Алексей Славич - Начало перемен

— Это так называемый «быстрый режим» — передвижение, ускоренное в несколько раз по сравнению с доступным человеку, — пояснил Иванов. — Мое сознание имплантировано в андроидную, человекоподобную оболочку. А настоящее мое тело сильно не похоже на человеческое.

— Врач Павел, случайно, не один из вас? — поинтересовался Гуров.

— Да. А почему вы подумали?

— Уж очень быстро он меня вчера поддержал, когда я чуть не упал. И экстрасенсорные способности его меня поразили. Окей. Верю. И каковы ваши цели касательно человечества?

— Мы, собственно, — Иванов задумчиво потер лоб, — сейчас как раз сами себе пытаемся ответить на этот вопрос. Вообще–то обычно на том уровне, на котором находится Земля, мы только наблюдаем. Но у вас в последние десятилетия вдруг возникли серьезные риски для нормального развития — я не хотел бы пока об этом детально говорить. Вот мы и думаем, что делать, а пока на всякий случай прорабатываем различные планы вмешательства. Ваш проект — один из наиболее перспективных.

— А как вы вообще мной заинтересовались? Я ведь макроэкономикой почти двадцать лет не занимаюсь.

— Может быть, историю нашего знакомства вы расскажете отдельно, Катерина? — спросил Иванов.

— Хорошо, — кивнула Катя.

— А каким образом я амнезию схлопотал? — спросил Гуров.

— По большому счету, наша вина, — вздохнул Иванов. — Вам на крайний случай и с вашего согласия была проделана ментальная операция, позволяющая дистанционно блокировать память. Вообще–то ваш проект был организован так, чтобы никто им не заинтересовался. К сожалению, информация о нем по случайной халатности попала в одну российскую спецслужбу, и они решили вас арестовать.

— Зачем? — удивился Гуров.

— Им попался фрагмент, по которому можно было заподозрить, что вы разрабатываете проект усиления Штатов в обозримом будущем. Мы вас спрятали и начали гасить ситуацию. Но произошел еще один прокол: они сумели расколоть нашу систему связи. Вышли на вас и от имени якобы нанятых бандитов стали шантажировать: или вы сдаетесь в течение получаса, или они взрывают жилой дом. Вы решили сдаться. Мы в этой ситуации, — Иванов опять виновато вздохнул, — вынуждены были блокировать вам память.

— Ну, а если какая–нибудь подобная ситуация повторится? — спросил Гуров. — И речь будет идти уже о более длительном промежутке потери памяти? Хотя и сейчас — он виновато покосился на Катю, — мягко говоря, тяжело и мне, и особенно жене.

— Наши специалисты разработали для человеческого мозга новую методику блокирования памяти, в гораздо меньшей степени затрагивающую эмоциональные воспоминания и позволяющую восстановить память не с примерно 50 % вероятности, как сейчас, а где–то на 95 %. Но какой–то риск, конечно, останется.

— Сколько у нас времени на принятие решения? — спросил Гуров.

— Сколько бы вы хотели?

— Нескольких дней нам будет достаточно, Катюш?

— Наверное, да — ответила та.

— О царь, — спросила Катя, — я не слишком выйду из роли Шахерезады, если за рассказом выпью водки? В прошлый раз, признаваясь тебе, водку пила, и в этот раз нет сил, как хочется.

— Конечно, солнышко, — ответил Гуров. — Особенно если и мне нальешь. Жена–собутыльник — это моя тайная мечта. Но что тебя смущает? То, что ты мне расскажешь, я ведь уже знал. И я — тот же самый. Значит, прореагирую так же.

Катя вздохнула:

— Нет, Сережа, ты не тот же самый. Ты меня не любишь.

— Ну… — замялся Гуров, — я очень нежно к тебе отношусь…

— Я чувствую — ты очень нежно и хорошо ко мне относишься, я тебе очень нравлюсь, тебе со мной классно. Но ты меня не любишь. А значит, и еще что–то в тебе могло измениться. Ну, что, я закажу ужин в номер. Ты чего бы хотел?

— Какой–нибудь соленой закуски, рыбы там, на твой вкус, — мрачно сказал Гуров.

Когда принесли ужин и, к изумлению Гурова, литр водки, Катя налила грамм сто пятьдесят себе в стакан и на донышко рюмки — Гурову.

— Извини, Сереж, тебе еще несколько дней пить почти нельзя. Когда тебя чекисты допрашивали, всякой вредной химией пользовались. И Павел, кажется, добавил лекарств.

— Оказывается, иногда ты можешь довольно похоже притворяться строгой женой. А почему я ничего про чекистов не помню? — спросил Гуров.

