Александр Максик - Недостойный
Поэтому спускаясь вниз тем утром, глядя на мать, которая так смотрела на меня, я хочу сказать, впервые на моей памяти совершенно удовлетворенная, сидя с ней за совместным завтраком и зная, что увижу его…
О, это было так, словно все передо мной открылось. Словно наконец, наконец-то что-то изменилось.
Какая я была жалкая. Чего я на самом деле хотела? Но тогда все казалось исполненным глубокого смысла.
А в школе было так, словно я не существовала. Я делала все возможное, чтобы встретиться с ним, пройти мимо во время ленча или оказаться в коридоре, когда, как я знала, он шел в свой класс. Разумеется, он не хотел иметь со мной дела. Не был груб или даже холоден. Он просто обращался со мной, как с остальными, как с любым другим учеником. Он улыбался, может, на несколько секунд дольше, чем позволяло благоразумие, задерживал на мне взгляд, но и только. Меня это подкосило. Я так удивилась. Затем разозлилась на себя за то, что удивилась. Как я могла быть такой дурой… Но те первые несколько недель, первый месяц, весь сентябрь я была сломлена, и казалось, положение только ухудшается.
Я планировала прекратить общение с Ариэль, оторваться от нее, как бы отойти. Никаких решительных действий. Я буду сильной и пассивной. Но когда поняла, что он вообще не хочет иметь со мной дела, что не сделает первый шаг, я вернулась к прежней жизни. Понимала это как свое поражение, но вечером в пятницу снова поехала к Ариэль. Она изображала сочувствие, но ясно было, что все это сильно ее задевает. И что еще хуже, она ходила к нему на занятия и видела его каждый день. Рассказывала, какой он замечательный учитель, как всегда пялится на нее. Как-то она сказала: «Если я его заарканю, обещаю поделиться с тобой, Мари. Устроим маленькую вечеринку втроем». Я думала, что ударю ее.
В одно из воскресений у нее дома мы проснулись и обнаружили, что ее родители оба там. Они вернулись из какого-то путешествия и готовили на кухне яичницу-болтунью и тосты. Мы поели вместе, и я помню, что было очень хорошо. Приятно. Знаете, передайте соль и все такое. Странно было — их громадная квартира, обычно такая тихая и спокойная, в то утро действительно напоминала настоящий дом. Запахи из кухни, душевные разговоры… Ариэль была так довольна, только что не прыгала. Чувствовала себя непринужденно, сбросила обычное напряжение. Она много смеялась, и я, помню, поймала себя на мысли, что впервые слышу ее естественный смех.
В любом случае было здорово. Ее родители держались сердечно. То есть сердечно в понимании подобных людей. Как будто они были нашими гостями, а мы — людьми, которые им очень нравятся, и им приятно здесь находиться, но ты всегда знаешь, что в конце вечеринки они уйдут.
Отец Ариэль был крупный мужчина. Высокий, плотный, рыжеволосый. Громогласный и с огромными ручищами. Думаю, он занимался каким-то спортом. Мне он понравился. Он ничего из себя не строил. Не разводил церемоний. Смотрел на тебя, когда с тобой говорил. Все в нем было просто. Никакого подтекста. И мать Ариэль тоже оказалась нормальная. Красивая, конечно. Намного меньше своего мужа и худенькая, как Ариэль. И смотрела на меня, как Ариэль. Оценивающе. Совсем как моя мать.
После завтрака мы с Ариэль ушли позаниматься. В какой-то момент она отправилась на пробежку, а я осталась лежать на ее кровати, разложив перед собой учебники. Должно быть, я выполняла задание мисс Келлер. Ради нее я работала усердно. Она единственная из моих учителей нравилась мне, и я тоже, похоже, была ей симпатична. Я старалась разобраться в каком-то стихотворении, и вдруг он внезапно появился там с чашкой кофе. Стоял в дверях и улыбался мне. Спросил, над чем я работаю. Я рассказала, и он вошел. Ничего странного в его присутствии не было. То есть я не чувствовала неловкости или испуга. Он сказал, что никогда не любил поэзию, что-то в этом роде. Я лежала на животе спиной к двери, и он сел рядом со мной. Прихлебывал кофе и смотрел на страницу, пытаясь вникнуть. А потом сказал что-то вроде: «Не знаю, Мари, это, наверное, не для моих мозгов». Потом от души хохотнул и положил мне ладонь на плечо. Но он просто похлопал меня по плечу, понимаете? Мол, ладно. Оставляю тебя с твоим заданием. Не буду мешать. В таком духе. И тут вернулась Ариэль, и мы оба обернулись. Она стояла в дверях в спортивном костюме и смотрела на нас.
— Ты что-нибудь понимаешь в поэзии, Ариэль? — спросил он.
Она ничего не ответила, да я все равно не помню. Ариэль, бледная, пожала плечами и пошла в душ. Остаток дня она со мной практически не разговаривала.
