Ярослав Веров - Господин Чичиков
– Экий ты умник. Этого никто знать не может.
– Все равно, хочу разобраться, зачем тебе души.
– Известно зачем – для вывода в Херсонскую губернию, – угрюмо произнес Чичиков.
Свисток скептически хмыкнул.
– Не продам.
– Да что же ты за сволочь такая! – вспылил Чичиков. – Дело это неподсудное. Это такое дело, что никто его и за дело-то считать не станет. А я тебе деньги плачу.
– Тем более. Деньги, их просто так не дают. Документик определенного рода, небось, подписать придется?
– Простая купчая, у нотариуса заверять не надо.
– Что не надо, то я понимаю. Подписывать как, кровью?
– Да какой кровью? – с отвращением в голосе сказал Чичиков. – Чернилами.
– Ну-ка, покажи документик.
– Изволь, – Чичиков без обычной своей ловкости вынул из папки купчую и бросил на стол перед завхозом.
– Ну-ка. – Тот взял с полки кухонного шкафа очки, водрузил на нос и стал внимательно изучать документ.
– Так, – отложив купчую, вернулся он к разговору. – Анекдот знаешь? К новому русскому приходит черт и говорит: «Продай душу, что хочешь, дам». «Вагон металла можешь?» – «Могу». – «А два вагона?» – «И два могу». – «А пароход металла?» – «Да легко. Чего думаешь?» Новый русский говорит: «Да вроде все нормально. Только не пойму, где ты тут меня кидаешь?»
Завхоз рассмеялся. Чичиков кивнул и произнес:
– Смешной анекдот. Только мне не твоя душа нужна. И можешь думать что хочешь, но я не черт. Я, так сказать, ассенизатор. Чищу ваш говеный мир от мертвых душ. А под твоим началом, завхоз, их целых две. И ты за это ответишь. Не век тебе землю топтать.
– А ты меня Страшным Судом не пугай! – Петр Петрович мгновенно подобрался, взгляд сделался свинцовым. – Пришел тут. Сказал – пока не разберусь, не продам, а там посмотрим. Я вот еще к батюшке в Свято-Никольскую пойду и спрошу.
– Только не говори, что ты православный и причащаешься…
– А я и не говорю. Я говорю – разобраться надо. Подпись, она ведь силу имеет. Иначе б не требовал ее никто. И нечего на меня волком смотреть.
– Да подписью этой ты освобождаешь себя от бремени и… греха.
– Тем более к батюшке идти надо разбираться, что за грех такой. Я все свои грехи знаю, а лишние мне ни к чему.
– Смотри, как бы не сожрали тебя «мертвяки», пока разбираться будешь.
– Подавятся, – махнул рукой хозяин. – Меня такие жрали! Да поперхнулись. Давай лучше, Сергей Павлович о футболе. Я очень футбол люблю.
– А я нет. – Чичиков поднялся. – Хочешь, пойдем прямо сейчас к твоему батюшке.
– Вот, значит, ты что. Нет. Я сказал – буду думать.
Чичиков развернулся и пошел прочь. В сердцах скатился по лестнице и, хлопнув дверью «Мерседеса», почему-то осипшим голосом скомандовал Бычку:
– В гостиницу.
Дорогой Чичиков вспоминал истории, подобные приключившейся с ним сегодня. Взять хотя бы тот же случай с монахом-ключником. Дело было в XII веке, во Франции. В одном из монастырей, монахи которого выращивали на склонах холмов виноград и делали из него вино. Был в этом монастыре ключник, на современном языке завхоз, который вел монастырское хозяйство. Среди прочих обязанностей монаха была и заготовка дров. Ежедневно к нему приходил лесоруб с вязанкой дров отменного качества. И всякий раз монах, расплачиваясь, приговаривал: «Какие хорошие у тебя дрова». И непременно добавлял, что усердие и благочестие – верный путь к спасению души. Вот насчет души лесоруба монах и заблуждался. В один прекрасный день явился Чичиков и попросил продать ему мертвую душу лесоруба. «Изыди, сатана! – воскликнул монах, выслушав предложение Чичикова. – У Господа всякая душа – живая!» Монах к тому же был бессребреник, и здесь у Чичикова тоже могли быть затруднения.
Чичиков усмехнулся и предложил: «Пускай я для тебя сатана, и ладно. Давай сделаем так, монах. Сейчас пойдем к нему, в его лесную избушку. И если ты, глядя на лесоруба, скажешь мне, положа руку на сердце, что его душа живая, тогда я перехожу в твою веру и в вечное услужение. Но уж если согласишься со мной – продашь и купчую подпишешь».
