Мацуо Монро - Научи меня умирать
Сейчас мне захотелось перемотать самого себя на пару недель назад. До того момента, когда что-то пошло не так. Ошибка в программе, которая привела к сбою всей системы. Хорошо бы вернуться в точку восстановления.
Но это невозможно.
Остается только одно – нажать кнопку pause. Может быть, еще удастся внести какие-то исправления. Для этого нужно понять, что нуждается в исправлении.
Я сходил на кухню. Достал из холодильника бутылку «Асахи». Вернулся в комнату и сел в кресло. Рядом на журнальном столике лежала пицца с выложенной анчоусами запиской.
«В нашем кафе вы можете заказать пиццу с надписью, способной свести адресата с ума. Приятного развлечения!»
С чего-то нужно было начать. И наверное, с того, что все происходящее со мной в последнее время – полнейшая ерунда. Такого быть не может. И точка. Не бывает лиц, превращающихся в маски. Время не останавливается, как старые часы. Обезьяны не ходят по городским квартирам и не пьют пиво из чужого холодильника. Наконец, клочки бумаги не появляются в закрытой комнате. Про пиццу даже не хочется говорить.
Я решил сделать табличку. В одной графе записать все необычное, что случалось со мной. В другой – все, что вполне нормально и объяснимо.
Провозившись минут двадцать, понял, что затея бесполезна. Вопросов возникло куда больше, чем ответов. Что считать нормальным? Если разобраться, то все события последних дней – полный бред. Или не совсем полный. Частичный.
Например, Вик. Даже без того случая с маской в ресторане. Нормальные девушки не воруют хлороформ из больниц. И не крушат головы фонариками. Да и сама идея самоубийства. Вернее, логическое обоснование необходимости самоубийства… Этого хватит, чтобы ею заинтересовался психиатр.
Маска. Ресторан. Замершие люди. Объяснить можно только как галлюцинацию.
У меня не было проблем с головой. Не было психически больных родственников. Может человек без всякой причины слететь с катушек? Не знаю…
Бар… Если бы не эти записки, его с натяжкой можно было бы назвать обычным. Ну и если не считать бармена, слишком философствующего для простого бармена. Так вот, если не считать всего этого… Но «если» не оставляет ему шансов. Наверное, придется посчитать.
Про обезьяну и говорить нечего. Либо мистика, либо помешательство. В мистику я не верю. То, что остается, неутешительно. Хотя и маловероятно.
Больница? Да, там все реально. Никаких чудес и галлюцинаций. Если не считать чудом то, что нормальный, уравновешенный, скучный, как старый пиджак, клерк принимает активное участие в совершении преступления. Без малейшей выгоды для себя. Без малейших к тому причин…
И ни одно событие никак не связано с другим. Во всяком случае, я никакой связи не вижу. Хотя не вижу – не значит нету. Но от этого не легче.
Тупик.
Я посмотрел на пиццу. В ней ничего не изменилось. «Иди в BAR».
У меня перед глазами возникла тусклая вывеска.
Абсолютный тупик.
Последовать тому, что написано – признать, что те события, в которые я оказался втянут, реальны. По крайней мере, для меня. А что отличает сумасшедшего человека от нормального? Реальности. У одного – одна, у другого – другая. Вопрос качества, а не количества. Для обоих она настоящая.
Не последовать – остаться в тупике.
А если сформулировать по-другому: или идти в бар или к врачу.
Есть еще третий вариант. Самый бесперспективный. Последовать совету бармена и не делать ничего. Подождать. Все может решиться само.
В это я не верил.
Но именно так и сделал.
Поел пиццы, стараясь не обращать особого внимания на медленно исчезающую надпись, допил пиво и лег спать.
Глава 8
Утро было обычным. Настолько обычным, что я даже немного разочаровался. Когда привыкаешь к тому, что мир вокруг сходит с ума, его неожиданно наступившая нормальность сбивает с толку. Я словно проснулся после страшного сна. Страшного, но куда более интересного, чем настоящая жизнь.
Вик не звонила. Обезьяна не приходила. Гречневые хлопья не складывались в записки.
На мгновение мелькнула мысль, а что если это действительно был сон? Я посмотрел в коробку с пиццей. На оставшемся куске легко читалась латинская «В». Не сон. Но и не явь.
Нормальность чувствовалась во всем. В запахе кофе, во вкусе вишневого йогурта, в дроби дождя по подоконнику, в серой хмари за окном… Даже мебель в комнате излучала нормальность. Стол всем своим видом доказывал, что он всего лишь обычный стол. Кресло было таким обыкновенным, что вызывало зевоту.
Ни намека на тайну или загадку. Ни капли мистики.
