Диана Чемберлен - Папина дочка, или Исповедь хорошего отца
— Нет, не так. Совсем по-другому. Это как если бы нашим домиком стал Моби Дик на колесах. На несколько дней, пока мы не найдем настоящий дом или квартиру.
Или вообще что-нибудь, подумал я.
— Мы поедем туда, где баба? Она в Роли?
Я перевел дух.
— Нет, детка. Я же говорил тебе. Баба на небе. Мы не можем ее увидеть.
Она поболтала ложкой в своей миске.
— Пока я не стану старенькой и тоже туда не уйду?
— Правильно. — Вздохнув, я встал и принялся паковать ее коллекцию ракушек.
Надо бы в последний раз прогуляться по пляжу, но начался дождь. Дождь был холодный, неприятный, вполне соответствовавший моему настроению. Будь я один, все равно вышел бы пройтись, но не хватало еще простудить Беллу.
Собрал все наше имущество. Его было немного. Устроил Беллу в ее креслице в машине, а потом, стараясь не промокнуть под дождем, постучал к Саванне, чтобы проститься с ней. Она погладила шелковистые волосы Беллы.
— Я буду скучать по тебе, моя сладкая.
Вид у нее был такой грустный, что я думал, она вот-вот заплачет. Неужели она действительно любит Беллу, удивился я, стоя под дождем. Потом обнял Саванну и поблагодарил ее за все. Я и впрямь был ей обязан.
— Может быть, мы как-нибудь увидимся в Роли.
— Не исключено, — сказал я, но знал, что, как только дела немного поправятся, я вернусь в Каролина-Бич. На этот счет у меня не было сомнений. Саванне я этого не сказал. Ей нужно убедить этого Роя, что я заинтересован в его предложении и стою доверия. Что на меня он может рассчитывать. Отъезжая, мы помахали Саванне на прощание, и, как только я вышел на скорость в семьдесят миль, я запел «Ты мое солнышко». Белла, как всегда, присоединилась ко мне, и я мысленно убеждал себя, что нас ожидает будущее во много раз лучше нашего настоящего.
Глава 14 Робин
— Итак, полагаю, мы посадим Делани за седьмой столик, а Беккеров — за восьмой.
Молли развернула свою схему на большом столе в столовой, и она закрыла почти треть его поверхности. Дейл и я сидели рядом, зачарованно глядя на десятки кружочков, означавших места для гостей на свадебном завтраке, и длинный четырехугольник — места для небольшой группы близких. Алиса, конечно, будет моей первой подружкой невесты, а моя приятельница Джой, недавно переехавшая в Шарлотт, еще одной подружкой. Приятель Дейла, с которым он учился в колледже, живший где-то на севере, будет шафером, а один из его собратьев по профессии — дружкой. Близких друзей у меня было немного. Во время моей длительной болезни у меня не было возможности ими обзавестись. Джой я любила как сестру, но даже с ней мы разошлись с тех пор, как она переселилась в Шарлотт. А может быть, это произошло не из-за ее переезда, а потому, что семья Хендриксов полностью поглотила меня, сжав в крепких объятиях.
Дейл, зевая, отвернулся от стола.
— Ну что, покончили мы с этим? — спросил он мать, которая даже не вслушалась в его слова.
— На любом приеме, — продолжала она, обращаясь ко мне, — старайся сажать людей разговорчивых и молчаливых рядом. Разговорчивые будут поддерживать общую беседу, а молчаливые таким образом не будут испытывать неловкости.
Я кивнула. Поскольку процентов девяносто из приглашенных я никогда раньше не встречала, то понятия не имела, кто из них — болтуны, а кто — молчуны, а кто не входил ни в одну из перечисленных категорий. Поэтому я целиком полагалась на Молли.
Только одно обстоятельство в связи со свадебной церемонией огорчало меня: там не будет моего отца. Ему было бы так приятно повести меня к алтарю и увидеть наше с Дейлом бракосочетание. Я старалась не зацикливаться на этом, но в каждой книге о свадьбах, которые Молли совала мне в руки, много говорилось о роли родителей невесты в церемонии. Мамы не было давно — с этой потерей трудно свыкнуться, но боль почти утихла. Читая об обязанностях матери, я не испытывала страданий, которые причиняло мне каждое упоминание об отце. В одной из книг говорилось, что танец отца с дочерью на свадьбе — «один из самых драгоценных моментов в жизни каждой женщины». Я читала эту фразу снова и снова. Мне мучительно не хватало отца. Мы не всегда с ним ладили, но он был единственным, кто любил меня больше себя самого. Он умер от воспаления легких всего десять месяцев назад. Смерть его была неожиданной и страшно меня поразила. Единственное, что помогло мне пережить это время, — это сочувствие и понимание, которые проявили Дейл и его семья.
