Нацуо Кирино - Нежные щечки
— С ней все будет хорошо, не волнуйся!
Тень подозрения мелькнула во взглядах мужчин, смотревших на Исияму и Касуми. Взаимное доверие между этими двоими почувствовали все, будто его сквозняком разнесло по комнате. Касуми бросила в ответ вызывающий взгляд: «Разве вам понять?! Что вы можете о нас знать?» Глаза ее встретились с глазами Митихиро. В его пристальном взгляде читалось недоумение. Исияма, не обращая внимания на присутствующих, гладил ее по спине.
— Все будет в порядке. Жди здесь. Она обязательно найдется.
Исияма был так нежен с ней, потому что ее грех был и его грехом. И в том, что произошло, виноваты они оба. У обоих проскальзывала мысль, что они готовы бросить своих детей. Они оба знали об этом, а потому пытались сейчас успокоить друг друга. Они страшились своего греха.
Супруги Тоёкава, полицейские из участка Энивы, местные пожарные, зашедшие посоветоваться о том, как лучше прочесывать лес в горах, — люди шли вереницей, сменяя друг друга. Касуми сидела уронив голову. Митихиро и Исияма взяли на себя заботу обо всем.
Прошла неделя. Юка так и не обнаружилась. Ни следов, ни единой зацепки. Девочка исчезла так внезапно, будто не обошлось без сверхъестественных сил. Норико с детьми вскоре вернулась в Токио. Митихиро и Исияма, которым нужно было возвращаться на работу, вместе с Рисой тоже были вынуждены уехать.
В день их отъезда Касуми сидела на бетонной лестнице перед домом, когда почувствовала, как сзади к ней приблизился Исияма. С тех пор как тот прекратил рыбачить, тело его перестало пахнуть рекой.
— Касуми!
Посмотрев Исияме прямо в лицо, Касуми произнесла:
— Что же делать? Куда она могла уйти? Что же мне делать?
— Будем искать. Я не сомневаюсь, что она жива. — Исияма взял ледяные ладони Касуми в свои руки.
— Да, будем искать.
Касуми обвела девственный лес усталым взглядом. Она чувствовала, что природа теряет энергию. Горы готовились к зиме. Вечерами температура резко падала. И каждый раз Касуми терзала мысль, что где-то замерзает Юка. Исияма был подавлен, видя, до какого изнеможения дошла Касуми.
— Послушай, что я хочу тебе сказать. Только не сердись.
— «Не сердись»?
Сил, чтобы сердиться, у Касуми не осталось. Она посмотрела на Исияму так, будто видела его впервые.
— На мне лежит ответственность за то, что Юка пропала. Я купил эту дачу и настоял на твоем приезде. Этого я вынести не могу.
— Не можешь?
Касуми посмотрела на изможденное лицо Исиямы.
— Да. Я не могу смотреть, как ты страдаешь. И мне невыносимо, что Норико таскают на допросы.
— О чем это ты?
— На наш счет есть… подозрения. Норико об этом дали понять в полиции. Норико настаивает, что ей ничего не известно, но если что-то просочится про наши отношения, ее заподозрят. Могут подумать, она из ревности что-то сделала с Юкой. Даже более того, все мы без малейших оснований попадем под подозрение. Поэтому я тебя прошу никому не говорить о нас с тобой. Норико тоже поклялась, что будет молчать.
Касуми подняла взгляд на Исияму:
— То есть притвориться, будто ничего не было?
— Я не говорил, что надо притвориться, будто ничего не было. Потому что — было. Я лишь прошу не говорить об этом посторонним. Иначе Норико попадет под подозрение. Мориваки-сан тоже может оказаться под подозрением. Начнется неразбериха, от которой все пострадают. Мне этого не вынести.
Касуми почувствовала, что Исияма уже все для себя решил. Она смотрела на месяц, висевший средь бела дня над вершиной вулкана Энива.
— То есть всему конец?
— Да не конец, сказал же тебе. Потому что я тебя люблю, — произнес Исияма, покосившись на дорогу — не идет ли кто.
Митихиро, взяв с собой Рису, ушел попрощаться с Идзуми.
— Что же делать? То есть мы не будем больше встречаться?
— Некоторое время мы не сможем видеться, — выдавил из себя Исияма. — Сама подумай, что я буду чувствовать при встрече с тобой, осознавая каждый раз, что это по моей вине ты потеряла ребенка? Ну, сама посуди. Мне этого не пережить. Пожалуйста, подожди немного!
— Подождать?! Как долго?
— Пока не найдем Юку. И я со своими делами не разберусь.
— С чем ты собрался разбираться?
— Я о Норико. Это займет какое-то время. Прости.
Исияма закурил и стал разглядывать маленький садик справа. Рядом с качелями валялась желтая пластиковая лопатка — игрушка Рюхэя. Яркая расцветка резала глаза.