В такое утро не верилось, что в моей реальности была эта больница, обезьяна и девушка по имени Вик.
Так и не дождавшись телефонного звонка от нее, я отправился на работу. Дисциплинированный, как часы. Завели – пошел. Когда завод кончится, надо завести снова, и я опять пойду. Кто и зачем меня заводит, мне не дано знать. Просто заводит и все. А я иду… Тик-так, тик-так, тик-так. Каждый занимается своим делом. Обреченность. Шестеренки вращаются, пружина сжимается, стрелки идут по кругу. Тик-так…
Рабочее утро я провел, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Все чудилось, что вот-вот я услышу вежливый голос, от которого мурашки идут по коже даже у невиновных. Или увижу пару крепко сбитых ребят в поношенных пиджаках.
Вот они появляются на пороге офиса, подходят к закутку Ямады, что-то спрашивают. Он кивает и указывает на меня. У Ямады на губах ухмылка предвкушающего сытный ужин вампира. Они внимательно смотрят в мою сторону. И начинают приближаться.
От этих мыслей рубашка то и дело прилипала к спине. Богатое воображение. Припадки трусости. Ожидание неминуемого, как мне казалось, наказания. Черт бы побрал эту Вик!
Что же делать? Сидеть и ждать, когда полиция доберется до меня? Может получиться очень интересный разговор. «Да, я был в больнице за несколько минут (или часов?) до убийства. Нет, ножом не пользовался. Только дубинкой. Знаете, такие тяжелые фонарики с длинной ручкой. Ими очень удобно бить по голове. Так что нож мне был не нужен».
Бежать? Куда? Как? Если всю жизнь прожил в одном городе и больше всего ценишь свой налаженный быт, мысль о побеге не доставляет удовольствия. Скорее наоборот, она вгоняет в депрессию. Только в книгах человек в один миг может превратиться в супермена. Под влиянием обстоятельств, как объясняют писатели. Несмотря на самые благоприятные для изменений обстоятельства, я оставался самим собой. То есть напуганным и растерянным человеком, потерявшим в жизни всякую опору. Что может сделать такой человек?
Обедать я отправился в ближайший тэйсёку-я.[28] Кормили там так себе, и бывал я там нечасто. Только когда совсем уж надоедало есть магазинный бенто среди разбросанных на столе бумажек.
Когда сигнал на обеденный перерыв превратил офис в столовую, я взял зонт и вышел на улицу.
Трудовые муравьи превратились в прожорливых термитов. Или в саранчу. На термитов они были похожи, пока двери ресторанчиков поглощали поток черных костюмов. Похожи своей организованностью, целеустремленностью и количеством. И конечно, голодом.
В залах идзакая и тэйсёку-я происходила метаморфоза. Колонны термитов превращались в тучу саранчи. Прожорливую, шумную, неуправляемую, хаотичную тучу, пожирающую все на своем пути.
На выходе из ресторанов происходило еще одно превращение. Последнее. Саранча снова становилась трудовыми муравьями. Сытыми, деловитыми, собранными, дисциплинированными. Объединенными высшей целью – строительством муравейника. Круг замыкался.
Я влился в поток термитов.
Но здесь в программе опять произошел сбой. Едва не ставший последним.
Задумавшись о жизни городских чудо-насекомых, я не заметил, как подошел к проезжей части. Река черных костюмов и разноцветных зонтов замерла у края тротуара, натолкнувшись на невидимую стену. А я продолжал шагать вперед. Термит-одиночка. Пораженный вирусом файл.
Автобус вырос рядом внезапно. Я почувствовал, как справа сгустился воздух, и услышал надрывный вой сирены и тормозов. И через мгновение увидел его тупую морду. Отражение серых облаков в лобовом стекле. Оскал решетки радиатора. И что-то еще. Это «что-то» никак не вязалось с автобусом. Вернее, с тем зрительным образом автобуса, который возникает при слове «автобус». Как если бы на тигриной морде были человеческие глаза. Сразу можно и не заметить. Сознание еще не успевает объяснить дикое несоответствие, но подсознание уже бьет тревогу. Вот нечто подобное было и в этом автобусе. Что-то катастрофически неправильное. Цунами, умеющее думать. Декабрьский ветер, обладающий собственной волей.
Впрочем, в тот момент ничего такого я не думал. Образ просто записался в подсознании, и оно дернуло за какую-то тревожную ниточку. Вот и все. Доля секунды. Я едва успел отпрыгнуть, ничего толком не сообразив. На одном инстинкте. Отпрыгнул и врезался в плотную упругую толпу. Чьи-то руки помогли устоять. Меня обдало облаком мелких брызг, летящих из-под колес, и теплом нагретого двигателя.
