Эрленд Лу - Наивно. Супер
Брат говорит, что в придачу к оплаченному путешествию он даст мне денег на карманные расходы. И это, надо признать, очень щедрое предложение.
Но там будет столько народу вокруг, столько шума! Я разнервничался.
Я говорю, что, может быть, будет лучше, если он подарит мне что-то другое. Например, часы. Фирмы «Ролекс». Мне бы очень хотелось иметь часы.
– Ни за что на свете! – отвечает брат.
– «Ролекс» стоит пятьдесят тысяч, – говорит брат.
И даже если бы «ролекс» стоил всего одну тысячу, брат все равно никогда бы на это не согласился. Потому что он хочет дать мне возможность переменить обстановку.
– В путешествиях находишь неожиданные вещи, – говорит брат.
– Какие, например? – спрашиваю я.
– Например, перспективу, – отвечает брат.
И он говорит мне, что не надо бояться. Ведь там будет он. Мой родной брат. Он присмотрит за мной.
– Перспектива? – повторяю я за ним.
РУКА
На Лизе красный свитер.
Мы с ней сидим на траве, пьем минеральную воду и закусываем французским батоном с куриным салатом. Погода почти солнечная.
Я говорю, как удивительны новые встречи. Словно ты попал на новую планету.
Я говорю, что в мечтах поразительно быстро переживаю новый роман. Это происходит как-то само собой. Не успею оглянуться – и вот уже переживаю все точно наяву. Я воображаю ее во всевозможных ситуациях, воображаю себе дом, где мы могли бы жить, и места, куда отправились бы в отпуск. И это даже ни разу с ней не поговорив. Достаточно мимоходом встретиться глазами с идущей по улице девушкой.
Лиза спрашивает меня, были ли у меня такие мысли в связи с нашими отношениями.
Сначала я не решался и сказал, что нет, но было так заметно, что это не правда, что я кончил тем, что сказал «да».
Лиза улыбается и говорит мне, что ей казалось, будто у меня нет таких планов.
Я сказал, что планы и мечты – это разные вещи.
На мой вопрос, не обижается ли она на меня за это, Лиза качает головой и обнимает меня.
Я рассказываю ей о том, что брат приглашает меня в Нью-Йорк.
Лиза в восторге. Она считает, что мне надо ехать.
Я говорю, что и сам уже подумываю о том, что надо бы поменьше сидеть взаперти и почаще выходить и встречаться с людьми, но это предложение застало меня врасплох.
Она говорит, что, если я поеду, возможны два варианта и от меня зависит, какой из них выбрать.
Первый – это отбросить все свои комплексы и принимать все как есть. То есть вести себя как ребенок. Второй – это соблюдать известную дистанцию, внимательно присматриваться к мелочам и постараться найти во всем знакомые черты. Сортировать впечатления и сравнивать.
В первом случае масса впечатлений может ошеломить. Во втором, воспринимая вещи созерцательно, можно вынести ряд тонких наблюдений и получить большое удовольствие.
Так считает Лиза.
Но она считает, что даже ошеломляющее впечатление имеет свои хорошие стороны.
Я спрашиваю ее:
– В каком смысле?
Она говорит, что со временем это даст возможность увидеть вещи в должной перспективе.
– В перспективе? – повторяю я.
И тут Лиза касается моей руки и снова говорит, что, как ей кажется, мне надо поехать. Мне приятно, когда она касается моей руки. И похоже, я готов согласиться на поездку только ради того, чтобы доказать ей, как я ценю ее прикосновение.
Лиза говорит, что мне ведь никто не помешает снова заколачивать колышки и кидать мяч, когда я вернусь. И говорит, чтобы я не лишал себя такой возможности выбраться в другую страну. Может быть, после этой поездки все покажется мне в другом свете.
И когда я слышу ее голос, мне кажется правильным все, что она говорит.
ФОРМА
Мой брат звонит и опять настаивает.
Он говорит: «Солнце». Говорит: «Сентрал Парк». Говорит о вкусных кушаньях и напитках. Говорит: «Эмпайр Стейт Билдинг».
– Достопримечательности, – фыркаю я презрительно. – Какого черта мне достопримечательности?
Мой брат говорит, что главное даже не сам город, а то, что мы побудем вместе.
– Братьям надо иногда побыть вместе, приятно провести время, – говорит он по телефону.
Такой подход мне понравился. Но Нью-Йорк, наверное, слишком велик для меня.
– Не слишком ли велик Нью-Йорк?
Брат отвечает, что он действительно довольно-таки большой.
Я спрашиваю, не ошеломлен ли он массой впечатлений.
Брат говорит, что нет.
Я спрашиваю, чувствовал ли он себя когда-нибудь ошеломленным и не боится ли он такой возможности.
