Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Крыму. Возвращение
Идти домой после полусуток не хотелось. Данилов решил переночевать в кабинете, а перед сном сыграть на скрипке что-нибудь сложное и длинное, чтобы ненадолго отвлечься от действительности. Начальственная работа чем дальше, тем чаще вгоняла в тоску. Прежде всего – ситуацией с кадрами. Свердловский областной медицинский колледж обещал прислать в августе аж двадцать пять фельдшеров в рамках региональной программы по обеспечению кадрами, но обещать еще не значит жениться. Кто-то может передумать и не поехать, а кто-то предпочтет работать в более спокойных местах, чем скорая помощь. Кроме того, фельдшер может поступить по контракту на военный флот, там тоже большая нехватка кадров, а платят гораздо больше, чем на «скорой»… Данилову казалось, что для привлечения людей в Крым, здешним медикам надо установить привлекательные повышенные оклады. На деле привлекательные, двойные, а то и больше, чтобы был смысл приезжать сюда на заработки, как когда-то ехали на Крайний Север. Он даже озвучил свое мнение на одном из совещаний в департаменте, чем вызвал улыбки у коллег. Элла Аркадьевна снисходительно объяснила, что, во-первых, на такое повышение нет средств, а во-вторых, это вызовет недовольство в других регионах. Короче говоря, предложение заведомо невыполнимое как с экономической, так и с политической точек зрения. Учитесь, коллега, работать с тем, что имеете, и не фантазируйте.
Закончив играть на скрипке, Данилов убрал ее в футляр и подошел к окну. Он загадал, что если по противоположной стороне тротуара первым пройдет мужчина, то вор завтра попадется. Если же пройдет женщина, то придется ждать следующего раза. Парочки и компании в расчет не принимались. Загад был лукавым, потому что в ночные часы одиноких мужчин на улице больше. Но лукавство не сработало. Первой по улице прошла женщина в облегающем красном, с блестками, платье. Чересчур яркий и щедрый макияж, бросавшийся в глаза даже издалека, и красивая «подиумная» походка недвусмысленно намекали на ее профессию. «Черт побери!», – подумал Данилов и тут же нашел отговорку. Он загадал, что вор попадется завтра, а ведь уже час ночи и на сутки ему выходить уже не завтра, а сегодня. Так что еще не все потеряно, уважаемый Шерлок Хаус! Может, заодно найдете и того, кто вам яблоки в шкафчик подкладывает. Кстати говоря, во «внеплановое» субботнее дежурство Данилов традиционного сюрприза не получил.
Лариса с Юрием Палычем все дежурство обсуждали кандидатов в подозреваемые. Анализу подвергалось все – биография, черты характера, склонность к вымогательству, любовь к дорогим вещам и т. д. Данилов за сутки узнал о сотрудниках центральной подстанции больше, чем за несколько прошедших месяцев. В том числе узнал и о том, почему заведующий подстанцией назвал Копержинскую «патологически честной». Четыре года назад она сдала вместе с «несознательным»[7] пациентом, доставленным в реанимацию после «авто», бумажник, в котором было более двух тысяч долларов. Причем работала она в ту смену одна, без врача, карманы пациента осматривала, пока ехали в стационар, так что прикарманить деньги могла без труда. Первым в списке подозреваемых у Ларисы с Юрием Палычем шел доктор Залесский. В силу молодого двадцатипятилетнего возраста и легкости характера. Легкость выражалась в том, что Залесский постоянно хвастался своими успехами у женщин, а на женщин, как известно, уходит много денег. Сам Данилов поставил бы Залеского в списке подозреваемых на последнее место. Во-первых, Залесский производил впечатление честного человека, а своему умению разбираться в людях Данилов привык доверять. Во-вторых, о своих любовных подвигах чаще всего рассказывают те, кому в любви хронически не везет. Бахвальством они пытаются компенсировать свои неудачи на любовном поприще.
В течение дежурства Данилов трижды проверял свою приманку. В третий раз, в шесть часов двадцать пять минут утра, он обнаружил разу два сюрприза – очередное яблоко на верхней полочке и пропажу двух пятитысячных и пяти тысячных купюр. Вор решил не мелочиться и взял хороший куш. Предыдущая проверка состоялась около полуночи, и тогда все купюры были на месте. Кража в ночное время заметно сужала круг подозреваемых, поскольку ночью на подстанции не было «гостей», а число сотрудников уменьшалось наполовину. На всякий случай, Данилов завел с охранником Степаном Зиновьевичем, бывшим морским волком, разговор о погоде – если солнце село в тучку, жди, моряк, от моря взбучку. В ходе беседы удалось ненавязчиво выяснить, что никто из отдежуривших полусуточную смену на подстанции вчера не задерживался. Как сдали смену, так и разошлись по домам.
