Алексей Серов - Обеднённый уран. Рассказы и повесть
За стол он сел чисто вымытый, выскобленный и пахнущий хорошим лосьоном. На широкие, сильные плечи была накинута, но не застегнута, свежая сорочка, и мокрая черная шерсть на его груди, на синих татуировках, шла крупными завитками, отчего Наташа всегда слегка сходила с ума — всегда, но только не сегодня утром.
— Ешь, ешь ещё! — приказала она, когда муж собрался было встать из-за стола. Посмотрела на него испытующе — и он ничего не смог противопоставить этому взгляду — ни обмануть, ни утешить. Отвёл глаза.
Она тихо заплакала.
Дмитрий растерянно кашлянул и погладил её по плечу.
— Ничего, милая. Всё будет хорошо.
В прихожей он надел ботинки и лёгкий пиджак, надвинул на глаза шляпу.
— Вот и всё, я готов.
Наташа повисла у него на шее.
— А бронежилет? Почему ты сегодня не надел свой бронежилет?!
— Больше не нужно…
Он, поцеловав, мягко отстранил её от себя, вышел на лестничную площадку и закрыл за собой дверь. Спустился на лифте.
Консьерж на первом этаже угодливо оскалился:
— Доброе утро, Дмитрий Анатольевич! Что-то вы сегодня раненько! Ну да кто рано встаёт, тому, говорят, Бог подаёт!
— Это верно, — холодно сказал Дмитрий, проходя. Мимолётно подумалось, что этого старого гэбэшника он замочил бы с огромным удовольствием. Вша поднарная. Из-за таких, как он, все беды… — Дела пора делать.
Слышно было, как консьерж за его спиной снимает телефонную трубку.
Внизу он прошёл под балконом, чтобы не видеть в окне искажённое страданием лицо Наташи.
Теперь надо было куда-то идти, двигаться в каком-то направлении. Все четыре стороны света звали его к себе. Но он должен был избрать единственно верный путь. Иначе всё пропало.
И — пешком. Обязательно пешком. Свой «мерседес» он никак не мог взять на это дело. Телефон, конечно, тоже. Проходя мимо мусорных баков, он осторожно, чтобы никто не заметил, опустил Vertu в один из них. Пусть будет здесь — самое ему место.
Он всегда, всю жизнь знал, что этот день наступит. Никто не верил — ни друзья, ни жена — лишь он один каждое утро просыпался и спрашивал себя: «Что, сегодня?» Но ответа ему до сих пор не было. А нынче вот и спрашивать не понадобилось.
Солнце поднималось, становилось жарко, и Дмитй снял и засунул в ближайшую урну пиджак. Потом спохватился — там остались документы, деньги, кредитки… А, наплевать. Теперь вряд ли понадобятся.
Он сел на трамвай и поехал до конечной. Трамваи он очень любил — исчезающий, как уссурийский тигр, вид транспорта.
Несмотря на ранний час, на улицах было что-то очень много милиции. Кое-где на перекрестках стояли БТРы. «Тоже знают, готовятся», — подумал Дмитрий.
Он сошёл на трамвайном кольце и направился по дороге к окраине города. Здесь было уже недалеко. Стандартные пятиэтажки скоро сменились щитовыми бараками, потом — деревенскими домами. Дорога бежала мимо них куда-то в поля, где всё ещё стоял утренний туман. Дмитрий двинулся по дороге, и туман клочьями ползал перед ним и сзади него, как живой. Кажется, он шёл правильно.
Уже скоро, понял Дмитрий. Где-то здесь. Ждать больше невозможно.
И вот навстречу ему из тумана выступил высокий человек в необычном одеянии. В чём заключалась эта необычность, Дмитрий не смог бы определить сходу. Человек как бы не шёл по земле, а плыл над ней, скользил по туману. Лицо его было бесконечно добрым и одновременно бесконечно суровым. Лицо его было как тысячи других лиц, и в то же время одно-един-ственное, не перепутаешь ни с кем. Глаза его были опущены, он словно размышлял здесь о чём-то в уединении.
Человек остановился. Над его плечом висело яркое солнце. Смотреть на него было больно. Он посмотрел прямо на Дмитрия взглядом кротким, как у агнца, и видящим насквозь.
Громко, как ребёнок, зарыдав, Дмитрий упал на колени перед этим человеком. И тот улыбнулся и ласково возложил ему на голову руку свою — тяжёлую, дружескую.
— Теперь всё будет хорошо, — простонал Дмитрий, прижавшись щекой к его ноге, — ведь правда же, теперь всё будет хорошо?!
Человек не отвечал, но и не убирал свою руку с его головы.
— Но простишь ли ты меня когда-нибудь? Я не хотел жить так… Вот так, как сейчас… У меня были хорошие родители… Я оступился один раз, и не вовремя… А дальше всё пошло само собой… Но я никогда этого не хотел!
