Сантьяго Гамбоа - Проигрыш — дело техники
14
Женщина торопливо подошла к стоянке такси. Неподалеку выстроилась в очередь вереница машин. К женщине подкатил желтый «додж-дарт», и водитель, следуя ее указанию, довез пассажирку до кинотеатра «Астор-пласа». Там сегодня показывали «Телохранителя» с Кевином Костнером. Приготовив двухтысячепесовую купюру, женщина приблизилась к кассе, купила билет и скрылась в дверях кинотеатра. В зале она устроилась в уголке ложи бенуара, куда обычно никто из зрителей не садится, если есть другие свободные места. Едва в зале погасили свет, к женщине подсел мужчина.
— Кто-нибудь видел, как ты уходила с работы?
— Нет, не думаю.
— Ладно, пошли отсюда!
— Да, жду тебя в четырнадцатом!
Эта цифра означала комнату номер 14 в мотеле «Билир-рубина», что за поворотом между Каракас и Тринадцатой.
Женщина приехала первой. Зашла в ванную, сходила на унитаз по-маленькому, затем встала перед зеркалом, подняла подол юбки и, поворачиваясь в разные стороны, принялась критически себя рассматривать. Покусала губы, чтобы выглядеть более сексуальной, несколько раз шлепнула себя по ягодицам, после чего снова натянула трусы. Кажется, все в порядке. Она прошла в комнату, разделась, обнажив красивые ноги и обвислую грудь, и к тому времени как прибыл мужчина, уже ждала его голая в постели. Тот, не теряя времени, присоединился к ней, начались ласки, потом стенания. Именно тогда в дверях появился Силанпа, стреляя вспышками своего «никкормата».
— Полиция, всем оставаться на местах!
Будто ударом тока, двоих в постели отбросило в разные стороны.
— Хосе Луис, сделай что-нибудь, не будь таким размазней! — закричала женщина, но мужчина только закрыл лицо одеялом. По шевелению плеч и складок материи угадывалось, что он плакал.
— Сучий сын! — снова закричала женщина, обращаясь уже к Силанпе. — Вы же людям жизнь ломаете, не понимаете, что ли?
Они встретились глазами. Силанпа разглядел косметику у нее на щеках, волосы, стянутые в хвост на затылке, серебряный браслет на запястье. Женщина показалась ему очень привлекательной своими беспомощными попытками закутать в простыню нагое, покрытое испариной тело. Лицо ее выражало мольбу. Силанпа подошел к столу и написал на бумажке номер телефона.
— Позвоните мне, обсудим! — С этими словами он вышел из комнаты, ненавидя обоих за измену, боль которой испытал и сам, и одновременно жалея несчастную парочку, вынужденную прятаться в дешевых мотелях ради нескольких быстротечных минут торопливой любви.
Ему подумалось, что пора уже перестать принимать заказы на частный сыск. Силанпа попытался вообразить, что бы он чувствовал, если бы ему принесли фотографии Моники. Есть что-то мазохистское в лицезрении любимой женщины в чужих руках, соприкосновения ее тела с телом другого мужчины. Он открыл фотокамеру, вынул кассету и швырнул под колеса мчащихся по улице автомобиль. Через несколько он уже парковал свой «Рено-6» на стоянке санатория в Чие.
Гусман выглядел неплохо. Силанпа вручил ему пакетик ачирас, в подробностях пересказал беседу с Абучихой и описал то, что видел на территории турецкой бани.
— Я, со своей стороны, думал об этом деле, Виктор, вертел его так и сяк, и вот что мне пришло в голову. Подобных ужасов у нас в стране пока не наблюдалось, так ведь? То есть я хочу сказать: те наши соотечественники, для кого убийства превратились в повседневное занятие, конечно, садисты, но даже они никогда не совершат подобного зверства. Поэтому мне кажется, что есть в этом определенный смысл и… не знаю, не знаю почему, но мне чудится в этом что-то вроде ритуала, призванного передать какое-то послание, может быть, даже определенному адресату, как бы на языке, понятном только в узком кругу… И еще: жестокость может выражаться в разных формах, но идея посадить человека на кол свидетельствует об известной изощренности ее авторов… Впрочем, возможно, я ошибаюсь:
— Но то, что у нас такого еще не было — сущая правда!
— Вот я и говорю. Покопайтесь-ка в архивах, почитайте историческую литературу на эту тему, узнайте — кто и за что сажал людей на кол?
Силанпа поделился тем, что почерпнул в энциклопедии, и Гусман взял это себе на заметку. Потом посмотрел в глаза Силанпе.
— Чувствую, вы хотите рассказать мне еще о чем-то, — произнес он.
— Нет, больше пока ничего не добыл.