Подозреваемых осталось всего семеро, потому что Копержинскую Данилов вычеркнул как патологически честную, а Бувайло как пострадавшего. В Ларисе и Юрии Палыче Данилов был уверен как в себе самом, к тому же кражу явно совершили не они, поскольку в момент ее совершения отсутствовали на подстанции. Оставались диспетчер Света Михальчук, охранник Степан Зиновьевич, доктор Гартман, фельдшер Ольга Калюжная и три водителя. Немного поколебавшись, Данилов вычеркнул из списка Свету и Гартман. Невозможно было поверить, что такие правильные женщины могут опуститься до воровства. Осталось пять человек. По уму следовало бы вычеркнуть и водителя Тимоху, работавшего на одной бригаде с Калюжной. В анамнезе у Тимохи был пятилетний срок за кражи со взломом, а руки хранили следы плохо сведенных наколок. Люди с уголовным прошлым вряд ли станут воровать там, где работают. Во-первых, это противоречит правилам и понятиям, а во-вторых, их начнут подозревать в первую очередь. Но если вычеркнуть Тимоху, то в списке оставались охранник Степан Зиновьевич, отставной старший мичман, отец многодетного семейства и дед двоих внуков, двое столь же солидных немолодых водителей из числа коренных севастопольцев с незапятнанной репутацией и фельдшер Калюжная, милая улыбчивая застенчивая тридцатилетняя женщина, славившаяся своей неземной добротой. «Такую дуру, как Олька, еще поискать, – рассказывал о ней водитель Тимоха. – Везем алкаша, он ее матом кроет вдоль и поперек, а она ему: «Миленький, я понимаю, что вам плохо, подождите, скоро в больницу приедем». Я не выдержал, тормознул и залез в салон, чтобы сказать этому козлу пару ласковых. А она его загородила и орет: «Не смей обижать больного человека! Вези его скорей в больницу!». И когда на каталку грузили, в оба глаза следила, чтобы я этого козла мордой об железо не приложил».
Мамлаю Данилов сказал, что на утреннюю подстанционную конференцию надо пригласить всех водителей, и дал ему кое-какие инструкции. Водителей приглашали редко, лишь тогда, когда надо было обсудить какой-то транспортный вопрос. Но все же приглашали, поэтому объявление Мамлая ни у кого не вызвало подозрений. Когда все собрались в небольшом тридцатиместном конференц-зале, Данилов дождался, пока Мамлай запрет дверь на ключ, а затем вышел со своего привычного места во втором ряду с краю вперед и сказал:
– Коллеги! В целях борьбы с кражей денег из шкафчиков прошу всех показать мне ваши ладошки. Протяните руки вперед, пожалуйста.
По залу прошел удивленный гул. Данилов достал из кармана куртки ультрафиолетовый фонарь, полученный от оперативника вместе с фальшивыми купюрами, обработанными специальным порошком, и прошелся вдоль первого ряда. Краем глаза он уловил движение в третьем ряду. Повернув голову, чуть не выронил от удивления фонарик – фельдшер Бувайло, сидевший в середине третьего ряда, тер ладони о штаны.
– Бесполезно, Вадим Рубенович, – сказал Данилов, направляясь к нему. – Порошок не оттирается. А задумкой вашей я восхищаюсь. Изобразить жертву, чтобы избежать подозрений, – очень умный ход.
Бувайло вскочил на ноги и направился к двери, возле которой стоял Мамлай.
– Пропустите! – голосом, срывающимся на визг, потребовал он. – Вы не имеете права меня задерживать! И руки я вам показывать не стану! Пропустите немедленно! Я не собираюсь участвовать в вашем спектакле!
– Согласно закону, любой гражданин имеет право на задержание лица, совершившего преступление, с целью передачи его органам, – сказал Данилов. – У вас, Вадим Рубенович, есть выбор. Или вы сейчас показываете ладошки… Впрочем, можете и не показывать, поскольку ваше поведение равносильно признанию вины. Или же вы сейчас же возместите ущерб всем пострадавшим от ваших действий, после чего напишете заявление об увольнении, или же заявление напишу я и возмещать ущерб вы станете из своего лагерного заработка. Краж вы совершили несколько, шкафчики открывали и закрывали явно отмычками, так что на условный срок вам надеяться не стоит. А если же вы сейчас попробуете оказать сопротивление и нанесете кому-нибудь телесные повреждения, то можно считать, что добавите себе к основному сроку еще два года.
Курносое лицо Вадика из красного стало белым и покрылось капельками пота.