Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
— А кого бы вы попросили себе у Бога — папу или маму?
Все как-то неуверенно, но почти одновременно сказали:
— Маму.
— Почему? — рассердилась я. — Вы же только что ругали мам. Я прошу папу, потому что он меня от злюки Валентины Серафимовны может спасти. А что мама? Ей самой нужен мужчина для защиты и помощи. Вы говорили, что детей не бывает без пап. Значит, они тоже за них отвечают... А если отец бросает детей, значит он не мужчина. Он слабак, подлец. Он — никто! И нечего о нем жалеть. Петя, отчим выгнал тебя. Отец бросил тебя и твою мать. Почему же ты мать ругаешь? Это нечестно! Из-за отца ты здесь. Может, поэтому ты о нем не вспоминаешь? — со злостью выпалила я.
— Замолчи. Не трави Петьку! — резко оборвал меня Иван.
Я замолчала. Но даже молчание мое было сердитым, взбудораженным. Я первая не выдержала гнетущей тишины и громким шепотом, будто для себя, продолжила:
— Не защищаю Петькину маму. Но мне кажется, она просто очень слабая женщина. Если бы рядом с нею был хороший мужчина, а не этот гад, твой отчим, она, наверное, никогда не отдала бы тебя в детдом. И вообще... Одному Петьке не повезло, а вы всех мам ругаете, как наши злые няни.
Иван сказал примирительным тоном:
— У нас в детдоме жили дети, которых мамы сразу после войны забрали.
— А зачем же отдавали? — удивилась я.
— Чтобы спасти от голодной смерти. Государство могло прокормить детей, а они — нет. Меня не забрали. Некому, — вздохнул Иван и обернулся к ребятам. — Хватит болтать попусту. Мы теперь взрослые и сами в ответе за свою судьбу.
Я немного успокоилась.
ЧИСТЮЛЯ ГЕНА
Есть в нашей группе Генка. Чудной он какой-то. Волосы прилизанные. Ходит медленно, важно. Руки по швам держит. Он ими даже не машет, как все нормальные дети. Генка никогда не кричит. Во время разговора внимательно смотрит на ребят сверху вниз, потому что самый тощий и самый высокий в нашей группе. Когда ему кто-нибудь говорит: «Какой большой мальчик», он всегда отвечает: «Я не большой, я длинный». Наверно, эта шутка ему нравилась. Генка — единственный ребенок, который умудряется не выпачкать одежду в любых условиях. Прежде, чем сесть, он проверит — чисто ли. Если грязно — не сядет. Какой-то он весь правильный, в общем, зануда.
Но Генка не страдал от своего характера. Он им гордился. Нянечки звали его «а-ри-сто-крат». Значит, благородной крови. Может, царской, может, княжеской. Но как-то «чистюля» поплатился из-за своей аккуратности. Ботинки ему достались почти новые. Не левые оба, как у Витька, и не разного цвета и размера, как у меня. Так он их стал смазывать кусочком сала, который прятал за обедом. Чтобы блестели.
Недолго красовался чистюля. Как-то утром хотел он обуться, а от его ботинок шнурки да подошва остались. Мыши съели. Или крысы. Бедный Генка со страху в постель намочил. Понял, что порки не миновать. Ох, как жалко мне его было! Прямо до боли в сердце. В нем я видела себя: робкую, беззащитную. Гена хоть зануда, но никого никогда не трогал. Да и что плохого в том, что мальчишка хотел быть аккуратным или красивым? Не повезло ему. Несчастный случай. А чем поможешь?
Долго кряхтел и стонал Гена после наказания, но «чистюлей» не перестал быть. Ничего тут не поделаешь. А-ри-сто-крат!
