Майкл Каннингем - Начинается ночь
На улице Бобби целует воздух рядом с Питером, прыгает на свой голубой скутер и — пуф-пуф-пуф — уезжает. Бобби похож на героиню кинокомедий сороковых, миловидную, алчную, расчетливую и, по молодости лет, не сомневающуюся, что все самое интересное — еще впереди. У Бобби одна забота — ехать или не ехать в Аргентину с каким-то лотарио. Вот он — цветущий, довольный жизнью и даже не пытающийся притвориться, что он глубже, чем есть на самом деле, спешит навстречу очередному приключению.
Питер возвращается в кабинет. Работа не ждет. Десять новых и-мейлов. Ладно, это можно отложить. Сейчас нужно ответить Глену Ховарду.
ПРИВЕТ, ГЛЕН, ОТЛИЧНЫЕ НОВОСТИ! ОЧЕНЬ НАДЕЮСЬ, ЧТО У КУРАТОРОВ БИЕННАЛЕ ХВАТИТ УМА И ВКУСА ВЗЯТЬ ТВОИ РАБОТЫ, К СОЖАЛЕНИЮ, ОСНОВНАЯ ГАЛЕРЕЯ ЗАНЯТА ДО КОНЦА ОСЕНИ, НО Я ОБЕЩАЮ, ЧТО МЫ УСТРОИМ ТЕБЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ ВЫСТАВКУ И ПРИГЛАСИМ НА НЕЕ МИЛЛИОН ЛЮДЕЙ. ТВОЙ П.
Перезванивает Руперт Грофф.
— Привет, Питер Харрис! Вы звонили?
Голос у него совсем молодой.
— Вы ведь знаете, что Бетт закрывает галерею?
— Знаю. Фигово.
— Я ваш поклонник.
— Спасибо.
— Хочу пригласить вас на ланч, как вы?
— Можно.
— Как у вас со временем?
— Эта неделя под завязку, может, на следующей, через среду.
— Отлично. И вот еще что: у меня есть одна очень хорошая клиентка, которая хотела бы купить что-то прямо сейчас. Через несколько дней у нее будут гости, тоже очень активные покупатели произведений искусства. Если вас это интересует, можно было бы предложить ей какую-нибудь из ваших работ. Я мог бы выступить в роли консультанта. Это не значит, что я становлюсь вашим новым агентом, у вас не будет никаких обязательств передо мной, а у меня — никаких обид, если вы предпочтете мне другого дилера. Но я практически уверен, что смог бы организовать эту сделку, а за ней могли бы последовать и другие.
— Неплохо.
— Так вот что я предлагаю. Давайте планировать ланч на среду через неделю, но что, если бы я зашел к вам в мастерскую пораньше и мы бы вместе подумали, что предложить моей клиентке.
— Сейчас мне особо нечего показать.
— Но что-то у вас есть?
— Парочка новых бронз. И одна терракотовая штуковина, с которой я как раз сейчас вожусь. Но она еще не готова.
— Я бы очень хотел посмотреть вашу новую бронзу.
— О'кей. Заходите завтра после обеда.
— Отлично. Во сколько вам удобно?
— Ну, скажем, в четыре.
— Замечательно.
— Я в Бушвике.
Он диктует адрес. Питер записывает.
— Значит, завтра в четыре.
— Договорились.
Три новых и-мейла. Один от Глена.
ПИТЕР, МИЛЫЙ МОЙ, У БЛАГОРОДНЫХ ЛЮДЕЙ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СЕКРЕТОВ ДРУГ ОТ ДРУГА. Я ПОЛУЧИЛ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ОТ ДРУГОЙ ГАЛЕРЕИ, Я НЕ ХОЧУ СОГЛАШАТЬСЯ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ МОЙ ЧЕЛОВЕК, НО ЭТИ РЕБЯТА НЕВЕРОЯТНО ВОЗБУДИЛИСЬ, А ТЕПЕРЬ ЕЩЕ ЭТА БИЕННАЛЕ, ЗНАЕШЬ, У МЕНЯ ТАКОЕ ЧУВСТВО, ЧТО ЧТО-ТО СДВИНУЛОСЬ, ХОТЯ В ЭТО ТРУДНО ПОВЕРИТЬ. НУ, ПОНИМАЕШЬ, МНИТЕЛЬНОСТИ, ПРОБЛЕМЫ С САМООЦЕНКОЙ И ВСЕ ПРОЧЕЕ:) КАК БЫ ТО НИ БЫЛО, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, МОЖЕТ, ПООБЕДАЕМ ВМЕСТЕ И ПОГОВОРИМ? ЧТО СКАЖЕШЬ, МОЙ ДРУГ И СОРАТНИК? ХХХ
Хм. Значит, Питер такой человек, на которого, по мнению молодого малоизвестного художника, можно давить?
Ладно, без паники, все в порядке. Глен — хороший художник. И, может быть (если он, конечно, не блефует), его работы и вправду привлекли внимание какойнибудь галереи в Вильямсбурге, а вот в биеннале ему едва ли придется поучаствовать — по слухам, в этом году все будет крутиться вокруг инсталяций, скульптур и видео.
ПРИВЕТ, ГЛЕН. ВСЕ ВЕРНО: Я ТВОЙ ДРУГ И СОРАТНИК, ТАК ЧТО ДАВАЙ ПООБЕДАЕМ И ОБСУДИМ ТВОЕ БЛЕСТЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ. НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ Я МОНТИРУЮ НОВУЮ ВЫСТАВКУ. ДАВАЙ В КАКОЙ-НИБУДЬ ДЕНЬ НА СЛЕДУЮЩЕЙ. ТВОЙ П.
