Андрей Жвалевский - Типа смотри короче
— Не веришь мне… Не веришь? Ну так получи! — шептала Таня и хлюпала носом. — Назло теперь буду курить. И по подъездам шляться! И вообще…
А Танина мама стояла, прижавшись лбом к оконному стеклу, и думала о том, что это такой стресс — воспитание подростка…
День святого Валентина
На входе в школу вился настоящий водоворот. Раздавались половинки сердечек, чтоб потом в течение дня каждый мог найти свою половинку.
Школьная почта работала в режиме аврала, толпы мелюзги ходили за почтальоном и выгребали из карманов заветные валентинки.
Старшеклассники смотрели на всю эту кутерьму с презрением.
— Идиотский праздник, — презрительно цедила сквозь зубы пожилая, умудренная женским опытом десятиклассница, — наивные дети.
Мила с трудом пробились через толчею на входе и протиснулась к раздевалке.
— Ты потеряла, — подёргали её сзади за шарф.
Мила оглянулась. Маленький мальчишка, пятиклашка, ниже на две головы, протягивал ей открытку. Он был хорошенький, как с картинки, и смотрел на неё с восхищением.
— Это не моё, — отмахнулась Мила.
— Нет, твоё! — упрямо сказал мальчик и сжал губы.
— Мелочь, это не моё! — повысила голос Мила.
Мальчишка всунул открытку ей в руки и сбежал.
«Я тебя люблю!» было написано крупным детским почерком.
«Детский сад!» — подумала Мила и бросила валентинку на подоконник.
Физика. Третий урок. Самостоятельная. Дверь распахнулась с диким грохотом.
— Почта! — выкрикнул бодрый пацан и полез в сумку.
Все замерли.
— Кислицына! — объявил парнишка и достал пачку валентинок. — Это тебе!
— О-о-о-о! — пронеслось по классу.
Перенек кинул ей на стол открытки и унёсся в следующий класс.
Милка смотрела на них, как на дохлых тараканов, которые в любой момент могут ожить и расползтись по её парте.
Естественно, Пашка тут же схватил одну из валентинок.
— Мила! Ты очен красивая! — прочитал он и залился хохотом. — Очен! Очен-очен!
Паша схватил следующую открытку.
— Мила! Ты самая лудшая девочка в школе!
Тут грохнул уже весь класс.
— Ой, не могу, — схватаился за живот Пашка. — Дай остальные почитать!
Но Мила неожиданно сгребла всё в сумку и вылетела за дверь.
Я тебя люблю!
Ты красивая!
Давай дружить!
Приходи ко мне на день рожденя!
Ты как королева только лудше!
Милка стояла в школьном туалете и раскладывала на подоконнике валентинки.
— Маленький глупый псих, — бурчала она себе под нос. — Какая я тебе хорошая, что ты обо мне знаешь…
Руки дрожали, слёзы подбирались к глазам.
— Пятиклашка сопливый…
Валентинками был обложен уже весь подоконник, осталась последняя.
— «Я буду любить тебя всю жизднь!» — прочитала Мила. — Ну хоть кто-то будет меня любить, — прошептала она и разревелась.
Фонарь для настоящего мужчины
До пятого класса Витьку били. Просто так, между делом. Не сильно — леща там дадут или пенделя. И без злобы. Витька до пятого класса был очень маленький, потому и получал. А так его даже любили — за необидчивость и готовность посмеяться чужой шутке.
Между пятым и шестым он неожиданно вырос. До каникул стоял на физре вторым с конца, теперь — вторым с начала, сразу за здоровяком Дикаревичем. И сразу как-то подзатыльники прекратились. Попробуй дотянуться до такого затылка! И в баскетбол стали брать. В общем, жизнь наладилась.
Тётя Таня из Вологды, когда гостила у Витькиных родителей дома, даже сказала уважительно:
— Как вымахал! Настоящий мужчина!
— Мужчина! — фыркнула мама. — А носки за собой до сих пор убирать не научился. Впрочем, — добавила она, выразительно глядя на папу, — некоторые взрослые мужчины этого тоже не умеют.
— Причём тут носки? — папа уже пригубил пива и потому был благодушен. — Мужчиной по-другому становятся.
Он игриво подмигнул тёте Тане, та укоризненно покачала головой, а мама нахмурилась:
— Хватит пошлить!
И, повернувшись к Витьке, сказала наставительным тоном:
— Мужчина — это тот, кто ведёт себя ответственно! Кто защищает девочек, помогает маме…
Витьке сразу захотелось зевнуть. Если бы мама заметила, как ему надоели эти нравоучения, она завелась бы надолго. А так удалось дождаться паузы и смыться в свою комнату «готовить уроки». Опустошая магазин в очередного фашиста на экране, Витька подумал: «А почему в „Контре“ только за мужчин можно играть? Типа не женское это дело — мочить уродов?» Но додумать до конца не успел — уроды вдруг полезли из всех углов.
