Борис Виан - Осень в Пекине
VI
Анжель вышел на палубу. Корабль шел теперь в открытом море, ветер морских широт продувал его и в длину, образуя тем самым нечто вроде креста, что, впрочем, было явлением для этих мест вполне обычным, ибо судно приближалось к Папским владениям.
Анн и Бирюза заперлись в одной из своих кают, а Анжель предпочел пойти подышать свежим воздухом; но заставлять себя думать все время о чем-то другом было крайне утомительно. Анн по-прежнему прекрасно к нему относился. Самое ужасное, однако, заключалось в том, что Бирюза тоже была с ним очень мила. Оставшись в каюте наедине, они вряд ли будут говорить о нем, об Анжеле. Вряд ли они вообще будут разговаривать. Не будут же они… А может быть, и будут… Может быть, они…
Сердце его забилось сильнее, ибо мысленно он представил себе Бирюзу безо всего, такой, какой она скорее всего была там внизу в каюте с Анном, иначе зачем бы они стали запираться.
То, как она последние несколько дней смотрела на Анна, производило на Анжеля тяжелейшее впечатление. Взгляд у нее был такой же, как и у его друга, когда он целовал ее в машине: глаза с поволокой, бездонные и влажные, с веками, напоминающими мятый цветок с чуть раздавленными, пористыми, полупрозрачными лепестками.
Ветер пел под крыльями у чаек, цепляясь за все, что выступало за пределы палубы, оставляя на каждом выступе хвостик из пара, подобно облачку над Эверестом. Солнечные блики слепили солнце, отражаясь ему прямо в глаз, мерцая на поверхности переливчатого, местами белесого моря. Вокруг стоял приятный запах рагу из морской коровы и даров моря на солнечном гриле. Поршни в машинном отделении пыхтели вовсю, и корпус судна вибрировал с ними в едином порыве. Из вентиляционной трубы машинного отделения струился голубой дымок, который тут же рассеивался на ветру. Анжель наслаждался пейзажем: морская прогулка всегда умиротворяет. Нежный плеск воды, шуршание пены, бьющейся о корпус корабля, крик чаек и хлопанье их крыльев — все это завладело им, заполнило его мысли, и сердце забилось легче и быстрее, и несмотря на то, что Анн был там внизу с Бирюзой, кровь заиграла в его жилах, как шампанское.
Цвет воздуха можно было бы обозначить как нечто среднее между светло-желтым и бледно-бирюзовым. Рыбы тем временем продолжали биться о корпус судна, и Анжель, испугавшись, даже подумал о том, чтобы спуститься вниз, проверить на всякий случай, нет ли вмятин на видавшей виды железной обшивке. Но он отогнал эти мысли прочь. Образы Анна и Бирюзы теперь уже не преследовали его, как раньше, ибо у ветра был пьянящий вкус, а матовый асфальт на палубе был весь испещрен блестящими, похожими на извилистые прожилки на капризных листьях трещинками. Анжель направился к носу корабля, чтобы постоять там, облокотившись о поручни. Перегнувшись через перила, Олива и Дидиш тем временем наблюдали за тем, как снопы пены клеили седые усы форштевню на подбородок — что было не самым удачным местом для усов, Дидиш все еще обнимал Оливу за плечи, а ветерок, напевая что-то ласковое на ушко, теребил им волосы. Анжель подошел к ним и встал рядом у перил. Они заметили его присутствие; Дидиш даже посмотрел на него с подозрением, однако вскоре помягчел. На щеках Оливы еще виднелись следы высохших слез, и она временами тихонько сопела, прижав рукав к лицу.
— Ну что, нравится вам все это? — спросил Анжель.
— Нет, — ответил Дидиш. — Капитан — старый хрыч.
— А что случилось? — поинтересовался Анжель. — Он не пустил вас на мостик?
— Он обидел Оливу. Сделал ей больно, — объяснил мальчик. — Ущипнул ее вот сюда.
Олива прижала руку к груди и еще раз громко шмыгнула носом.
— До сих пор болит, — пожаловалась она.
— Старый хрыч! — сказал Анжель. Он был возмущен.
— Я дал ему рупором по морде, — заметил мальчик.
— Да-да, — сказала Олива. — Было очень смешно. — И она тихо рассмеялась.
Анжель и Дидиш рассмеялись тоже, представив себе лицо капитана.
— Если он еще будет приставать, позовите меня, — сказал Анжель. — Я ему покажу.
— Вот вы — настоящий друг, — сказал Дидиш.
— Он хотел поцеловать меня, — объяснила Олива. — От него разило красным вином.
— Вы-то, надеюсь, щипать ее не будете?.. — вдруг забеспокоился Дидиш.
От этих взрослых всего можно ждать.
— Не бойся, — уверил его Анжель. — Щипать я ее не буду и целовать тоже.
— Да нет, — сказала Олива. — Целовать — это пожалуйста, только щипаться не надо, а то больно.