Ариэль никогда ни словом об этом не обмолвилась, но чувствовалось, что она меня ненавидит. Все кончилось, понимаете? Неделю спустя мы пошли в бар в Пятом округе, «Лонг-хоп». Там были Альдо, Мазин и другие ребята, которых я не помню. Мы все напились. Бар был переполнен, и за маленьким столиком мы сидели, наверное, впятером. А затем появился Колин и сел к какой-то девчонке на колени. И улыбнулся мне. Я его проигнорировала.
То есть он никуда не делся. И я не первый раз увидела его после того случая. Но, Боже мой, меня затошнило от его вида. Хотелось бы мне сказать, что при виде его в тот вечер я почувствовала только злость, но правда в том, что когда он к нам подсел, мне стало еще и страшно. Что было потом, я помню не очень четко, но в какой-то момент Ариэль спросила:
— Как там мистер Силвер?
И я подумала, она разговаривает с Колином, потому что они оба ходят к нему на занятия, но потом увидела, что Ариэль смотрит на меня. А все смотрят на Ариэль, ждут разъяснений. Поэтому она снова спросила, и я ответила.
— Не знаю.
Тогда она повысила голос:
— Да ты не ломайся, Мари, скажи им.
Я в ужасе на нее уставилась. А она улыбнулась и кивнула:
— Отлично, тогда я им скажу. Мари подцепила мистера Силвера.
Не помню в подробностях, что случилось потом. Только слова Колина, что это чушь.
— Тебе это приснилось, — сказал он.
Тогда я не знала, кого ненавижу больше. Лицо мое пылало, все таращились на меня. Должно быть, они поняли. Я повернулась к Ариэль, назвала ее сучкой и ушла.
Направилась я к реке и шла быстро, а потом остановилась на мосту. Это был Малый мост или мост Дублона. И я стояла там, не зная, что делать и чувствуя себя совершенно одинокой. Просто раньше эта мысль не приходила мне в голову — что я по-настоящему одинока. И как себя при этом ощущаешь. Да еще на мне была моя дурацкая юбка и проклятая майка, которую выбрала для меня Ариэль… Я дрожала и подумала: «К черту!» И отправила ему сообщение. Написала: «Я в вашем районе, зайти к вам?»
Я ждала, глядя на реку и наблюдая за проходящими теплоходами. Потом — чудо — он ответил «да».
Я пошла вдоль реки по стороне quai[25], мимо закрытых bouquinistes[26].
И только добравшись до Нового моста, я всерьез задумалась о том, что делаю, куда иду. Шла я в ярости, с мыслями об Ариэль. Она знала, что случилось у меня с Колином. Она обещала его ненавидеть. Хотела позвонить в полицию. Сказать своим родителям и все такое. И вот она сидит с ним в баре и смеется надо мной. Ни о чем другом я думать не могла, но когда дошла до Нового моста и перешла улицу, чтобы подняться по улице Дофина, осознала, куда я иду. Это заставило меня замедлить шаг. По улице я поднялась не спеша, но ни на секунду не отказалась от своего решения.
Он жил на верхнем этаже. Лифта нет, лишь узкая, неровная лестница, которая все кружила и кружила, выше и выше. Дверь наверху была открыта. Когда я вошла в квартиру, он ничего не сделал, только смотрел на меня. Это было ужасно. У меня так стучало сердце. Едва я его увидела, как мне захотелось только одного — чтобы он обнял меня. Просто подойди ко мне и обними. Но он этого не сделал, и я не знала, как себя вести.
Каким-то образом я оказалась сидящей на кухонной стойке. Не помню. Я просто пыталась быть крутой. Сказала ему, что пришла сюда трахнуться с ним. Нет, вы только представьте. «Я пришла сюда трахнуться с вами, мистер Силвер», — сказала я. Он, видимо, подумал, что я шучу. Смотрел на меня этими своими глазами, с этой улыбочкой, как будто он такой умный, так его растак. Как будто немного жалел меня. Словно видел все, все обо мне знал. Придурок.
Потом он все же меня коснулся. Подошел ко мне и запустил ладонь в мои волосы, и я — пропала. Я хочу сказать, никогда в жизни я ни с кем так не теряла голову, как с ним. Я бы не назвала его этаким супермужчиной, который скрутил меня и поволок в постель. Но было в нем что-то, честно. Я чувствовала тепло его ладони на своей шее. Понимаете, его пальцы касались моей кожи, а я, клянусь, ни о чем не думала — только «слава Богу, слава Богу, слава Богу, что ты меня касаешься». Я была так благодарна! Всем своим телом я была благодарна и испытывала облегчение. А потом он целовал меня так, как он умел — мягко, медленно, нежно, черт бы его побрал, ласково, словно я любовь всей его жизни, так что у меня ноги подкашивались.