О'кей, Глен. Посмотрим, сможет ли хороший ланч и мои уверения в преданности до гроба сохранить наш союз. Если нет, что ж, прощай и благослови тебя Господь. А что, если…
Эх, если бы ему и вправду удалось залучить Гроффа…
Что говорить, эффектно было бы начать новый сезон выставкой Гроффа в основной галерее. В сентябрьском "Арт ин Америка" выйдет статья о Гроффе. И очень может быть, что Ньютон купит одну его вещь для МоМА. Грофф отлично вписывается в МоМА — он основательный и серьезный дальше некуда.
Питер ничего не может с этим поделать — он все чаще и чаще думает о Гроффе. Да, конечно, есть тысяча причин относиться с подозрением к самой идее монументальности и драгоценности (в буквальном смысле слова) произведений искусства; к концепции искусства как сокровища, высекаемого резцом и украшенного инкрустациями, короче, к чему-то безусловно прекрасному, что могло бы стоять во дворцах и соборах. Впрочем, вещи Гроффа, мягко говоря, не вполне традиционны — посмотрев издалека, ваша тетя Милли скорее всего воскликнет "какая прелесть!", но, подойдя поближе, увидит выгравированные имена всех африканских рабочих, погибших в алмазных копях (наверняка, по крайней мере, часть этих имен Грофф придумал сам, не могли сохраниться такие полные списки), и выдержки из дневника Унабомбера, и отчеты о вскрытии заключенных, покончивших с собой в тюремных камерах, и тщательнейшим образом выполненные порнографические рисунки — отдельно для геев и негеев; все чрезвычайно аккуратно и упорядоченно, как иероглифы. Это вещь, которая по скрытому замыслу рассчитана на то, что ее откопают через десять тысяч лет.
И вообще, не поднадоели ли нам все эти бесконечные конструкции из проволоки и фольги, продающиеся, кстати, за безумные деньги? Не оказались ли мы в таком особом мире, где мусор de facto воспринимается как сокровище?
Да, если бы Грофф согласился…
Насколько неприлично передвинуть Лахти? Или попросить его переместиться в малую галерею? Питер мог бы ее освободить, если бы удалось убедить Глена не раздумывая соглашаться на предложение галерейщиков из Вильямсбурга, Глен, твою мать, ты на взлете, конечно, тебе нужен кто-то покруче меня…
Вообще-то так не делается. Пойдут слухи…
Слухи, что…
…Питер Харрис оказался таким парнем, который умеет делать дела. Что он может подхватить восходящую звезду, выпавшую из ослабевших рук Бетт Райс, и устроить ему выставку, которая, с большой вероятностью, будет самым ярким событием осеннего сезона. Да, это подмочит его репутацию в определенном кругу, некоторым художникам это не понравится, зато на других, наиболее амбициозных, это произведет впечатление — если ты хорош и у тебя есть потенциал, Питер Харрис сделает все, чтобы твоя выставка состоялась у него прямо сейчас.
Его дурацкий желудок и не думает проходить. Каковы первые симптомы рака желудка? Вообще, бывает такое — рак желудка? Ладно, будем разбираться с проблемами по мере их поступления. Что касается Гроффа, то в данный момент все, чем ты располагаешь, это две договоренности — одна о совместном ланче, другая — о посещении мастерской.
Так, еще и-мейлы. Новые сообщения на автоответчике.
А вот то, чего он так давно боялся: из-за стены доносятся шум, грохот падения, чертыхания Тайлера.
Питер выскакивает из кабинета. Посередине зала стоят Тайлер, Юта и помощники Тайлера Бранч и Карл; на полу перед ними — жертва: одна из запеленутых картин, распоротая по диагонали — шрам примерно сантиметров сорок длиной.
— Какого хрена! — говорит Питер.
— Поверить не могу, — вот все, что выдавливает из себя Тайлер.
Юта, Бранч и Карл застыли вокруг павшей картины, как в почетном карауле. Питер подходит поближе, опускается на корточки, да, разрез от угла к центру около сорока сантиметров. Сделанный с хирургической точностью.
— Как это случилось?
— Выскользнула из рук, — отвечает Тайлер.
Вид у него, надо сказать, не особо удрученный. Скорее возмущенный: с какой стати эта дрянь порвалась?
— У него нож торчал из нагрудного кармана, — говорит Юта и делает шаг назад.
Вообще-то она очень даже способна на праведный гнев, но сейчас тут есть Питер. Она уже думает о страховке.
— То есть ты снимал картины, а из кармана у тебя торчал незакрытый нож?
— Я же не думал… Просто сунул его на секундочку и, ну… забыл.
— Ясно, — говорит Питер, сам удивляясь своему спокойному тону. На какой-то миг кажется, что можно сделать бывшее не бывшим — уж слишком логично то, что произошло. У Бетт Райс рак, неизлечимый рак, а Тайлер, на самом деле, расхаживал с ножом в кармане, потому что сволочь Питер не хочет оценить его инсталляции и коллажи. Питер сам виноват, он прекрасно видел, что происходит. Нет, это Рекс виноват, Рекс с его бесконечными юными гениями, всеми этими изящными молодыми людьми в татуировках, которые почему-то всегда оказываются никакими не гениями, несмотря на уверения Рекса и на его бесконечное "наставничество", превратившее его в посмешище и разрушившее его собственную карьеру.
