Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 1–13
Медсёстры уже давно к «ресторации» не допускались. Обычные медсёстры. Старшие отделений, главная больницы — пожалуйста! Была бы охота… Охота частенько была — не было возможности. Та же Марго с удовольствием бы пришла. Но «в хате жрать нечего, псина не выгуляна, Светка неизвестно где шляется». Дела житейские, короче. Да и такта хватало у старших и главных. А молодой средний персонал давно в эту компанию не допускался. Но Владимир Сергеевич отмочил!.. Бабник он известный. Первая жена. Вторая жена… Со второй долго жил. А тут явление — медсестричка устроилась в неонатологию. Хорошенькая, но рядом со второй Володькиной женой и рядом не стояла. Есть разница между отличным персидским ковром ручной работы и хорошеньким конвейерным ковриком из Икеи. Первый — не только произведение искусства, не только ранговая вещь, но и вложение. Второй частенько жуть как хочется купить, такой он симпатичный и уютненький, и страсть какой таки хорошенький, но ровно через месяц его без сожаления выносишь на помойку. Ну, или передариваешь, перекрестившись.
Трахал-то Владимир Сергеевич и прежде всё, что шевелится. Но тут!.. Нет, и тут трахал — никто поначалу и внимания не обращал. Но он вдруг от красавицы жены уходит. И женится на медсестричке. И не просто женится, а в институт устраивает… Пардон, в академию. На какой-то там факультет для медсестёр. Опять же как «у них в Америке». Сделали факультет высшего медсестринского образования. Зачем? Медсестра — она медсестра и есть. Если рукастая и должный характер имеется — она своё «высшее» на рабочем месте получит. А если руки не из того места колосятся и склонности нет — учи, не учи… У этой — особой склонности не наблюдалось. Хорошая детская медсестра — это призвание. Такое же призвание, как и всё в этом мире — от столярных работ до полётов в космос. Но в академии было всё модно нынче, всё по разнарядке. Так что и факультет для медсестёр организовали. С вечерней в том числе формой обучения. Вот чего она не на занятиях, а тут? Володька тоже бы мог соображение поиметь и пореже её за собой таскать. Чем они мужиков берут, эти девочки? Телом молодым? Так и без печати в паспорт этих молодых тел кругом — только успевай из завалов выкарабкиваться. Но именно на этой, не слишком, как и все они, особенной Владимир Сергеевич женился. Вторая жена его с хаты быстро выставила, благо она её собственная была. И он снял квартиру. Так что доходы его сильно поредели. За девчушку в вуз плати, за съёмное жильё — вынь да положь! Вот и сидел сейчас Владимир Сергеевич, и без того по жизни не слишком доброжелательный и радостный, мрачнее тучи. И вот чего, спрашивается, припёрся?
— Дай хоть куртку сниму! — усмехнулась Татьяна Георгиевна в ответ на Аркашины тирады. — Всем привет! — Она оглядела компанию. Были в основном завсегдатаи. Заведующий отделением анестезиологии и реанимации главного корпуса, заведующий урологией, пара хирургических мужиков, заведующий пульмонологией, противное явление природы из гинекологии — будущий, по слухам, заведующий. Начмед поликлиники, вечно недовольная дамочка. Причём вечно недовольная своим мужем — заведующим урологией. Володька со своей фифой. Один молоденький ординатор из гастрохирургии. Ещё один молоденький ординатор из травмы. И парочка «приближённых» к заведующим толковых интернов. Молоденький ординатор из гастрохирургии — как его? Вадик? — был как будто пыльным мешком прибитый. И глаза красные.
— Не-не-не! Сперва пьянка, а потом уж — стриптиз! Ты и в одежде тут всем крышу сносишь, что же будет без?!
— Без будет всё то же, что ты сегодня видел в операционной! — Татьяна Георгиевна сняла, наконец, куртку и села за стол.
— Не-е-е, — протянул Аркадий Петрович, размахивая полной рюмкой. — В операционной нет мужчин и женщин! Там ты просто гуманоид противоположного полового вида, а вовсе не сексуальный объект!
— Я вообще не сексуальный объект, Аркаша. Ты в курсе.
— Очень даже! О-о-очень даже сексуальный ты объект! — не соглашался хмельной Святогорский. — Если бы я ещё мог… То есть я хотел сказать, что если бы я не был верным мужем своей верной жены, то я бы очень даже хотел поработать на таком сексуальном объекте!
— Танька — секретный сексуальный объект! — выкрикнул заведующий урологией. — На неё без соответствующей формы допуска не попадёшь!
— Пить будем или как? — мрачно уточнил Владимир Сергеевич. — Сколько можно рюмки держать?
— Будем, Володька, будем! И пить будем, и ещё пить будем!
