Грэм Джойс - Скоро будет буря
Воздев руки, начисто отбросив фальшивый выговор уличного торговца, на этот раз он являет собой образчик елейного обаяния Чартерхауса [17].
– Просто ты не расслабилась как следует, дорогая. Давай-ка посмотрим, не найдется ли у меня что-нибудь подходящее.
Он копается в выдвижном ящике комода на другом конце студии, извлекает из маленького пластмассового саше пудреницу с зеркальцем и выкладывает две дорожки кокаина. Оставляет саше открытым на столе. Она дала себе зарок избегать этого, но, когда Малькольм сворачивает трубочкой десятифунтовую банкноту и втягивает носом белый порошок с зеркальца, она понимает, что капитулирует в ближайшие полчаса. Жадно подрагивающие ресницы Малькольма, когда она принимает от него предложенную пудреницу. Удерживает свернутую банкноту над порошком, поймав в зеркальце пудреницы собственный глаз, загоревшийся возбуждением. Фиолетовый дождь, пока еще не исчезнувший из ее зрения. Щурится, вдыхает кокаин. Мерцающие фиолетовые искры разлетаются, как потревоженный вьюгой сугроб. Теперь, при раздражающе резком студийном освещении, ее глаз кажется желтушно-желтым и к тому же с красным ободком вокруг зрачка – глаз, который видел слишком много. Глаз совы.
Глубокие вздохи. Снова взбирается на туалетный столик. Когда же кончик ее языка слегка касается своего отражения, она думает о Франции, о Дордони, и в зеркале, чуть-чуть запотевающем вопреки ее стараниям задержать дыхание, за мерцающей лиловой пеленой она видит себя одиннадцатилетней девочкой. Вот сад, а вот сливовое дерево, гнущееся под тяжестью плодов, здесь и самая настоящая голубятня. Пока голуби вспархивают, и садятся, и перелетают с места на место, с их перьев осыпается белая пыль, похожая на кокаин. Сад залит странным золотистым светом, проникающим туда лишь в то время, когда солнце выжжет туман, и более того – исходящим от людей вокруг нее, словно каждого специально подсвечивают из-за спины, как во время фотосъемки. Мать. Отец. Мелани. Все играют в этом библейском сиянии.
Итак, Мелани стоит на голове, позади нее – сливовое дерево, в ветвях его запуталось пульсирующее желтое солнце. Кузина Мелани, двумя годами старше ее, резвая и красивая Мелани, с ногами, разведенными в виде широкой римской пятерки (или буквы V), показывает акробатический номер, играя со сливовым деревом и золотым солнечным диском, удерживая их в равновесии у себя между щиколотками или жонглируя ими не хуже заправской циркачки; ее голубая хлопчатая юбка, сбившаяся и болтающаяся на животе, так что видны трикотажные панталоны. Созерцающий папа. Мама, созерцающая папу, который созерцает.
Сливовое дерево! Свежие плоды, опадающие каждый день. Папа говорит, нам можно их есть, некоторые такие разбухшие, налитые и увесистые, что под действием собственной тяжести впитываются спекшейся до каменной твердости почвой; при ударе о землю плоды лопаются, пятная все вокруг брызгами красного сока и растекшейся мякотью. Словно ежедневный ритуал кровопускания, создающий в воздухе запах брожения.
– Дыхание! – слышен издалека голос Малькольма.
Белые голуби вырываются из голубятни, взлетают вверх, в солнечное пространство, и пропадают из вида. Мелани становится с головы на ноги. Попытка подражать кузине не удается. На затвердевшую землю падать больно. Дни тянутся долго, вечера изобилуют звездами. Папа, стоящий позади них, ее и Мелани, – одна рука у нее на плече, другая указывает вверх, в бесконечность. «Взгляни, вот Близнецы. Твой знак. Ты смотришь в прошлое. То, что ты видишь сейчас, – это свет, дошедший до нас из давно минувшего прошлого. А у тебя какой знак зодиака, Мелани?»
Вздохи о былом. Зеркало тускнеет. В нем – искаженное отображение происходящего: словно подкрадывающийся сзади хищник, медленно приближается Малькольм. Она чувствует легкий толчок в нижнюю часть спины.
– И не пытайся! – Сползая с туалетного столика, внезапно охрипшим голосом. – Даже не думай про это!
– Только по-дружески! – Малькольм пробует шутить, приводя в порядок свою одежду. Если это шутка, то такими шутками ее не проймешь. Она доведена до белого каления. – Не кипятись, деточка! – Это снова уличный торговец. – Я только собирался слегка тебя потискать. Мы все закончили и подзапылились.
– Вот и отстань! Малькольм кривит рот:
– Пошла вон! Одевайся. Свои деньги ты уже получила.