— Ну что, подождешь? — спросил Исияма.
Касуми молчала, разглядывая свои кроссовки.
— Касуми-сан, подождешь? — снова взмолился Исияма.
— А чего ждать? — Касуми заглянула в ошарашенное лицо Исиямы.
— Как чего? Меня подождешь?
— А что будет со мной, пока я буду ждать? Ты не можешь мне помочь сейчас, так какой смысл ждать? — пробормотала Касуми, качнув головой. — Я не могу ждать, пока что-то, возможно, как-то да сложится в будущем. Я и раньше не ждала и впредь ждать не буду. У меня есть только «сегодня».
— Да уж, — вздохнул Исияма. — Ты такая.
— Если ты сейчас не можешь быть со мной, то мне остается только искать Юку.
— Не могу. Извини. У меня еще есть семья.
Ей показалось, что он всхлипнул, но она не посмотрела на него. Послышались звуки шагов и голоса. Митихиро с Рисой возвращались обратно. Исияма, не произнеся ни слова, зашел в дом.
Мужчины и Риса во второй половине дня улетели. Касуми осталась одна на опустевшей даче. Она планировала пробыть здесь еще месяц. «Бедная Юка, — думала Касуми, — вернется, а меня тут нет». С наступлением сумерек она обошла все комнаты, одну за другой. Из темных углов ей слышался шепот дочки: «Мамочка, мама!» Неужто девочка вздумала поиграть с ней в прятки? Несколько раз Касуми, не сдержавшись, засмеялась, окликая дочь: «Скорее выходи!» Последней была комната в четыре с половиной дзё, та самая, сбоку в прихожей. Касуми не заходила сюда с того самого вечера. Она прислонила ухо к двери. Из комнаты доносилось тяжелое дыхание Исиямы и ее собственное. В тот момент она подумала, что это их мир, новый мир, принадлежащий только им двоим. Она ведь жила только ради этого. Оторвавшись от двери, Касуми застонала. Как же она любит Исияму! Как же она любит Юку!
Зазвонил домофон. Очнувшись и заметив, что стоит в прихожей одна, Касуми решила, что вернулась Юка. Она утерла слезы — в душе теплилась крохотная надежда — и широко открыла дверь. На фоне темно-синего сумеречного неба стояло семейство Тоёкавы. Его жена — с короткой, как у мужчины, стрижкой, в пиджаке грубого мужского покроя, на лице ни грамма косметики, бесцеремонная на вид — произнесла низким сочувственным голосом:
Все ваши разъехались. Мы подумали, что вам тут одиноко, вот и зашли.
— Спасибо, — ответила Касуми с нескрываемым разочарованием.
- Может, поужинаете с нами? — пригласил Тоёкава — мужчина с глазами, как у сына.
Тоёкава явно был не дурак выпить — судя по его иссиня-черной, толстой, как у кабана, шее. Позади них, покорно склонив голову, стоял их сын.
— Большое спасибо, но я не в настроении.
— Да, мы понимаем. Ну ладно, мы вам что-нибудь принесем.
Касуми решительно отказалась.
— По правде говоря, мы завтра уезжаем. Сейчас как раз сезон, мы решили дачу продать. Конечно, после того как Юка-тян пропала, это будет сделать труднее, но мы все равно настроены продать, вы уж не обижайтесь, — выдавил из себя Тоёкава.
— С какой стати?
— Ну как же, Юка-тян вернется, а тут никого из знакомых нет, жалко же.
Лицо парнишки исказила печальная гримаса. Неожиданно на глаза Касуми навернулись слезы. Вот почему им было все равно, когда в саду нашли труп собаки, — потому что они думали продавать дачу. Потому что они не собирались оставаться здесь, когда выпадет снег. С наступлением зимы здесь останутся лишь несколько заброшенных домов. Ей удалось сбежать из своей деревни, но она потеряла Юку в этом пустынном месте. От жалости к дочери слезы все лились и лились из ее глаз. Она впервые рыдала на людях. Семейство Тоёкава, переглядываясь между собой, продолжало стоять в нерешительности, не зная, как поступить. В конце концов они ушли.
Вечером после того, как она поговорила с Митихиро, позвонил Исияма. Звонил он, видимо, с общественного телефона — из трубки доносились посторонние мужские и женские голоса, слышался шум машин. Касуми с ностальгией вслушивалась в звуки Токио.
— Тебе там не одиноко?
— Все в порядке, — соврала Касуми.
— Я ужасно подавлен. Чувствую свою ответственность перед Юкой. И перед тобой. Не знаю, как с этим быть. Бросил рыбачить и курить. Решил, что должен сделать что-то, что мне сделать непросто. Дурак я?
— Да нет. Как Норико?
— Ходит как в воду опущенная. Со мной почти не разговаривает. Она тоже по-своему зла на меня за то, что ты по моей вине так страдаешь.
