Федор Полканов - Рабочая гипотеза.
И Раиса решилась принять срам во второй раз.
В первую поездку Мелькова повезла всех молодых Котовых. Их было шестеро, и галдели они так, что у Раисы звенело в ушах. В довершение всего на первом же перекрестке милиционер оштрафовал Мелькову за недозволенную перегрузку машины. Тогда «мальчики» – двадцатилетние Петр и Николай – вышли, «девочки» же – погодки Лиза и Лида и близнецы Наташа и Галя – поехали дальше. Вскоре гвалт стих, и Котовы с таким же напряжением, как и сама Раиса, стали смотреть в ветровое стекло.
– Ты так и норовишь кого-нибудь задавить, – сердилась Лиза.
И хоть машина тащилась предельно медленно, такая опасность действительно существовала.
Раиса сделала небольшой кружок и направилась к дому Котовых. Когда въезжала во двор, царапнула крылом угол здания, и Елизавета осведомилась:
– Ты все еще пишешь рефераты? Если да, то можно надеяться, что гонораров и зарплаты тебе на штрафы хватит.
Эти слова Раиса вспомнила в тот же день: чтобы перегнать машину в Энск, пришлось подряжать шофера-профессионала, а он запросил изрядную сумму.
Однако прошло два месяца, и Котовы стали свидетелями того, как резво въехала в их двор запыленная голубая «Победа»: Раиса кое-чему научилась.
Одна из поездок была для Мельковой особенно памятной. В тридцати километрах от Энска вдруг возмущенно зафыркал мотор.
– Что ты, миленький? – Раиса переключила скорость.
Мотор еще немножко пофыркал и смолк.
Мелькова вылезла из машины, открыла капот и нерешительно поковыряла что-то пальцем. Она только испачкалась, и ничего более. А между тем была осень, и быстро надвигались сумерки. Раиса безнадежно махнула рукой: не стоит копаться, все равно она мало что понимает. Лучше уж обратиться за консультацией к знающим людям.
Она подняла руку как можно выше, но шофер огромного грузовика в ответ лишь послал воздушный поцелуй. Следующим на шоссе появился «Москвич». Он шел от Энска. Раиса взмахнула рукой чуть-чуть, не «проголосовала» – поправила шляпку. На «Москвича» надежда была плохая, тоже небось едет «спец» вроде нее. Однако машина остановилась, вильнув к обочине. Из открывшейся дверцы сначала появился рукав пальто, потом нога в немодных широких брюках и, наконец, мягкая серая шляпа.
– Терпим бедствие?
В ответ Раиса кивнула. Водитель «Москвича» был среднего роста, молодой и поджарый, со спокойным простым лицом и ясными серыми глазами – таким, во всяком случае, показался он Раисе.
– Симптомы заболевания?
– Чихал… Три раза…
– О, грипп!
Одним движением откинул он капот, потом спохватился, снял пальто, бросил Раисе.
– Лошадка у вас молоденькая, – сказал он, освещая мотор ручным фонариком. – За такой лошадкой нужно ухаживать, иначе быстро состарится. А вы… На месте вашего папы я не доверил бы вам машину. Кстати, девушка, сколько вам лет?
– Видимо, больше, чем вам.
Он выпрямился и осветил фонарем ее лицо.
– Разочаровались? – Раиса сморщила нос, зажмурившись от яркого света. – Если бы не сумерки – наверно, не остановились бы.
– Напротив, – раздался из темноты голос. – Если бы я знал, что вы, Раиса Петровна, сидите на шоссе, я бы специально приехал! Так что в следующий раз учтите: чуть что – звоните мне.
И, отвернувшись, он начал копаться в моторе. Раиса молчала, силясь припомнить, где и когда она его видела. Однако на ум ничего не шло.
– Откуда вы меня знаете?
– Энск город не слишком большой. Готово! – И он закрыл крышку, стал вытирать руки поданной Раисой тряпкой.
– Скажите хоть, кому я обязана спасеньем?
– Игорь Волкович. Не слышали?
– Не приходилось.
– Это ничего. Теперь на правах старого знакомого я заскочу к вам как-нибудь вечером. Люблю машины и с удовольствием проделал бы вашему коняшке кое-какую профилактику. Не возражаете? До встречи!
Волкович пошел к «Москвичу», а Раиса крикнула вслед:
– Постойте! А адрес?
– Найду.
Он дал газ, и «Москвича» поглотила тьма.
– Кто такой Волкович? – спросила она в Энске у соседки по квартире.
– Игорь Петрович? Неужели не знаете? Инженер. Раньше жил через дом от нас. Теперь дали комнату в новом доме. А что?
– Да так…
А через два дня пришел Волкович.
– Не ожидали?
– Напротив. Вы производите впечатление человека слова.
Держался он удивительно просто. Сразу шагнул к книжному шкафу.