— Я имею в виду лично вас. Что-то случилось?
Силанпа поднял глаза к потолку, будто выискивая на нем невидимое пятно или трещинку…
— Да, Моника…
— О господи!
— Она изменяет мне с Оскаром, своим прежним любовником — помните, я рассказывал?
— Я предполагал, что произойдет нечто подобное… А вы уверены?
— Я их застал.
Гусман почесал обе щеки.
— Что, сильно гложет?
— Чувствую себя в полном дерьме, но стараюсь не думать.
— Между вами что-то произошло накануне?
— Да так, фигня. В общем, я ее продинамил пару раз из-за работы.
— Это уже не фигня! Это самое большое зло, какое можно причинить женщине! Вы с ней говорили?
— Не могу заставить себя встретиться с ней, боюсь услышать правду.
— Если такая женщина, как Моника, поступает подобным образом, значит, что-то нарушилось у нее внутри. Подломилась какая-то опора.
Силанпа молча смотрел на него, и Гусман продолжил:
— Любовь похожа на пьянку. Пока длится возлияние, душа поет от счастья. Но рано или поздно веселье заканчивается, а наутро с похмелья так болит голова, что часто зарекаются брать в рот спиртное. Вы все еще любите ее?
— Да.
— А она вас?
— Кажется, она чувствует себя виноватой, во всяком случае, такой я ее еще не знал. — Силанпа провел рукой по волосам. — Не соображу, как поступить, я в полной растерянности, боюсь, если встречусь с ней, только насыплю соли на рану, и больше вообще никогда ее не увижу!
— А вы не бойтесь! Вы, Виктор, человек начитанный, и знаете, что жизнь начинается лишь после того, как постигнешь истину.
— Не хочу постигать истину, предпочитаю жить иллюзиями! — ответил Силанпа.
— Мы говорим о женщине из плоти и крови, приятель! Если вы ее любите, идите к ней, простите ей все и молите, чтоб она простила вас. Помните, время летит стремительно. Берегите в себе все лучшее, что подарила вам жизнь. А если не любите ее, забудьте о ней!
— Я ее не понимаю. Не знаю, чего она хочет.
— Иное дело, если она вас разлюбила. В таком случае вам остается напиться, разрыдаться, разориться, рвать и метать, разбить вдребезги пару стаканов! Убейте Моби Дика и отпразднуйте это событие, распив бутылку пиратского виски «Олдпарр»! Вот и все! Мужчина, затеявший воевать против женщины, обречен на поражение. Даже Наполеон, покоривший пол-Европы, произнес однажды мудрые слова: «Только в сражениях с женщинами победа достигается бегством»!
— Мне не нужна победа!
— Сосредоточьтесь на чем-нибудь еще, займите свой мозг каким-то делом, — настаивал Гусман. — Трудность в том, что любовь — такая же дурная привычка, как пристрастие к азартным играм, порок, не имеющий материального воплощения, а значит, нечего удалять из организма, чтобы излечиться.
Распаляясь, Гусман все больше повышал голос, пока дверь в палату вдруг не отворилась. Вошла медсестра, неся на блюдечке таблетки. Силанпа понял, что ему пора.
На обратном пути он размышлял над словами Гусмана. Конечно, со стороны все ясно и легко, когда не чувствуешь постоянной боли, засевшей в кишках раскаленной занозой. «Я абсолютно трезв», — вспомнил Силанпа и остановился возле магазинчика, где выпил одну за другой три копы агуардьенте. Слишком уж ополчилась против него действительность в последнее время, чтобы не пожелать изменить ее. Да только это безнадежно, сказал он себе, в задумчивости сидя над своим «ундервудом»: действительность — единственное, от чего не спрятаться и не убежать. Она всегда нас найдет и настигнет.
Войдя в квартиру, Силанпа увидел на полу письмо, которого днем не было. На конверте стояло его имя, а сверху логотип: «Турецкие бани „Земной рай“. Внутри он нашел лист бумаги с условиями вступления: заполнить анкету, приложить фотографии и выслать чек на двадцать тысяч песо. В случае одобрения его кандидатуры Силанпе предоставляется право однократного посещения „Земного рая“ и пользования всеми услугами в счет вступительного взноса. Лишь после этого ему вручат карточку постоянного члена натуристского клуба. Примечание гласило, что в одиночку приходить бесполезно и даже неэтично. „Земной рай“ по своим философским принципам в отношениях человека с природой опирается прежде всего на общепринятые моральные устои, а потому посетители допускаются исключительно парами».
Силанпа сунул листок в свой чемоданчик и нажал на кнопку автоответчика. «Силанпа, это Моника. Неужели все так серьезно? Уже девять вечера, а я, как дура, сижу у телефона и жду твоего звонка!»