Джеймс сказал, что он может повести меня к алтарю, но мне это показалось странным и неестественным. Я не знала, что ответить на это его предложение, но Дейл уловил мою неловкость и смущение и предложил просто пойти рука об руку. Сначала Молли шокировала такая идея, но потом она смирилась. «Вы оба вполне взрослые, — сказала она. — Полагаю, вы можете делать все, как хотите». Я была благодарна Дейлу. Время от времени он делал что-нибудь волшебное, дававшее мне понять, что он знает меня лучше, чем я думаю.
Молли могла бы провести над своей схемой весь вечер, но я услышала плач и ухватилась за этот предлог, чтобы устроить перерыв.
— Пойду посмотрю, не нужна ли Алисе моя помощь, — сказала я, отодвигая стул.
Дейл улыбнулся мне с благодарностью за этот способ избавления от обсуждения свадебных планов. Он тоже встал и, наклонившись, поцеловал мать в щеку.
— Спасибо за труды, мама, — сказал он.
— Что ж, надо же кому-то этим заниматься, — сказала она, как будто вовсе не наслаждалась каждой минутой таких обсуждений.
Дейл быстро поцеловал меня в губы.
— Позвони мне, когда вернешься домой, — сказал он. И я поняла, что он собирается провести ночь со мной.
— Хорошо, — кивнула я. — Попозже.
Ханна громко плакала, когда я постучала в закрытую дверь спальни Алисы.
— Это я, Эли. Тебе нужна помощь?
— Одну секунду! — На фоне детского плача мне послышался мужской голос. Телевизор у нее включен, что ли? Я услышала, как что-то небольшое упало на пол. — Черт! — сказала Алиса.
Я чуть-чуть приоткрыла дверь.
— Все нормально? — спросила я. — Можно войти?
Она наклонилась над клавиатурой, держа на одной руке ребенка, а в другой — компьютерную мышь. На мониторе я увидела молодого белокурого парня и поняла, что она беседует с кем-то в скайпе.
— В чем дело? — спросил парень. — Тебе надо…
Алиса щелкнула мышкой, и он исчез с экрана. Я подошла, чтобы взять у нее Ханну. Алиса повернулась ко мне. Лицо у нее сильно покраснело. Она закусила губу.
— Не говори никому!
— Это был Уилл? — спросила я, прижимая Ханну к плечу. — Ш-ш-ш! — шептала я в ее теплое маленькое ушко.
— Обещай мне! — умоляла Алиса. — Прошу тебя, пожалуйста, Робин!
Памперс Ханы налился тяжестью.
— Она мокрая! — воскликнула я, отходя к пеленальному столику. — Сейчас переодену. Я ее переодену.
— Вот черт! — Алиса села на краешек постели. — Пожалуйста, Робин! Если ты скажешь Дейлу, он…
— Они все равно узнают, что ты с ним говорила, скажу я им об этом или нет. — Ханна плакала так, что все ее тельце билось в конвульсиях. — Они отслеживают все страницы Интернета на твоем компьютере и проверяют историю.
— Это был один-единственный раз, — сказала она. — Он имеет право видеть свою дочь.
— Памперс у нее промок насквозь. — Я злилась на Алису. Не столько за разговор с Уиллом, сколько за пренебрежение потребностями ребенка.
— Как раз собиралась его сменить, — огрызнулась она.
— Он так давно промок, что сейчас он даже холодный.
— Я люблю его, — призналась Алиса.
Я взглянула на нее.
— Ах, Алиса, — сказала я скорее себе, чем ей. Я даже не знала, слышит ли она меня, так громко заливался плачем ребенок. Повозившись с памперсом, снова взяла Ханну на руки. Она мгновенно успокоилась. — Малышка не выносит мокрые памперсы, — сказала я. — Тебе бы это тоже не понравилось.
Я села в качалку, похлопывая Ханну по спинке. Неужели от всех детей так хорошо пахнет? Я коснулась щекой ее пушистых волосиков.
Алиса кусала губы.
— Прошу тебя, пожалуйста, не говори никому! — умоляла она.
— Не скажу. — Гнев остыл. Я хотела, чтобы Алиса говорила со мной откровенно, а потому не стоило восстанавливать ее против себя.
— Я ненавижу свою семью, — сказала она. — Всех, кроме тебя. Все они такие старые. Брат мне в отцы годится. Он меня совсем не понимает. А мои родители! Ты же знаешь, какие они, Робин. Все, что им дорого, — это деньги и власть.
— Неправда, — возразила я. — Они очень любят тебя и Ханну. И заботятся о твоем счастье, о твоем будущем. Они не хотят, чтобы ты потратила себя на кого-то, кто тебя не стоит. — Я сама не верила тому, что говорила. В моих словах звучала мораль Хендриксов. Разве отец не говорил мне то же самое о Тревисе? Неужели я настолько похожа на своего отца? Я содрогнулась, теснее прижимая к себе Ханну.
