Александр Проханов - Политолог
Он забился в истерике. Его тело стало сотрясаться от кашля. Испуганные трясением, из карманов пиджака, из-за пазухи стали выбегать бурундучки, лесные мыши, поползли улитки. А из дырки в пиджаке выскочила кукушка и три раза прокуковала, что сделало его похожим на деревенские ходики, благо настенные часы и впрямь показывали три часа ночи.
— Все время, пока шли эти злосчастные дебаты и девушки из ансамбля «Аргунские красавицы» взрывали метро, самолеты, дискотеки и рестораны, я сидел в кандалах. Терпел издевательства охранников, которые играли в нарды на мою одежду, заставляя раздеваться донага. Не задолго до выборов ко мне вдруг явился Потрошков. Сначала любезно справился, не нуждаюсь ли в чем, не жмут ли наручники, не слишком ли жесткая подстилка, на которой я сплю. Потом приступил к делу. Сказал, что у меня есть выбор. Либо я отказываюсь от предложения, которое он мне сделает, и тогда меня ждут мучения. В конце концов, мой обезображенный труп вылавливают из Москва-реки напротив Кремля, и вся мировая общественность начинает утверждать, что это дело рук коварного Президента Ва-Ва. Убоявшись сильного конкурента, он убил его, и теперь этот страшный труп — свидетельство его преступления. Ему никогда не стать Президентом, а путь его лежит прямехонько в Гаагу, в трибунал, где уже томится Милошевич, вождь незадачливых сербов. Пока он все это мне говорил, я смотрел на его подбородок и видел ужасные картины. Вы знаете, в его подбородок методами генной инженерии имплантирован особый кинескоп, на котором воспроизводятся мысли, картины, возникающие в его мозгу. На этом подбородке, пока он говорил, я видел пытки, которым меня могут подвергнуть. Эти дикие охранники вбивали мне в печень огромный гвоздь. Чайной ложечкой с отточенными краями вычерпывали мне глаза. Сдирали кожу с руки по самое плечо, так что она слезала, как лайковая перчатка, а они окунали мою красную, с анатомическими мышцами, руку в соляной раствор. Они засовывали мне в задний проход шланг и компрессором надували меня до размеров бегемота, а потом протыкали шилом кишечник, и я с жутким свистом спускал воздух. Наконец, они подвешивали мне в пах безоболочное взрывное устройство, поджигали бикфордов шнур и смотрели, как приближается к моим гениталиям шипящий огонек…
Должно быть, эти видения, проступавшие на студенистом подбородке Потрошкова, были столь устрашающе, с такой явью вновь посетили Человека-Рыбу, что он упал в обморок. Пережил клиническую смерть. Его тело стало стремительно остывать, и все паразиты, питавшиеся его горячей кровью, потеряли к нему интерес. Бесчисленные блохи, клещи, комары, прочие кровососы стали покидать его остывающее тело, выползали, выскакивали из его волос и одежды. Стрижайло отмахивался, не позволяя отвратительным тварям перепрыгивать на его собственное, сытое, с питательной кровью тело.
— Но он сказал, что у меня есть выбор. Есть блестящая перспектива, если я приму его предложение, — Человек-Рыба пришел в себя. Тепло стало возвращаться в его члены. Кровь побежала быстрее. Кровососы, разлетевшиеся, было, по комнате, стали вновь возвращаться в привычную для них среду обитания, — клещи заползали за воротник, комары впивались в незащищенные участки кожи, блохи стаями запрыгивали в бороду и усы. — Он сказал мне: «Ты известный для чеченцев человек. Они благодарны тебе за Хасавюрт. Они верят тебе. С моей помощью они готовят захват детей, большого количества, — десятки, сотни, тысячи. Не где-нибудь в обнищавших русских городках, где и детей-то уже не осталось, а на юге, может быть, в курортном приморском лагере, или в родильном доме, или в школе в день начала учебного года, где будет много детей, родных, учителей. Такой захват вызовет шок во всей России. Начнется безумие. Террористы будут измываться над детьми, мучить их, может, нескольких даже убьют. К ним станут засылать переговорщиков. Они всех отвергнут. Потребуют только тебя. Ты, рискуя жизнью, жертвуя собой ради несчастных детишек, отравишься к ним. Войдешь в захваченный дом и выяснишь, чего же они хотят. У них будет одно единственное требование, — пусть к ним явится Президент Ва-Ва. Мы знаем с тобой, Президент Ва-Ва — трус, безвольная тряпка, всегда увиливает от опасностей. Так было с погибшей подводной лодкой «Курск», когда он пытался спрятаться. Так было с захватом в Москве «Норд-Оста», когда он, как страус, спрятал голову в песок. Но сейчас перед лицом всей страны, когда детишек поднимают за ноги и бьют головой о стену, он не посмеет отсидеться. Поедет и войдет к террористам. Когда он войдет, случайно сработает взрывное устройство, и Президент Ва-Ва погибнет. Ты выводишь спасенных детей, рыдающих и благодарных матерей, благословляющих тебя учителей. Народ видит в тебе избавителя и героя. Ты становишься Президентом России, без выборов, без идиотского пиара, — простыми волеизъявление благодарного народа. Вместе с тобой мы правим государством. Осуществляем наш стратегический план «Россия», спасаем и оздоравливаем нацию путем генных технологий. Выбирай, — либо мучительная смерть и труп в Москва-реке, либо служение Родине, величественная судьба спасителя страны и народа». В этот момент Потрошков преобразился. Стал огромным, почти до небес. Его кожа стала молодой и смуглой. Черные, блестящие волосы ниспадали до плеч. Гордый иудейский нос говорил о незыблемой воле. Алые губы шептали заклинания на неведомом языке. Это был Иуда Искариот, ведающий концы и начала…
Рассказывая это, Человек-Рыба вновь пережил мистический ужас. Страх был столь велик, что, оставаясь живым, он уже начал тлеть. Весь покрылся грибами-поганками. Отдельные части тела стали светиться, как болотные гнилушки. А из уха, раскрывая спираль, превращаясь в резной лист, полез папоротник, готовый зацвести фиолетовым колдовским цветом.