Он снова говорит, что нет.
Я спрашиваю, не лучше ли нам проехаться по Америке на машине.
– Нет.
Я спрашиваю, нельзя ли мне взять с собой Лизу.
Он спрашивает, кто такая Лиза. Я объясняю.
Он говорит «нет».
Я спрашиваю, не подарит ли он мне «ролекс».
– Нет.
Затем я спрашиваю брата, во что он верит.
– Повтори, что ты сказал, – говорит брат.
– Во что ты веришь? – спрашиваю я.
– Это в каком смысле? – спрашивает он.
– Как «в каком смысле»? Я спрашиваю тебя, во что ты веришь, – говорю я.
– По жизни? – спрашивает он.
– Ну да, – отвечаю я.
– Ты не придуриваешься? – спрашивает он.
– Нет, – говорю я. Он задумывается.
– Я верю в рыночные силы, – произносит он наконец.
– В свободный рынок? – спрашиваю я.
– Да.
– Разве в это стоит верить? – возражаю я. – Наверное, это чушь собачья. Кому нужны твои рыночные силы!
Брат отвечает, что никакая это не чушь собачья.
– Что нет – то нет.
– Ну а еще во что ты веришь?
Он верит в дружбу. Ладно.
Он верит в любовь.
– Это правда? – спрашиваю я.
– Что «правда»? – спрашивает мой брат.
– Что ты веришь в любовь, – говорю я.
– Ну конечно правда! Я говорю ему, что этого я от него не ожидал.
– Так это что-нибудь меняет для тебя? – спрашивает он.
Я говорю, что да.
Я спрашиваю брата, чего в Нью-Йорке больше – содержания или формы.
– Формы, – отвечает брат. А содержание я должен внести в нее сам.
Я спрашиваю его, почему он считает, что поездка в Нью-Йорк пойдет мне на пользу.
Он отвечает:
– Новые места, новые мысли, перспектива.
– Ты уверен насчет перспективы? – спрашиваю я.
– На все сто. Секунда молчания.
Брат спрашивает, удалось ли ему меня уговорить.
– Да, – отвечаю я ему. – Ты меня уговорил.
– Хорошего тебе перелета, – говорит брат.
– Спасибо тебе, – говорю я в ответ.
РЕНТГЕН
Я полечу в Америку.
Я согласился на это.
Я долго гляжу на доску-колотилку.
Взять ее с собой, наверное, означает проявить трусость.
Вряд ли Нью-Йорк самое подходящее место для того, чтобы стучать по колышкам.
Наверное, у Нью-Йоркцев принято как-то иначе давать выход своим эмоциям.
Стоит ли там стучать по доске и изображать из себя круглого дурака!
Но с другой стороны, я ведь не собираюсь изображать из себя умника, которому все будто бы нипочем. Это лучший способ сесть в лужу.
Я пробую доску на вес.
Она почти ничего не весит.
Я же не обязан ее использовать. Зато если она будет лежать у меня в рюкзаке, это придаст мне больше уверенности. Достаточно знать, что она там. А если мне вдруг приспичит поколотить, она будет у меня под рукой.
Можно, конечно, отправиться и без доски, а там, если будет позарез нужно, купить новую. Но это все же рискованно.
Я ведь не знаю, какие позиции у фирмы «Брио» в Америке. Может быть, там вообще нет досок-колотилок. И тогда я рискую, что нечем будет притушить нахлынувшие эмоции.
Кого, спрашивается, я обманываю, оставляя доску дома? Никого, кроме себя самого!
Доска поедет со мной.
Если город, действительно, так огромен, как я себе представляю, то мне наверняка потребуется дать выход лишним эмоциям.
А кроме того, как здорово она будет выглядеть под рентгеновскими лучами в аэропорту! Возьму доску на радость таможенникам.
Я собираю вещи.
Трусы. Носки. Майки. Зубная щетка. Шорты. Фотоаппарат.
Доска-колотилка.
СМЫСЛ
Осталось еще немного времени до отправления автобуса в аэропорт.
Мы с Лизой лежим на траве в Дворцовом парке.
Мы едим блины, которые напекла Лиза.
Я спрашиваю у Лизы, как она думает – будет ли все в конце концов хорошо.
Она спрашивает, какой смысл я вкладываю, когда говорю «в конце концов».
– Если иметь в виду конец в прямом смысле, тогда, конечно, вряд ли все будет хорошо. А вообще это, конечно, вопрос веры, – говорит Лиза. – Верят ведь некоторые, что проживут несколько жизней или что попадут после смерти в какое-то замечательное место. Если же это в том смысле, что со временем, потом, мало-помалу все утрясется, тогда можно сказать, что, вполне вероятно, так и будет.