* * *В конце шестого класса начались проблемы. То один, то другой одноклассник обгонял Витьку по росту. К маю он уже стоял на физре пятым.
Всё лето Витька украдкой проверял рост, но макушка словно упёрлась в какую-то невидимую преграду. «Такими темпами, — думал он с тоской, — мне скоро опять пенделей отвешивать начнут». Конечно, седьмой класс — это вам не второй-третий, тут люди уже серьёзные, но… а вдруг?
В самом конце августа он уговорил отца отвести его в секцию. Хотел в какое-нибудь тейквондо или ушу, но папа решительно заявил:
— Всё это наносное и не наше! Пойдёшь на самбо!
Витька согласился. Во-первых, он смутно себе представлял и тейквондо, и ушу, и самбо. Вдруг самбо самое крутое? Во-вторых, если что, потом можно и перейти в другую секцию.
Первого сентября опасения Витьки подтвердились: многие из одноклассников заметно вытянулись. Теперь он был среднего роста, и ехидный Радомский уже прошёлся по этому поводу. До подзатыльников, правда, не дошло, но Витька не собирался их дожидаться. Надо было срочно учиться драться самбисткими методами.
Но на тренировке драться не учили. Учили падать. Всю тренировку, все полтора часа. И всю следующую. И потом ещё три тренировки подряд новички только и делали, что шмякались на ковёр, ударяя по нему рукой.
— Резче! Резче! — покрикивал тренер. — И не выставлять руки, плашмя бить!
Когда Витька уже окончательно решил бросить это бессмысленное занятие, их вдруг поставили в пары и показали первый приём: переднюю подножку…
* * *К третьей четверти Витька снова оказался в строю на своём законном втором месте сзади. Но никто и не пытался дать ему подзатыльника. То ли на самом деле посерьёзнели, то ли уважали за накачанные мускулы — на тренировках теперь уже не учили падать, зато заставляли тягать тяжёлые предметы, например, партнёров по спаррингу. Это называлось «ОФП».
Но однажды Витьку всё-таки попытались побить. Нелепость ситуации была в том, что в драку полез Юрка Цыбулько из «В» класса, мелкий пацанчик, даже Витьке по плечо. Полез из-за ерунды: они столкнулись в коридоре, после чего Юрка сердито заявил:
— Чего толкаешься?!
И схватил за рукава куртки. Витька даже обидеться не успел. Всё-таки чему-то его за полгода на самбо научили, потому что руки сами собой сорвали Юркин захват. Цыбулько свирепо зарычал и бросился на Витьку головой вперёд. Тут уж Витька поступил обдуманно, сделал шаг в сторону, подставил ногу, подкрутил соперника — и мягко шлёпнул его на пол. Очень аккуратненько, чтобы не сломать ничего. А потом ещё зачем-то лёг сверху и зафиксировал Цыбульку в задержании. Тот чуть не плакал, вырываясь, а Витька мучительно соображал, чего же теперь делать. Драться с Юркой он совершенно не собирался, а лежать так было глупо. Хорошо, что одноклассники подоспели, оттащили Витьку (тот и не сопротивлялся), подержали Цыбульку за руки, пока тот орал:
— Я тебя достану, понял! У меня брат боксёр!
Витька не очень понял, причём тут брат — Цыбулько ведь сам полез драться. Криво ухмыляясь, чтобы скрыть смущение, он подобрал свой рюкзак и двинулся к выходу.
* * *Брат Юрки действительно оказался боксёром. К тому же на два класса старше. На голову выше и заметно шире. Они стояли на пустыре друг напротив друга и молчали. За спиной у каждого на приличном удалении топтались одноклассники. Цыбулько-младший нервно вертел головой. Его брат таращился на Витьку без всякого выражения. Витька чувствовал себя идиотом, да и всю ситуацию идиотской. Он драться не собирался, но на большой перемене подошёл Никита и строго сообщил:
— После уроков за стадионом тебя Цыбулькин братан ждёт.
— Зачем? — удивился Витька.
— В смысле? — уставился на него Никитос. — Ты же его брату навалял. Вот, махаться будете!
Витька смотрел в ясные глаза друга и понимал, что следующий вопрос, «Зачем?», будет понят неверно. Никита просто решит, что Витька испугался. И раззвонит всем. Поэтому Витька промолчал.
И сейчас не знал, что сказать. Он видел пару драк «один на один», но там соперники сами лезли в бой, долго обзывались и грозились. А тут — стоят и молчат.
