Франц Фюман - Избранное

А уж коту Хинце лучше бы помалкивать: я предоставил ему кров, но ему приспичило идти таскать мышей! Я предостерегал его, даже когда мы уже стояли возле пасторского сарая, и предлагал скромный ужин, но он тоже не пожелал меня слушать! Так обстоит дело с ними обоими, но ежели вам, государь, нравится наказывать за это меня, невиновного, то я готов терпеть. Поступайте со мной, как вам будет угодно, я в вашей власти. Вы можете меня оправдать — что было бы справедливо, — но можете и осудить, можете сварить в кипятке, повесить, обезглавить, ослепить, четвертовать — что бы вы со мной ни сделали, все я приму как должное. Однако если вы хотите предать меня суду, то на этом суде я буду говорить только правду и только по делу, пусть даже во вред себе самому!

На короля эти слова как будто бы произвели впечатление. Но тут поспешно поднялся его канцлер, баран Беллин, и воскликнул: «В суд, в суд, самое время предъявить Рейнеке обвинение!» И все присутствующие бесконечной вереницей потянулись в суд. Во главе процессии шли высшие сановники двора — Изегрим-волк, и Браун-медведь, и Хинце-кот, а за ними — все лесные, полевые и степные звери и птицы: Балдуин-осел и Лампрехт-заяц, маленькая собачка Вакерлос и большой охотничий пес Рейн, Гермен-козел и Метке-коза, белка, бык, лошадь, олень, косуля, кролик, куница, кабан, горностай, рысь, пантера, леопард, и Бокерт-бобр, и Бертольд-аист, и Маркварт-сойка, и Лютке-журавль, и Хенниг-петух, и его сыновья Крейянт и Кантарт, и остальные его сыновья и дочери, еще не съеденные лисом, общим числом пять. Но среди этих животных находились еще тысячи других, мохнатых и пернатых, четвероногих и двуногих, их было такое множество, что я никак не могу перечислить всех по именам; все эти животные сбежались, чтобы обвинить лиса и потребовать у короля его казни.

И вот большое собрание истцов стало в круг, и в Рейнеке полетели жалоба за жалобой, но тот умел перехватить любой упрек и выкрутиться из любой петли. Что бы ему ни предъявляли, у него всегда находилась отговорка, и кое-кто втихомолку уже начал восхищаться его хитроумной и складной речью.

Но все же в конце концов сеть из обвинений и доказательств стала такой плотной, что даже плут Рейнеке не мог из нее выскочить, а уж от вины в смерти наседки Кратцфус ему при всей его хитрости было не отвертеться. Поэтому король, посовещавшись со своими советниками, приговорил его к смерти, приказал связать, отвести на место казни и повесить за шею. У Рейнеке захолонуло сердце, когда он услыхал этот приговор. Он был не в силах защищаться, так что его мгновенно связали по рукам и ногам.

Друзей Рейнеке возмутило, что его приговорили к повешению и связали. Ведь лис принадлежал к знатному дворянскому роду, стало быть, ни вязать его, ни вешать король был не вправе. Пусть кучка Рейнековых друзей была и невелика, но среди них находились такие важные сановники, как Мертен-обезьяна и Гримбарт-барсук; из протеста против этого приговора они сразу покинули двор.

Их уход заставил короля задуматься, и он сказал себе: Рейнеке величайший злодей, какой когда-либо жил на свете, это неоспоримо, однако у него есть влиятельные друзья, коих мне совсем не хотелось бы отталкивать!

Зато Изегрим-волк, Браун-медведь и Хинце-кот торжествовали, услыхав королевский приговор. Они следили, чтобы Рейнеке не вырвался из своих пут, ведь именно они схватили и связали его. Они потащили лиса к виселице, расписывая ему по дороге, как через несколько минут он будет дергаться в воздухе, и открыто радовались тому, что повесят его собственными руками. При этом они призывали друг друга хорошенько следить за Рейнеке, ибо если он еще раз вырвется на волю, то отомстит им так жестоко, что никому из них не остаться в живых.

— К чему столько слов, — сказал волк, — теперь нужна только крепкая веревка, и тогда — прости-прощай, Рейнеке-лис.

До этой минуты Рейнеке молчал, но тут он открыл рот и произнес:

— Ежели вам нужна веревка, то спросите Хинце. Он знает одно местечко у пастора в сарае, где висит отменная веревка. Ах, Браун и Изегрим, уж больно вы торопитесь лишить жизни вашего племянника! Так пошлите же Хинце за веревкой, и вам это сразу удастся!