– «Радиобиология»! Ух ты, страсти-мордасти!.. «Что такое лучевой синдром?» А это? «Атомная опасность». Мы привыкли видеть в атомах будущее человечества, а вы нас пугаете.
– Не пугаем, а защищаем. Хотим, чтобы будущее было совсем светлым.
– Ну да, конечно… Я именно так вас себе и представлял: маленькая женщина, с риском для жизни делающая свое дело на благо стране и людям.
– Не говорите комплиментов, вам это совсем не идет. А что касается риска, какой же тут риск? Не больше, чем во многих специальностях. Можно ведь у вас на заводе сунуть руку в какую-нибудь машину?
– Можно и голову, но это не обязательно.
– Точно так и у нас.
– Но все же бывает?
– Редко. Год назад облучилась жена одного моего знакомого. Разумеется, сама виновата.
– Вот видите! Ну и как?
– Обошлось. Правда, бывают отдаленные последствия. Но это уже воля случая.
Раиса, наконец, его рассмотрела. Он был уже не молод – во всяком случае, не слишком молод, лет тридцати пяти, а может быть, тридцати двух – не, поймешь. Лоб умный, глаза веселые, нос не длинный и не короткий.
– Вы что-то оказали?
– Нет, молчу…
– Тогда подумали!
– Возможно. Это изредка со мною случается. А вы умеете читать мысли?
– Конечно. Сейчас вы подумали: «Зачем он ко мне приперся?» Не так ли?
Оба улыбнулись, а Волкович тем временем разглядывал крошечную карточку на столе – карточку Громова.
– Муж?
– Не угадали.
– Но ведь могло быть и так?
– Могло.
Он стукнул согнутым пальцем по стеклу – все-таки, мол, угадал, потом еще раз обежал взглядом комнату, улыбнулся как старому знакомому деревянному восточному божку на полочке и, наконец, спросил:
– Ну, а что вы обо мне думаете?
– Предполагаю, что вы неплохой человек, у которого есть, однако, существенный недостаток: он пытается читать мои мысли.
Так вошел в жизнь Раисы Игорь Волкович. Он был хорош, «слишком хорош для меня», – нередко думала Раиса. И думала она так не потому, что дешево себя ценила, а потому, что хорошего Игоря не хотелось обижать, а она никак не могла понять, может она его полюбить или нет. В том, что Волкович ее любит, она не сомневалась.
В Раису влюблялись часто. Она принимала это как должное и немножко кокетничала, как кокетничают маленькие беленькие женщины: мягко, с умеренной дозой веселости. Но на объяснения всегда отвечала «нет». Однако если и отходил после этого тот или иной вздыхатель в сторону, число их не уменьшалось, ибо всегда появлялся кто-либо новый. «Моя коллекция жердочек», – говорила она, ибо чаще всего ее поклонники были худыми, длинными, и если и не стремилась коллекцию увеличить, то уж, во всяком случае, на должном уровне ее поддерживала. В прошлом только Леониду удалось пробить на некоторое время существенную брешь в стене окружающих ее многозначительных взглядов, и это было чудесное время. Но Леонид исчез, и неважно, что он появился потом вновь: он уже не мог принадлежать ей. А Раиса собственница, в этом она себе признается. И постепенно, не сразу, вновь появились вздыхатели, вновь атмосфера легкого флирта окружила ее, сочетаясь с преданностью науке, с серьезнейшими интересами.
Месяца через четыре после того, как состоялось их знакомство, Раисе предстояло ответить Игорю, сможет ли она когда-либо его полюбить. Раньше перед ней не возникало даже такого вопроса, и она со спокойной душой говорила «нет». Теперь же этот вопрос возник – возник много раньше, чем Игорь его задал. И нельзя было не задуматься над тем, почему он возник, и нельзя было ответить что-либо неопределенно-лукавое, потому что Волкович был полностью лишен распространеннейшего недостатка: он вовсе, совсем за ней не ухаживал. «Как Леня», – думала она часто, и думала совершенно напрасно, ибо ничего похожего на ту, довоенную историю здесь не было. Там было столкновение характеров, достаточно уравновешенных порознь, но в совокупности дающих реакцию, название которой – взрыв. Здесь же, с Игорем… Раиса, разумеется, понимает, что здесь совсем не так, – в конечном счете здесь просто будет продуманное соглашение двух взрослых людей, «пересидевших в девках», и ничего более. Грубо? Возможно. На деле все это много мягче, и отношения их очень приятны, но когда настает время принимать решение, Раисе хочется применить именно грубую формулу: «Пересидели в девках оба, теперь подвернулась подходящая партия, и почему бы не изменить жизнь?»
Игорю она говорит это, правда, в завуалированной форме:
– Вы же читаете мои мысли… И, значит, догадываетесь, что скорее всего я выйду за вас замуж. Выйду потому, что знаю: лучше вас мужа придумать трудно.
