Владимир Файнберг - Карта реки времени
Я клял себя за то, что проболтался Нике о своём сюрпризе.
— Не волнуйся, — снова сказал Донато.
Выйдя со мной из очередного магазина, он позвонил по мобильному телефону на работу Розарии, чтобы спросить, где она покупала компьютер для дочери. Выяснилось, в небольшой лавочке совсем близко от нашего храма.
Донато спрятал мобильный телефон. Мы подошли к машине. Он стал отпирать её дверь. Она не открывалась.
Внезапно он отскочил от машины, как ужаленный.
— Что случилось? Донато рассмеялся, оглядываясь по сторонам.
— Это не моя машина!
Действительно, его машина, точно такой же поддержанный, белый «фиат», стояла поодаль у тротуара.
…Магазин и вправду нашёлся в одном из проулков возле храма. Собственно, не магазин, а тесная лавочка. За стойкой у кассы в одиночестве томилась молодая женщина исключительной красоты. Она покатывала взад–вперёд коляску со спящим младенцем.
На вопрос Донато с неохотой оставила коляску, вышла из‑за стойки и подвела нас к противоположной стене с уходящими до потолка полками, уставленными плоскими, как ноутбуки, компьютерами для школьников.
Почему‑то сердито поглядывая на раскрытую для прохлады дверь своей лавочки, она объяснила Донато, а тот мне, что компьютеры снабжены программами для изучения разных языков. Один из этих языков должен быть родным для учащегося. Все это сделано в Сингапуре для Западной Европы. Русского языка в программах, кажется, нет.
Здесь, в Барлетте, этого и следовало ожидать. Несколько сбитый с толку, я все же решил приобрести компьютер с английским и итальянским языком. Решил, что Ника заодно выучит итальянский. Продавщица принялась искать таковой, перебирая, как фолианты, стоящие на полках компьютеры.
Вдруг выбежала на улицу и вскоре вернулась с высоким парнем, яростно ругая его.
— Это её муж, — объяснил Донато, — Скандалит, что он всё время бpocaeт её с ребёнком, выходит курить на улицу.
Поняв, что нам требуется, парень вытащил из угла стремянку, залез по ней под потолок, достал компьютер, перенёс его на стойку, подключил к электричеству, и я увидел на маленьком экране забавных персонажей, которые, играя, болтали между собой то на английском, то на итальянском, распевали песенки.
— Прекрасно! Кванто коста? — спросил я, вынимая из кармана свои шестьдесят пять евро, — Сколько стоит?
Ответ поверг меня в замешательство. По его словам компьютер стоил 120 евро!
Я беспомощно обернулся к Донато. Что тот сказал продавцу я не понял. Но цена тотчас была снижена вдвое и мы покинули лавочку, увозя компьютер,
— Хорошо, что я был с тобой, — сказал Донато.
— Ты всегда со мной, даже когда я в Москве.
Мы подъехали к пляжу в одиннадцать часов. По пустой набережной, от пальмы к пальме, передвигался грузовик с подъёмником, на котором стоял рабочий, срезающий с помощью бензопилы усохшие за лето вайи могучих гигантов.
Пеппино покуривал на своём месте у фонтана. Тут же орудовал метлой Марио. Оба явно обрадовались, увидев как я в неурочный час выхожу из машины с полотенцем через плечо. Пеппино что‑то крикнул Донато. Тот перевёл:
— Просят, когда снова приедешь, привезти им что‑нибудь из России.
— О'кей! — громко сказал я.
При этом стульчик мне почему‑то впервые не предложили.
Всё приходило к концу- лето, вольное плаванье в море, моя надежда на возвращённую молодость.
На ходу вытащил из кармана сложенную вчетверо карту, чтобы, как задумал, сделать из неё кораблик и отдать, что называется, на волю волн.
Никаких волн сегодня на море не было. У самой воды белел мой стульчик. А возле него, обняв колени, сидела на песке Миха. Сорвалась с места, полетела навстречу.
— Почему тебя не было утром.
— Так вышло.
— Что это у тебя? Получил письмо?
— Не письмо.
Я подошёл с ней к стульчику, сел. Раздеваться при девушке, обнажать своё старое тело было стыдно.
Её циновка с одеждой лежала поодаль, на прежнем месте.
— Миха, сможешь сложить кораблик из этой бумажки? А я пока поплаваю.
Она поняла, что я стесняюсь. Взяла карту. Побежала к циновке.
Я быстро разделся и кинулся в воду.
Плыл в последний раз. Испытывая особое чувство горечи, подобное горечи морской воды.
Темнеющий справа силуэт элеватора над гаванью, чуть угадывающиеся слева очертания полуострова, всё было прощальным, призрачным, как сон. Как бывает, когда ты уже почти проснулся, но ещё не раскрыл глаза.
Призрачные, белесые облачка плыли в небесной лазури. Покачиваемый вздохами моря, лежал на спине, словно тоже паря между ним и небом. Как отлетающая душа.
Потом возвращался к берегу, с досадой видел, что Миха опять появилась у стула. Подбоченясь, смотрела, как я выхожу на сушу.
— Миха, где мой кораблик?
— Я не поняла, что тут нарисовано? — она протянула листок
— Господи, помилуй! Тебе вовсе не следовало это разглядывать.
— А что это? — упрямо повторила она.
— Карта реки времени. Теперь понятно? — я отобрал листок.
— Не понятно. Как это может быть — карта времени? Никто не поймёт.
— Станешь старше- поймёшь! — предположение о том, что я могу быть никем не понят, пронзило меня
— Сейчас узнаешь! Узнаешь, что это за жизнь. Узнаешь, каков этот мир!
— Какой этот мир? — она стояла передо мной, как судья. Как будущий читатель этой книги. И я в сердцах стал докладывать Михе, этому ребёнку, о своей попытке прорваться назад в молодость, о чувстве вины перед матерью, о встрече с олигархами, с Василием Теркиным, о том, как был унижен собратом- писателем, о поездке на волах с крестьянами, которых невольно обманул…О том, как во время бомбёжки Москвы искал сам себя в метро.
— Но ты ведь нашёл себя! — перебила Миха, — А, знаешь, я видела тебя вчера вечером сквозь решётку ворот храма. Ты фотографировался с доном Донато, Лючией, Пеппино, Розарио, Рафаэлем. Со всеми! Ты очень счастливый человек! Да?
— Дурочка, что ж ты не подошла? Снялись бы все вместе.
2005 г.
