Алексей Славич - Начало перемен
— Эмпатического сканера, к сожалению, у меня тут нет, — сказала Катя. — Не чувствую, как ты кончаешь. Но все равно так классно с тобой, мой Серенький. А Александр Сергеич был бы доволен мной как смиренницей, как ты считаешь?
— Главное, что доволен муж, — веско заявил Гуров. — А мнение всяких хлыщей–стихоплетов не должно тебя интересовать.
— Никак опять ревнуешь к солнцу поэзии? — хихикнула Катя.
— А что, я к нему уже ревновал? Чего вдруг? — удивился Гуров.
— Ах, да, у тебя же амнезия. Взревновал ты, узнав, что я была с ним знакома. Слушай, спать хочется. А тебе?
— И мне немножко. Забавно, сон во сне, любопытно попробовать.
— И мне любопытно. Я ведь в виртуале только докладывалась, участвовала в совещаниях и тому подобное. Спим?
— Спим.
Проснувшись в той же кровати, Гуров сразу ощутил, что он «в реале», — хотя и не сильно, но побаливало во многих местах.
Как и при его пробуждении после амнезии, Катя сидела около кровати в кресле. Милая моя, подумал он, с теплым и нежным чувством радости, что видит ее.
Глаза у Кати изумленно и радостно расширились — и она прямо с кресла прыгнула в кровать и прижалась к нему:
— Серый, родной, ты опять меня любишь!
— Даже не знаю, как ответить, — рассмеялся Гуров. — Разве что какую–нибудь глупость типа «Таки да!» Слушай, а у персонажа с лягушками внутри псевдоним был не «Петров»?
— Вспоминаешь! — обрадовалась Катя.
— Да, как–то клочьями. Оказывается, просто надо было крепко дать мне по голове. Эх, ты, не догадалась!
— А почему ты думаешь, что по голове? — удивилась Катя. — Тебе крепко досталось и по позвоночнику. Может, любовь и важные воспоминания ты хранишь в спинном мозге?
— Ну, спасибо, что ты не подумала на костный мозг моего сломанного плеча, — засмеялся Гуров. — А как твое здоровье? В виртуальной реальности ты была поначалу какая–то кисловатая от контузии.
Катя удивленно приподняла брови:
— Здоровье ничего. Но о какой виртуальной реальности ты говоришь, Серенький?
— Как о какой? О той, в которой мы план работы с тобой писали.
— Сереж, я сама недавно встала с постели, не была ни в какой виртуальной реальности и не писала с тобой никакого плана.
— А кто же это тогда был? Совершенно натуральная ты.
— Ну, в принципе это мог быть какой–нибудь виртуальный робот в моем обличье. Хотя такому роботу положено объявить, кто он такой.
— Сильно умная и толковая она была для робота. Шутила, как ты. Стихи просила читать.
— М-да, это странно. Вы трахались?
— Ну… да.
— Сереж, чего ты напрягаешься. Я, конечно, ревнивая, но понимаю, что ты как бы со мной трахался. То, что трахались, — тоже странно, чего бы Иванов к тебе такого робота пустил при живой жене, не похоже на него. Хорошо трахнулись?
— Так же классно, как с тобой. Вернее, мне было так же. Она пожалела, что без эмпатического сканера не чувствует моего оргазма.
— Боюсь, Сереж, — мрачно сказала Катя, — что это был какой–то виртуальный вариант моей настоящей личности. И что с ней происходит, с беднягой? Ты говоришь, она кислая была?
— Да, пару раз она жаловалась на ощущение, будто долго была бесплотной тенью в Аиде. Лем, наверное, в гробу вертится от таких вариаций на его темы, — ответил Гуров. — Надо разбираться с Ивановым.
— Рад видеть вас относительно здоровыми, — радушно встретил их Иванов. — Какие проблемы?
— Юрий Петрович, что за Катя была у меня в виртуальной реальности? — спросил Гуров.