— Действительно, давай уже, Аркаша! Толкай свою речь, не задерживай почтенную публику с протянутой тарой! — подбодрила его Татьяна Георгиевна.
— Сегодня, друзья мои, — сосредоточенно и торжественно начал Аркадий Петрович, — хоть и не пятница, а всё-таки праздник. День какого-то там, чуждого нам, святого Валентина. Говорят, он венчал всякий сброд, какой венчания в порядочном обществе по умолчанию не заслуживал. Так давайте выпьем за то, чтобы всегда нашёлся мужественный идиот, готовый пойти на костёр, чтобы мы все могли совокупляться относительно чистыми если не перед людьми, то перед богом! Особенно с такой красивой женщиной, как Татьяна Георгиевна! — Святогорский опрокинул рюмку и шлёпнул ею об стол. — До дна!
— Я не хочу до дна! — прогундосила молоденькая медсестричка, любуясь тоненьким обручальным колечком на прозрачном безымянном пальчике.
— Не пей, котик. Никто не приговаривает, — шепнул ей Владимир Сергеевич, сам тем не менее опрокинувший рюмку так же лихо, как и бравый наркотизатор.
— А я не хочу совокупляться перед богом! — строго и серьёзно сказал заведующий анестезиологией и реанимацией главного корпуса.
— Тебе, Митя, уже и перед людьми должно быть стыдно совокупляться! — заржал Аркадий Петрович. — Тебе уже вообще стыдно совокупляться! Потому что ты к этому уже так же не способен, как и я. Но ещё корчишься. А это стыдно — корчиться, когда уже не способен! Кто с водкой, Митрий, дружен, тому секс, как известно, не нужен! Ты вспомни свою последнюю гастроль!..
«Последняя гастроль», как назвал её Святогорский, самый близкий друг заведующего анестезиологией и реанимацией главного корпуса Дмитрия Андреевича Фирсова, и правда шороху наделала. Фирсов чуть из заведующих не вылетел — так главный врач разозлился. И было за что. Фирсов напился в зюзю. Не на работе, а на рыбалке. Кому какое дело, что кто-то напивается на рыбалке? Никакого. Но Фирсов не просто напился на рыбалке, он ещё решил с кем-то не то мимо проходящим, не то за соседним костром сидящим выяснить отношения. И трезвый-то Дмитрий Андреевич нравом тихим и ласковым не славился, а уж приняв чуть больше нормы — вообще из берегов выходил. Все это прекрасно знали и больше положенного Фирсову не наливали. Но на рыбалку его пригласил благодарный, вытащенный буквально с того света пациент. Когда окончательно выздоровел, разумеется. И этот товарищ норму Дмитрия Андреевича не знал. И даже не подозревал о том обстоятельстве, что чуть больше своей нормы выпивший Фирсов не только из берегов выходит и ни чинов, ни званий, ни руля, ни ветрил не имеет, но ему ещё и становится позарез необходимо женское общество.
Вот и на той рыбалке в заповедной зоне не то мимо проходил, не то за соседним костром сидел кто-то с бабой. Фирсов принял — много и резко — и привет! Отправился очаровывать даму. А при даме — джентльмен. Неизвестно, что там Дмитрий Андреевич из себя изображал — возможно, что и чемпиона вселенной по всем вместе взятым боевым искусствам, — но джентльмен при даме повёл себя совершенно не по-джентльменски и треснул Фирсова якорем. Хорошо по голове не попал. Благодарный бывший пациент взывал к здравому смыслу, дама верещала, а заведующий реанимацией и анестезиологией под шумок сел за руль и почесал в дом родной. То есть — в больницу. Как доехал?! Благо тёмная ночь была… Швы ему на рассечённое якорем бедро в приёмном наложили скоренько. И он отправился в свой кабинет. Поспать, в себя прийти… Но вызвал анестезистку. Потому что самому ему спать не хотелось. А утром прямо к нему в кабинет зашла родная жена. Очень беспокоилась, почему её ненаглядный муж, кобеляка, вовремя — то есть к сильно раннему утру — с рыбалки не вернулся. И почему мобильный не отвечает, в кабинете телефон — никто не берёт, а в городской телефон отделения, тот, что в ординаторской, отвечать чётко как-то не торопятся, мнутся. Сперва: «Дмитрий Андреевич где-то был…», потом «Дмитрий Андреевич куда-то вышел…». В общем, она и пришла прямо в кабинет, не поленилась. Беспокоилась очень. Вот в семь утра и заявилась. Кто её остановит? А в кабинете… Анестезистка спит в объятиях законного супруга госпожи Фирсовой. Господин Фирсов дрыхнет без задних ног. А бельё — в кровище всё. В отделении было громко. Дмитрий Андреевич неделю от жены прятался. А через неделю у кабинета заведующего обнаружилось два чемодана с его барахлом.