Скрываясь в кабинете, он продолжает выкрикивать оскорбления, однако его указания излишни. Она уже успела скинуть чулки и подвязки, а теперь натягивает одежду, в которой пришла. Перед уходом посещает маленькую туалетную комнату рядом со студией. Ей на глаза попадается жестяная банка с порошком отбеливателя.
Вернувшись в студию, – его все еще нет в помещении – она подсыпает горсть отбеливателя к кокаину в пластмассовом саше Малькольма. Засади это себе в ноздри. Через несколько минут опять появляется Малькольм.
– Тебе хочется, чтобы мужики не на задницу твою таращились, а на лицо, вот чего ты хочешь.
– Когда я захочу получить психологическую консультацию у полоумного порнушника, я сдам свою карту.
– Какую еще карту?
– Совиный глаз тебе, Малькольм. Совиный глаз.
– Что? Ты свихнулась, точно. Ненормальная. Чокнутая. Убирайся отсюда.
Но ее уже нет в комнате. Она на лестнице, на полпути к выходу.
– И никогда, – сзади до нее все еще доносятся вопли Малькольма, – не возвращайся!
Только оказавшись на улице, она останавливается и пересчитывает деньги.
15
Высоко в синеве, в пятнадцати километрах над уровнем моря, преобладают струйные течения. На границе тропосферы ветер сосредотачивается в узких воздушных потоках, вытягивая атмосферный воздух кверху и оставляя у земли область низкого давления.
Область низкого давления принято называть депрессией, или циклоном. Циклон привлекает к себе холодный полярный воздух (в нашем случае с севера) и теплый тропический – с юга. Когда эти воздушные массы втягиваются в область депрессии, они отклоняются под воздействием вращения Земли. Таким образом, воздушные потоки в циклоне, так же как их инверсионные следы, перемещаются по спирали, закрученной в Северном полушарии против часовой стрелки, а в Южном полушарии – по часовой стрелке.
Когда циклон созревает, границы между этими теплыми и холодными воздушными массами становятся отчетливо выражены и формируют явные фронты. Они представляют собой зоны чрезвычайно активного атмосферного обмена. Именно тогда, когда эти фронты сходятся, они становятся причиной почти всех явлений, которые мы называем плохой погодой.
16
– Я принесла тебе кое-какие новости, Джесси. Кажется, у твоего отца все-таки не СПИД, а что-то другое.
– Это лучше или еще хуже? – спросила Джесси.
– Пожалуй, это утешительная новость, потому что, если бы у него оказался СПИД, тогда ему, вероятно, недолго оставалось бы жить среди нас. Но то, что мне хотелось бы с тобой обсудить, касается Бет. Ты же знаешь, она намного младше тебя. Не следовало бы пересказывать ей все, что ты от меня узнаешь. И, как ни крути, я лишь высказала свои подозрения насчет того, чем болен твой отец. Только подозрения, ничего больше, и я оказалась не права. У Бет привычка выбалтывать все, что ты ей передаешь, причем в самое неподходящее время. Так что запомни: то, что я тебе говорю, – секрет не только от взрослых, но и для ушей Бет тоже не предназначено.
Понимая, что выволочка приближается к концу, Джесси позволила себе отвлечься. Она скосила глаза и плавно перевела взгляд на средний план.
– Вернись! Со мной такие фокусы не устраивай, – резко сказала наставница. – Можешь играть в эту игру с родителями и даже с учителями в школе, но со мной – ни-ни. Если не желаешь быть со мной, так только скажи, и делу конец. Поняла?
– Поняла, – сказала Джесси. Она действительно не хотела лишиться дружбы с наставницей.
– Хорошо. Тогда мы по-прежнему друзья.
Дело было ранним утром. Все остальные находились в доме и еще спали. Наставница разбудила девочку, приложив ладонь к ее рту, и скомандовала, чтобы Джесси оделась и вышла на улицу. Над долиной клубился туман, образуя диковинные террасы из клочьев серого цвета с желтой подкладкой в тех местах, куда уже пробился рассвет. Они собирались на поиски съедобных грибов определенного сорта, которые, как было сказано Джесси, станут особъш сюрпризом для остальных.
До сих пор они еще ничего не нашли. Джесси указала на луговой гриб с серой шляпкой и розовыми пластинками. Наставница покачала головой:
– Этот ядовитый. Продолжим поиски, а ты тем временем рассказывай, что происходит во время твоих упражнений.
– Вчера я сидела долго. Примерно полчаса, а потом вошла Бет. Было чуть-чуть страшно.
Это действительно оказалось страшно, хотя совсем не «чуть-чуть». Для Джесси самым важным было не выглядеть трусливой маленькой плаксой.