— Что касается меня, то я считаю это излишним, — заявил Дидиш. — И вообще, с этой задачей я могу вполне справиться сам…
— Небось ревнуешь? — подзадорил Анжель.
— Вовсе нет.
Щеки Дидиша залились краской, и он, неудобно запрокинув голову, начал с большим вниманием рассматривать что-то, что находилось у Анжеля за спиной. Анжель рассмеялся. Он взял Оливу под мышки, поднял и расцеловал в обе щеки.
— Ну вот, — произнес он, опустив ее на палубу, — теперь, считай, мы настоящие друзья. Давай пять! — сказал он, обращаясь к Дидишу.
Тот нехотя протянул ему грязную лапу, но, посмотрев Анжелю в глаза, помягчел.
— Пользуетесь тем, что вы меня старше, но мне плевать. Все равно я целовал ее еще до вас.
— С чем тебя и поздравляю, — сказал Анжель. — У тебя хороший вкус. Целовать ее очень приятно.
— Вы тоже в Экзопотамию? — спросила Олива.
Ей очень хотелось сменить тему разговора.
— Да, — сказал Анжель. — Я там буду работать инженером.
— А отцы у нас — рабочие, — с гордостью заявила Олива.
— Вся работа на них, — добавил Дидиш. — Они говорят, что без них инженеры — пустое место.
— И они правы, — сказал Анжель.
— С нами еще едет бригадир Арлан, — подвела черту Олива.
— Страшная сволочь, — уточнил Дидиш.
— Поживем — увидим, — сказал Анжель.
— А кроме вас инженеры еще едут? — спросила Олива.
И тут Анжель вспомнил про Анна и Бирюзу там внизу в каюте, и ветер тут же посвежел, солнце зашло за облака, качка стала сильнее, и крики чаек начали неприятно резать слух.
— Едут… — с трудом выговорил он. — Мой друг здесь, на корабле. Он там, внизу…
— А как его зовут? — спросил Дидиш.
— Анн, — ответил Анжель.
— Смешное имя, — удивился Дидиш. — Собачье.
— А мне нравится, — сказала Олива.
— Имя собачье, — повторил Дидиш. — Глупо — человек с собачьим именем.
— Действительно, глупо, — отозвался Анжель.
— Хотите посмотреть на корморана? — спросила Олива.
— Нет, — сказал Анжель. — Пусть себе спит.
— Мы что-то не то сказали? — тихо спросила Олива.
— Да нет же, — сказал Анжель.
Он погладил Оливу по круглой головке и вздохнул. А там, на небе, солнце все никак не могло решиться — выглянуть из-за облаков или нет.
VII
…иногда бывает полезно развести вино водой…
(Марсель Вернон. Трактат об отоплении. Изд. Дюно, т. 1, с.145)Уже добрых пять минут кто-то стучался в дверь Амадиса Дюдю. Сам же Амадис смотрел на часы, чтобы выяснить, насколько у него хватит терпения, и по прошествии шести минут десяти секунд выпрямился и изо всех сил дал кулаком по столу.
— Войдите! — заорал он в бешенстве.
— Это я, — сказал Афанарел, открывая дверь. — Не помешал?
— Конечно, помешали, — ответил Амадис.
Он сделал над собой нечеловеческое усилие, чтобы никак не выдать своего раздражения.
— Вот и прекрасно, — сказал Афанарел. — Так вы, по крайней мере, будете помнить, что я заходил. Вы Дюпона случайно не видели?
— Нет, Дюпона я не видел.
— Вот это да! — воскликнул Афанарел. — Так где же он?
— Послушайте, — разозлился Амадис. — Кто трахает Дюпона — я или Мартен? У Мартена и спрашивайте!
— Ладно! Это все, что я хотел узнать, — сказал Афа. — Выходит, вам еще не удалось соблазнить Дюпона?
— Послушайте, у меня совершенно нет времени с вами разговаривать. Сегодня приедут инженеры, прибудет оборудование! Я тут попал как кур в ощип!
— Вы стали выражаться совсем как Барридзоне, — сказал Афанарел. — Вы, наверное, легко поддаетесь чужому влиянию.
— Ничего подобного! — возразил Амадис. — Ну, пустил я в ход дипломатический оборот на манер Барридзоне, что из этого? Неужели этого достаточно, чтобы обвинить меня в подражательстве? Просто смешно! — И он рассмеялся. Но Афанарел продолжал смотреть на него, и это окончательно вывело Амадиса из себя. — Вместо того чтобы стоять тут без дела, помогли бы лучше подготовить все к их приезду.
— Что — все? — спросил археолог.
— Надо, чтобы у каждого был письменный стол. Они едут сюда работать. Что им тут делать без письменных столов?
— Я, к примеру, прекрасно обхожусь и без этого, — сказал Афанарел.
— Разве у вас работа? Шутите!.. Ну… Ведь понятно же, что без письменного стола ни о какой серьезной работе и речи быть не может!