— Что мне было делать? Разумеется, я согласился. Попросил, чтобы меня расковали. Потрошков милостиво разомкнул наручники. Я больше не был связан с этой проклятой батареей. Ночью, когда кавказские стражи уснули, я растворил окно, спустился по водосточной трубе и кинулся в бега. Мчался по ночной Москве, сам не знаю куда. Выбрался к какому-то вокзалу, уже не помню к какому. Дождался первой утренней электрички и ехал, боясь, что меня настигнут. Сошел наугад, когда замелькали подмосковные леса. Бросился со станции в рощу. Минуя поселки, уклоняясь от дорог и троп, забивался все глубже в лес и остановился, когда меня окружила сплошная чащоба. Стояла весна, пели птицы, расцветали лесные цветы, и я, наконец, почувствовал себя в безопасности. Решил, что я не выйду из леса, останусь здесь навсегда. Вырыл себе землянку под вывороченной корягой. Устроил ложе из веток и еловых лап. Пищей мне служили корешки, луковки, сладкие стебли и питательные почки, которые я научился отличать от ядовитых. Иногда мне удавалось найти гнездо, и я с жадностью съедал птенцов. Иногда ловил мышь или проглатывал лесную жужелицу. Я жил, как Маугли. Оброс шерстью, научился лазать по деревьям, видел в темноте. Угадывал по запаху пробегавшего в стороне ежа или севшего на вершину рябчика. Признаюсь, мне было не легко, но я чувствовал себя в безопасности. При этом постоянно думал о Потрошкове, о страшном, задуманном им злодеянии. Однажды на мою берлогу набрел местный лесник. Его звали — Сашка Одиноков, старый, больной, под хмельком, он поинтересовался, не партизан ли я, скрывающийся от немецких карателей. Стал рассказывать, что война давно закончена. Гитлер застрелился. Сталин умер. Советский Союз из-за плешивого пятнистого пустобреха распался. Хохлы отобрали Крым. Русских повсюду гнобят. Ельцин пропил страну, не закусывая. А нынешний Президент похож на трясогузку, — верещит без умолку и трясет жопкой. Я сдружился с простодушным лесником. Он иногда приносил мне огурцы, помидоры, плавленый сырок, колбаску, вынимал початую бутылку, и мы с ним толковали о пользе муравьиного спирта, который помогает от ревматизма, если им натираться, но ни в коем разе не пить. Однажды он пришел не один, а с молодой женщиной и мальчиком, которые собирали грибы. Я показал мальчику поляну, где росли изумительные боровики и красноголовики. Мальчик обрадовался, стал их собрать, и я вдруг увидел, что он поразительно похож на вас. Конечно, это совпадение, но оно заставило меня думать о вас. Я вдруг понял, что вы — единственный человек, который может остановить злодеяние, спасти тысячи невинных детей, пресечь путь злу. Я решил вернуться в Москву и отыскать вас. Женщина, — ее звали Мария, — пригласила меня в избу, где она живет со своим милым отроком. Дала котомку с едой. На стене избы я увидел портрет, — молодой спящий мужчина, цветастая подушка, край белой печи, — замечательный портрет, и мужчина на подушке тоже напомнил мне вас. Это лишь увеличило мою решимость явиться к вам и поведать о жутком, задуманном злодеянии. За мною следят. Агенты Потрошкова повсюду. Но вы должны спасти детей, предотвратить избиение, не допустить жуткую «перекодировку» мира. Обратитесь к прессе, в ООН, к Папе Римскому, в Голливуд. Сделайте что-нибудь…