НОВАЯ ДЕВОЧКА
Прошел слух, что в нашей группе скоро появится новенькая. Мы с интересом ждали ее. И вот она пришла. Нет, она ворвалась, как черный вихрь! Девочка вела себя очень странно. Она не ходила, не бегала, а металась по двору, по комнатам, заглядывала во все углы и при этом ужасно беспрерывно сквернословила. За время проживания в детдоме мы ни разу не слышали подобных слов. Видно, такой закон был у взрослых. А новенькая говорила гадости с таким самодовольством! Подвижная мордочка излучала радость при виде, как всех шокирует ее речь. Еще всех удивило, что она бегала в уборную и подглядывала за каждым. Такое поведение вызывало брезгливое чувство к этой сумасбродной. Конечно, у нас тоже иногда возникали ссоры, но мы их вместе и быстро решали. Попытались разобраться и с новенькой. Закрыли ее в спальне и принялись объяснять, что так нельзя вести себя, что мы не хотим, чтобы нам говорили гадости. Но она не желала никого слушать, била всех ногами, царапалась, плевалась. Мы были ошарашены. Девочка бьет девочек! Это просто в головах не укладывалось. Витек предложил отколотить ее всерьез. Может, она не понимает, что делает больно! Я с ним согласилась, вспомнив урок, который он преподнес мне год назад.
У старших друзей я научилась «боксировать», и всегда использовала свои знания в играх, защищая подружек от приставучих ребят. Витек не давал проходу толстушке Вале. Стоило ей появиться рядом, он щипал ее, дергал за уши, а она визжала взахлеб. Я, как верная подруга, врезала Витьку в солнечное сплетение. Он медленно сполз по стенке на пол. А я, довольная, потащила Валюху за собой. На следующий день, когда мы в шутку дрались в столовой, Витя ударил меня в то же самое место. Все поплыло перед глазами, и я опустилась на лавку. Нет, я не ревела от боли. Боль умею терпеть. Но это был урок! Я впервые поняла, что в игре бью по-настоящему, что делаю больно своим друзьям. «Господи, я такая ужасная. Чем гордилась? — сердито думала я о себе. — Тьфу! Боже ты мой, ведь и девчонкам иногда «любя» врезала, только, конечно, без приемов». Я была благодарна Витьку, хотя никогда об этом с ним не говорила. Зачем? Мы понимали друг друга без слов....
Ребята бурно обсуждали свалившуюся на нас заботу. Решили, что все-таки надо проучить новенькую. Но кто будет наказывать? Наступила тишина. Мы не трусы. Но бить девчонку за то, что она дура? Да, дралась и царапалась, но она же защищалась от нас. Сама не нападала. Тогда дежурная девочка предложила для начала заставить новенькую стереть надписи, которыми она за полдня успела изгадить все вокруг. Так и сделали. Окружили виновницу плотным кольцом и приказали хорошенько смывать написанное. Она выполняла наши требования, но сопровождала работу такими возгласами, что всем становилось тошно. Некоторые девочки не выдержали, взяли тряпки и сами начали мыть стены, только бы не слышать гадости.
Новенькая была совсем неуправляемая. Попытки привлечь ее к играм, чтению, огороду ничего не дали. К концу дня мы так устали от этой девчонки, что даже говорить о ней не хотелось. Все решили, что она, наверное, все-таки ненормальная. На меня она оказала такое ужасное впечатление, что я даже заболела. Мне было ужасно жалко несчастную. Может, ей нужно специальное лечение, после которого она станет хорошей? Слезы душили меня. Я никак не могла уснуть.
Утром девочки уже не было в нашем детдоме.
КОТЯТА
Проснулась я от какого-то странного звука. Приподнялась, протирая сонные глаза. Окно серое. Значит, еще рано. Шуршание повторилось где-то рядом. Кто-то тихо-тихо заскулил, как маленький ребенок. Потихоньку слезла с постели. Моя рука коснулась теплого волосатого предмета. Я вздрогнула от неожиданности. Но тут же успокоилась, рассмотрев на койке кошку. Нам не разрешали держать животных в помещении. И как она очутилась здесь, да еще на моей постели? А еще говорят, что кошка не пойдет к тому, кто ее не любит! Но тут я поняла, почему она оказалась рядом со мной. Дело в том, что я болела, меня знобило, и медсестра заставила кастеляншу дать мне второе одеяло. Так вот кошка на нем и устроилась. Вела она себя странно: извивалась, лапки судорожно дрожали. Она все время крутила головой, показывая острые зубки. При этом еще сопела и стонала. Наверное, ей очень больно? Но почему не мяукает? Когда ребята играли ею в футбол в наказание за «уборную» под койками, она визжала очень громко. Может, боится, что ее услышат и выкинут? Или у нее не хватает сил кричать?