Тем временем король с королевой и всеми советниками прибыли к месту казни, чтобы, как тогда было принято, поглядеть на работу палача. Трое знатных господ, взявших на себя его обязанности, уже поделили их между собой. Изегрим должен был подставить лестницу, Хинце завязать узел, а Браун держать приговоренного. Кроме того, Изегрим позвал своих родичей и строго-настрого наказал им не спускать с Рейнеке глаз. Увидел тут Рейнеке, что ему уже не спастись от своих врагов, и проклял их всех, а пока он их проклинал, Браун его пинал, Хинце тащил, а Изегрим подталкивал вверх по ступенькам к виселице.

Тут уж сердце Рейнеке и впрямь отчаянно забилось: он стоял на верхней ступеньке, и стоило только Изегриму выбить стремянку у него из-под ног, как его жизнь оборвалась бы навеки. Лихорадочно пытался лис придумать какой-нибудь трюк, чтобы еще раз повернуть дело в сбою пользу, но, сколько ни изощрял свой ум, ничего не приходило ему в голову. Чтобы оттянуть время, он решил сперва хотя бы попытаться заговорить. И вот он обратился к своим обвинителям, которые обступили его широким кругом, и сказал:

— Господа, я стою на пороге смерти и знаю, что мне от нее не уйти. Поэтому, прежде чем покинуть сей мир, я обращаюсь к вам с просьбой: позвольте мне публично покаяться! Я забочусь не о себе: мои грехи слишком велики. Но если не все мои злодейства будут известны, в них могут заподозрить какого-нибудь невиновного, а этого ни в коем случае нельзя допустить! Вот почему я хотел бы покаяться и откровенно признаться здесь во всем.

Большинство из тех, кто слышал эти слова, были ими растроганы. «Это небольшая и бескорыстная просьба, — говорили они, — ее поистине надо уважить!» Они попросили короля, чтобы он позволил Рейнеке публично покаяться, и король дал согласие.

— Только здесь, на верхней ступеньке, — сказал Рейнеке, — я едва ли смогу говорить, я боюсь свалиться.

— Так спуститесь ступенькой ниже, — недовольно сказал король.

Рейнеке спустился ступенькой ниже и повел такую речь:

— Боже, боже, помоги мне, — сказал лис, — ибо, сколько я ни оглядываю тех, кто стоит здесь, внизу, не вижу ни одного, кому бы я не причинил хоть какого-нибудь зла. Едва я вышел из-под материнской опеки, как стал охотиться на козлят и ягнят, отбившихся от своих. Однажды я загрыз ягненочка и нализался его крови, и мне так это понравилось, что на другой день я зарезал четырех козлят, и с тех пор не знал удержу! С каждым днем я все больше смелел: птиц ловил на лету, а зайцев на бегу, не щадил ни кур, ни уток, ни гусей. Да, многих я убил просто из кровожадности и закопал в песок то, что был не в силах сожрать.

Так я стал алчным разбойником, но я все еще был мелким разбойником, не таким крупным и сильным, как Изегрим. Он подстерег меня однажды в зимний день, когда я охотился в низовьях Рейна, волк сообщил мне, что он мой дядя, при этом взял меня за горло, крепко стиснул и спросил, не хочу ли я стать его сообщником в будущих разбойных набегах, мы-де будем вместе охотиться и по-братски делить добычу. Я согласился, а что мне еще оставалось, когда я чувствовал у себя на шее его когти?

Так стали мы с ним вместе охотиться: он крал что покрупнее, я — что помельче, да только делил он, как ему заблагорассудится. Случись ему одному зарезать теленка, он его один и сожрет. Но случись нам уложить теленка вместе — он, и его жена, и его семеро детей поедают все, до последнего ребрышка, да и ребрышко это я получаю после того, как младший волчонок обглодает его дочиста! И я бы, наверно, умер с голоду, но, благодарение Господу, я не терпел нужды. Мне достался клад, так что я был при деньгах — ведь золота и серебра там не счесть, не увезти и на семи подводах!

— Клад? — живо спросил король. — Вы сказали, клад? Как же он вам достался, Рейнеке? Рассказывайте, рассказывайте!

— Я так высоко стою, у меня голова кружится, государь, — проговорил Рейнеке.

— Так спуститесь на ступеньку ниже, — приказал король, и лис спустился на ступеньку ниже.

— Как мне достался клад, государь, я вам открою без утайки, — заявил Рейнеке. — Мне ведь все равно помирать, а золото с собой на тот свет не возьмешь. Так слушайте: клад этот был украден, а не будь он украден, вы, государь, были бы убиты, но из-за того, что он был украден, моему покойному отцу пришлось распроститься с жизнью.

Когда королева услыхала, что Рейнеке говорит об убийстве ее супруга, она испугалась.

— Заклинаю вас, Рейнеке, — взмолилась она, — ведь вы на пороге смерти, не лгите в свой последний час, скажите правду и сообщите нам, что вы знаете об этом покушении!