моего рукава, он заговорил:
– Насколько я знаю, вы имеете отношение к прессе.
– Косвенное, – сделал я попытку уклониться.
– Этого достаточно. Дело в том, что у меня есть статья. Вернее, небольшое исследование. Или даже эссе. Хотелось бы пристроить его в какую-нибудь газету.
– Что за эссе, – спрашиваю, – как называется?
Незнакомец охотно пояснил:
– Эссе называется «Микеланджело живет во Флашинге».
– Это о чем же?
– О творчестве замечательного художника и скульптора, который проживает во Флашинге. Он-то и есть Микеланджело. В нарицательном смысле,
– Что за скульптор? Как фамилия?
– Туровер. Александр Матвеевич Туровер.
– А кто написал эссе? Кто автор?
– Эссе написал я, с вашего разрешения. Тогда я спросил:
– А вы, простите, кто будете? С кем имею честь?..
Незнакомец тихим голосом представился:
– Туровер. Александр Туровер. Александр Матвеевич Туровер…
Было ясно, что он всегда представляется именно так. Сначала называет фамилию. Затем еще раз – фамилию плюс имя. Затем, наконец, фамилию, имя, отчество. Как будто одной попытки мало. Как будто разом ему не передать всего масштаба собственной личности.
Тут я окончательно запутался и говорю:
– Минуточку. Значит, так. Поправьте меня, если я ошибаюсь… Вы – художник Туровер. И вы же – автор статьи о художнике Туровере. Причем хвалебной статьи, не так ли?
– Более того, апологетической. Я все еще чего-то не понимал:
– Вы написали эссе о собственном творчестве? Может, я что-то /cb n?
Мой новый знакомый поощрительно улыбнулся:
– Вы абсолютно правильно излагаете суть дела. Тогда я подумал и говорю:
– Дайте мне копию. Я передам ее в «Слово и дело».
– Копия у вас, – поблескивая глазами, сказал Туровер.
– Что значит – у меня? Где именно?
– В портфеле, – был ответ.
Я нервно раскрыл свой портфель.
Там вместе с портативным магнитофоном и деловыми бумагами лежал незнакомый конверт.
Как он сюда попал? Кто мне его подсунул?..
Я решил не думать об этом. Как часто повторяет Юзовский: в любой ситуации необходима доля абсурда.
(ПРИМЕЧАНИЕ. Корреспонденция Туровера "Микеланджело живет во Флашинге " опубликована 14 января 1986 года за подписью "А. Беспристрастный ".)
Я решил позвонить в гостиницу. Узнать, чем занимается Тася. Выяснить, как поживает наш щенок.
Тасю я не застал. Зачем-то позвонил снова. Потом еще раз. Как будто надеялся, что подойдет собака…
Выборы должны были состояться под открытым небом. Для этой цели городская администрация выделила пустырь между католической библиотекой и зданием суда. За ночь активисты сколотили трибуну. На фанерных стендах возвышались портреты Гинзбурга, Орлова, Щаранского. Из динамиков по всей округе разносилось:
Поручик Голицын, достаньте бокалы,
Корнет Оболенский, налейте вина!..
Надлежало избрать троих самых крупных государственных деятелей будущей России. Сначала президента. Затем премьерминистра. И наконец, лидера оппозиционной партии.
Эти трое должны были затем сформировать правительство народного единства. Верховный Совет заменялся Государственной Думой. Совет Министров преобразовывался в Коллегию Народного Хозяйства. На месте распущенной Коммунистической партии должна была возникнуть оппозиционная. Что за оппозиционная партия – было еще не совсем ясно. Оппозиция – к чему? Этого еще тоже не решили.
Выбрать должны были троих. А выдвинутых оказалось – человек сорок. Государственных деятелей, как известно, в эмиграции хватает.
Речь могла идти лишь о самых видных деятелях. О том, кого уважают все без исключения. Я говорю о Буковском, Щаранском, Орлове идругих столь же замечательных людях.
Все дни, пока шла конференция, между участниками циркулировали различные списки. Одни кандидатуры вычеркивались. Другие поспешно вносились.
Наиболее острая дискуссия развернулась вокруг имени Солженицына. Почвенники считали его оптимальной фигурой. Либералы горячо протестовали, обвиняя Солженицына в антисемитизме. Восторжествовала компромиссная точка зрения: «Солженицын не государственный деятель, а писатель. Его дело – писать». С такой же формулировкой были отклонены кандидатуры Аксенова, Гладилина, Войновича, Львова. Тем острее шла борьба между оставшимися претендентами.
Затем возникло одно неожиданное соображение. Бывший прокурор Гуляев вышел на трибуну и сказал:
– Господа! Не исключено, что кто-то заподозрит меня в антисемитизме. Тем не менее, хочу задать вопрос. А именно – может ли еврей быть председателем Всероссийской Государственной Думы? Может ли еврей руководить Всероссийской Коллегией Народного Хозяйства? И наконец, может ли еврей быть лидером всероссийской политической оппозиции? Короче, может ли еврей стоять у руля всероссийской государственности?
– Почему бы и нет? – спросил Гурфинкель.
Затем уверенно добавил:
– У руля всероссийской государственности может и должен стоять еврей.
Неожиданно Гурфинкеля поддержал Иван Самсонов:
– Еврей хотя бы не запьет!
Гуляев дождался тишины:
– Убежден, что возглавлять русский народ должны люди славянского происхождения!
Из толпы раздался крик:
– Вы бы это товарищу Сталину посоветовали!..
Тем не менее все задумались. Эмиграция наша – еврейская. Русских среди нас – процента три. Значит, подавляющее большинство кандидатов на этих идиотских выборах – евреи. Могут ли они возглавить будущее российское правительство?