— То ли они сами, то ли Павел, точно не знаю, поставили тебе гипнотический блок. Он в принципе легко снимается, но зачем тебе эту допросную гадость помнить? Не исключено, что болевые методы применяли. Ну, давай.

Они чокнулись, и Катя залпом выпила водку.

— Мы познакомились, когда ты пришел ко мне как клиент к проститутке, — сказала она, продышавшись. — Я специализированный андроид, сконструированный для социо–психологического анализа поведения аборигенов. Многие исследования проводила под легендой проститутки.

— Гос–споди, бедняга ты моя, — сказал Гуров, пересел к Кате и нежно ее обнял.

Катя заплакала.

— Да что же это такое, — пробормотала она сквозь слезы. — В прошлый раз из меня текло, как из фонтана, и опять реву.

— А чего сейчас ревешь, солнышко? — ласково спросил Гуров.

— Как и тогда — боялась, что тебе будет противно, а тебе не противно. В меня встроен эмпатический сканер, я твои эмоции чувствую.

Катя налила себе еще грамм сто пятьдесят.

— Не пугайся моим дозам — метаболизм специфический, мне нужно в несколько раз больше выпить, чем обычному человеку, для того же эффекта.

И Катя выпила очередную порцию.

— Оргазмы у меня с тобой были очень странные. У меня были инсталлированы аналитические программы одной расы, слегка похожей на лягушек. В программах, как оказалось, были куски, связанные с их размножением. У них это коллективный, очень сакральный, экстатический процесс. И я эти мистерии отчасти ощущала. Ты чувствовал только что–то вроде вибраций.

— Это только со мной у тебя было?

— Да, уж не знаю почему. Когда я поинтересовалась лягушками поглубже, выяснилось, что такой наш секс может интерпретироваться ими как ужасное кощунство.

— Звучит удивительно бредово.

— В тот раз, — усмехнулась Катя, — ты примерно так же высказался. Но однажды, когда мы тихо–мирно пили чай, вдруг явились Иванов и андроид, в котором сидели сознания целой кучи лягушек. Аборигенов в такие истории стараются не втягивать. Тем более, это древнее лягушачье табу к конкретной ситуации подходило сомнительно. Поэтому после пары символических вопросов ты был признан невиновным и тебе было вежливо сказано идти подобру–поздорову.

Катя налила и выпила очередные сто грамм.

— И тут, Сережа, ты меня потряс, я просто офигела. А могу ли, спрашиваешь, объявить эту женщину своей женой и разделить с ней любую ответственность. Иванов тебе намекает, что ответственность очень серьезная. А ты наседаешь. Ну, — Катя вздохнула, — я вижу, ты вот–вот и впрямь объявишь меня своей женой — и, чтобы сломать ситуацию, бросилась на андроида с лягушками в мозгах. И он меня убил. Как они и собирались. Иначе обездвижили бы силовым полем.

— То есть, по сути, ты меня спасла.

— Серега, бля, вот мне было бы весело умирать с любимым человеком на пару!

— Ф-фу, просто шекспировские страсти, — сказал Гуров. — Ну, дай еще немножко водки, ничего со мной не случится.

Катя опять плеснула ему на донышко, себе грамм сто, они чокнулись и выпили.

— Но как же ты умудрилась воскреснуть? — спросил Гуров.

— Благодаря тебе, — уже слегка заплетающимся языком сказала Катя, — и, как ни странно, самим лягушкам.

— Но ведь они тебя убили?

— Понимаешь, у них сложная этика. Одно дело — просто ликвидировать сраного специализированного андроида, который залез в табуированную область. И совсем другое — убить возлюбленную естественно рожденного разумного существа, тем более, человека чести, который готов рисковать всем ради своей любви. Даже если возлюбленная — сраный андроид.

— Я сейчас так покраснею, что останусь красным на всю жизнь.

— Ничего, хорошо прожаренных я тоже люблю. Вначале лягушки пытались разрулить ситуацию упрощенно — принести тебе извинения и предложить материальную компенсацию.

— А я?

— Ты предложил им, цитирую с твоих слов, засунуть эту компенсацию себе в жопу. Тут они, — Катя хихикнула, — окончательно поняли, что ты человек чести. Ну, и определенную роль сыграл мой бросок в стиле Александра Матросова — я успела эмпатически почувствовать, что они меня зауважали, хоть я и сраный андроид. У лягушек самоубийство и самопожертвование — очень важные элементы культуры. В общем, посоветовавшись со своей совестью, они сказали Иванову, что считают мое восстановление, но без их имплантов, своим долгом чести.

Катя достала сигареты. Гуров дал ей прикурить.

— Ты вот меня пытал, чем посредственный дядечка Гуров привлек мое благосклонное внимание. Например, за многие годы ты второй известный мне человек, который всегда дает даме прикурить. Причем в глазах первого я не была блядью.