Человек стоял над ним, гладил его по голове и внимательно вглядывался в башни городских торговых центров.
— Я убивал. Нет мне прощения, — прошептал Дмитрий, — знаю сам.
Человек покачал головой и прижал палец к его губам.
Дмитрий оглянулся и увидел очередь из таких же несчастных недолюдей, как он сам. Их были сотни, все безмолвно ползли по дороге на коленях к высокому человеку в странном одеянии. Кто-то полз ничком, не поднимая от стыда глаз.
Дмитрий отодвинулся в сторону, его место занял следующий.
— Простишь ли ты меня когда-нибудь? — плакал лысоватый пузан в очках и дорогом кремовом костюме, уже успевшем превратиться в грязную тряпку. — Я никогда этого не хотел! Но в молодости я женился на любимой девушке, у неё родители были крупными чиновниками, они устроили меня на престижную работу, и дальше всё покатилось само… Я обманывал и воровал. Нет мне прощения…
— Простишь ли ты меня когда-нибудь?! — взвыла, подползая к руке человека, полуседая женщина, по виду чиновница высшего ранга из мэрии. — Я не знаю, как это получилось! Сначала в школе меня выбрали председателем совета отряда, потом секретарём школьного комитета комсомола, а после я летела вверх по карьерной лестнице, как пуля. Боже, я никогда этого не хотела, но так почему-то всегда получалось! Я прелюбодействовала и воровала, так поступали все вокруг меня. Но мне — мне нет прощения…
Каждого из них человек ласково гладил по голове, пока они рассказывали. Остальные были вокруг них и слушали. Так продолжалось несколько часов, пока длинная очередь не иссякла. И все они были теперь на ногах. Их были сотни.
Но ещё больше — десятки тысяч — было тех, кто не пришёл, кто засел в городе.
Вдруг Дмитрий обнаружил, что он стоит на обочине дороги во главе первой сотни ополченцев и ждёт сигнала. Высокий человек в необычном одеянии посмотрел в сторону города, вздохнул, и тогда все они поняли, что нужно делать.
Пора.
Сегодня.
Над их головами пролетел военный вертолёт. Вдали, у трамвайного кольца, наблюдалось движение многочисленной толпы в одежде цвета хаки. Подъезжали БТРы и грузовики.
Человек неспешно зашагал по дороге к городским башням, и безоружные люди с горящими глазами, не отставая, шли за ним по пятам.
Чёрная подводная лодка
Валька Тимофеев по естественному прозвищу Тимоха к своим сорока годам достиг стабильного материального и общественного положения. У него имелись в наличии собственный домик в пригородном совхозе, жена Зина, державшая Тимоху в кулаке, сын Пашка, учащийся ПТУ, корова Дашка, рыжая с белыми пятнами, поросята, огород, энное количество кур, кошка с собакой, простая работа, не отнимавшая много времени, и крохотная зарплата. Средств на жизнь хватало еле-еле, но хватало, следовательно, всё было в порядке, грех жаловаться.
По вечерам, после всех трудов праведных, если силы ещё оставались, Тимоха любил мечтать о будущих двадцати или тридцати годах спокойной, размеренной жизни, о внуках, о новых телевизионных передачах, которые можно будет просматривать вместе с женой, удобно устроившись на диване, о праздниках, когда съезжается родня, пьётся вино и льются песни…
В один из таких спокойных осенних вечеров (на улице уже задумчиво собирались сумерки, но было ещё светло), Тимоха услышал рёв автомобильного клаксона. Гудок нёсся над полями, длинный и требовательный, он прерывался ненадолго, чтобы тут же возобновиться, как будто усталый лось переводил дыхание и снова подавал голос.
— Это откуда? — спросил Тимоха жену, которая тоже внимательно прислушивалась к гудку.
— С дороги, что ли. И чего гудит? Нехорошо как-то. Будто зовёт, в самом деле… Включи телевизор, сейчас начнутся «Семейные страсти».
Тимоха включил. Но даже необыкновенные перипетии жизни героев сериала не смогли отвлечь его от гудка, тем более что тот и не думал утихать, а всё так же требовательно буравил холодеющий осенний воздух над голыми полями. Тимоха ещё некоторое время пытался смотреть телевизор, но понял, что на месте ему не усидеть. Он сердито плюнул и стал собираться, всем своим видом показывая Зинухе, как ему не хочется идти, но вот надо, мало ли там что… Жена прекрасно знала: её благоверный умирает от любопытства и готов бежать хоть босиком, чтоб не терять времени на обувь. Ладно, пусть сходит, решила она. Надо ведь узнать, мало ли…
— Смотри, не влопайся там ни во что! — предупредила она его грозно.
— Во что влопываться-то, Зин? — удивился Тимоха. — Я туда и обратно, пять минут…