— По каким–то медицинским причинам было нежелательно подключать к вам Катерину, и для вас соорудили специальный конструкт: в виртуальный вариант личности Кати на момент ее восстановления была вложена информация о событиях за прошедший период, данные по проекту и тому подобное. А что случилось?
— Случилось то, что она была явно несчастна. Объясните, пожалуйста, что она такое и что с ней делают?
— Она полный виртуальный аналог личности… э-э… прототипа, который во многих отношениях уникален. Псевдоживую личность изучать удобнее, чем программный код. Обращаться с ней должны в принципе гуманно. Держат в таком, как бы сказать, бессознательном состоянии.
— Юрий Петрович, похоже, с гуманизмом у ваших исследователей серьезные проблемы. Как с безопасностью у ваших безопасников — извините за бестактность. Первые слова виртуальной Кати были — жалоба на ощущение, что она долго была бесплотной тенью Аида. Позже между делом она процитировала, кажется, из Гомера про Ахилла, который предпочел бы вечно работать батраком, чем быть царем мертвых. Не знаю уж, сознательно или нет. А как на ней в ее Тартаре скажутся воспоминания о счастливом дне, проведенном со мной?!
Иванов слегка покраснел:
— Хорошо. Не будем дискутировать, я вижу, вас это серьезно задевает, а для нас вопрос непринципиальный, пусть наши специалисты изучают программный код. Чего вы хотите? Чтобы прекратили ее существование?
— Нет! — почти хором воскликнули Гуров и Катя и посмотрели друг на друга.
— Можно, мы посоветуемся? — спросил Гуров.
— Конечно, посоветуйтесь, — согласился Иванов с едва заметной улыбкой.
Гуров глубоко вздохнул и сказал:
— Кать, я понимаю, что тебе чрезвычайно неприятно появление, так сказать, Кати‑2, но я считаю, что если по–человечески, то надо просить ее восстановить в нормальном живом виде. Извини.
Катя помолчала и спросила:
— А почему ты на меня не смотришь? И за что извиняешься?
Гуров исподлобья посмотрел на Катю — и увидел, что она улыбается.
— Почему ты думаешь, — спросила Катя, — что я могу хотеть уничтожения самой себя или, вернее, кого–то вроде своей сестры–близнеца? Могу ведь и обидеться, Сереж.
— Ну, — растерянно буркнул Гуров, — ты ведь ревнивая.
— Не до такой степени, чтобы ставить ревность выше жизни и смерти. И не знаю, почему, но к себе самой я тебя как–то почти не ревную. Ты лучше, — хихикнула Катя, — подумал бы о своей горькой судьбе двоеженца — как мы тебя делить будем.
— Заведете молодого любовника, — буркнул Гуров. — Когда надо, я умею быть невнимательным.
— Глупенький Серенький, я совсем не о сексе, — ласково сказала Катя. — Мне никто, кроме тебя, не нужен. И я как андроид могу регулировать свою потребность в сексе. Я о любви и ласке. В этом я свою потребность регулировать не могу. Не треснешь ты от двух приставучих баб?
Ну, — ответил Гуров, ухмыльнувшись, — хочется широко расправить живот, как говаривал в подобных случаях один знакомый моей комплекции, и ответить: не тресну!
Восстановленная Катя‑2 лежала — вдруг вспомнилось Гурову — совсем, как когда–то восстановленная Катя, на спине, прикрыв глаза, в брючном костюмчике вроде домашнего.
Когда они вошли в зону чувствительности ее эмпатического сканера, она открыла глаза — и осторожно улыбнулась.
— Привет, ребята.
— Здравствуй, солнышко, — ответил Гуров и присел на край кровати.
— Привет, сестричка, — сказала Катя и села на стул. — Может, чтоб не путаться, ты у нас будешь зваться Риной, как когда–то?
— Договорились, — улыбнулась Рина.
— Понимаешь, Рин, — пожаловалась Катя, — у меня одной совершенно не получается быть строгой женой этому типу. Ты ведь мне поможешь? Вдвоем мы должны справиться.
— О чем речь, — ответила Рина. — Легко!
И подмигнула Гурову.