У монаха перехватило дыхание оттого, что сам черт соглашается принять христианскую веру. Обратить нечистого – это же высший подвиг. В том, что предприятие для него беспроигрышное, монах не сомневался. Но и Чичиков знал, что делает. Не откладывая, они отправились в лес. Заметив, что идут они вовсе не в сторону избушки, монах предположил подвох. «Избушка в другой стороне!» – «А зачем нам в избушку? Эдак мы дотемна прождем. Разве не слышишь стук топора? Там наш лесоруб. Пойдем к нему, и все выяснится».
Монах и с этим согласился. И вот выходят они на поляну. Смотрит монах – летает топор и сам дерево рубит. А лесоруб под другим деревом спит. Но вот дерево падает, и от шума дровосек просыпается. Потянулся и вдруг превратился в того самого монаха, что сейчас смотрел на него из-за куста. Превратился и принялся летать над поляной, громко приговаривая: «Отменные дрова, добрый дровосек! Отменные дрова, добрый христианин! Только тот удостоится войти в рай, кто усерден и благочестив!»
От ужаса ноги монаха подкосились, и он упал на руки Чичикова. «Ну что, живая или мертвая?» – с непреклонностью спросил Чичиков. «Мертвая!» – сам ни жив ни мертв отвечал монах. «Подпишешь купчую?» – «Подпишу что угодно, только забери меня отсюда».
Доволок Чичиков монаха до ближайшего пня и там заключили купчую. Спешил Чичиков очень, знал, что в стенах монастыря монах откажется от своих слов, попросится к настоятелю исповедаться. Плата же была как раз символическая – цена одной вязанки дров.
«Ничего, – думал сидя в «Мерседесе» Чичиков, – и этого заломаю. Сообразить только нужно, подумать как следует. Натура у этого завхоза больно уж нечувствительная. Как полено. Бревно. Ну, раз дерево, значит, пилить будем».
Навещая Свистка и теперь возвращаясь раздосадованным в гостиницу, Чичиков не обратил внимания на слежку. Между тем во дворе у завхоза, в беседке сидели двое молодых людей. Как только Чичиков вошел в подъезд, один из них тут же принялся звонить по мобильному. Когда Чичиков уехал, молодые люди запрыгнули в «копейку» и двинулись вслед за «Мерседесом».
Это были люди Перетятькина, точнее, Жеки. Выполняя распоряжение Хозяина, Нестор Анатольевич позвонил Дятлу и попросил понаблюдать, как тот умеет, за Чичиковым. Дятел напряг внутреннее зрение, аж до звездочек в глазах, но Чичикова почему-то не увидел, словно не было такого в городе Н. Он даже перезвонил директору поинтересоваться, существует ли такой. Нестор Анатольевич ответил: в том-то и проблема, что существует. И связался с Паляницыным. Паляницын посоветовал следить за квартирой завхоза. «Чуйка у меня, Нестор Анатольевич. Этот долго ждать не умеет. Готов спорить, что сегодня же навестит Свистка. Только я в выходной день людей так быстро не отмобилизую». «Спасибо, Вячеслав Тихонович, людей мы найдем».
Как только Перетятькин узнал, что Чичиков имел беседу с завхозом, он вновь побеспокоил Паляницына.
– Извини, голубчик, что в выходной отрываю, но надо бы, Вячеслав Тихонович, переговорить тебе с Петром Петровичем, как ты умеешь. Ну, ты понимаешь. Чичиков был у него, уже уехал.
– Понимаю, Нестор Анатольевич. Тет-а-тет?
– А как же. Милости прошу ко мне на чай.
– Вечером у меня мальчишник с друзьями. Давно запланировал.
– Вячеслав Тихонович!
– Буду, буду…
– Вот и будь. Знаешь, кто этим Чичиковым интересуется?
– Догадываюсь.
– Вот именно. Так что…
– Я же сказал – буду.
– Тогда всего хорошего.
Через полчаса Паляницын сидел на кухне у завхоза. На этот раз Петр Петрович отправил сожительницу к соседке. Разговор, собственно, был не долог. Так как тема обсуждалась не совсем обычного свойства, то Паляницын тумана, как он любил, не стал напускать, а повел беседу в форсированном режиме.
– Что Чичиков? Предлагал продать?
Завхоз почесал подбородок, посмотрел внимательно в глаза Паляницына, что-то прикинул и ответил:
– Предлагал.
– А ты? Продал?
– Нет.
– Как, нет?! – аж подпрыгнул на табуретке Паляницын, но тут же взял себя в руки: – Сильно уговаривал?
Завхоз показал пальцем:
– Вот на эту самую стену лез.
Паляницын тоже посмотрел на стену, вообразил, как бы это выглядело. Даже усмехнулся.
– Так значит, точно не продал?
– Я, Тихоныч, когда кого разве продавал?
– Ты это в каком смысле? – насторожился Паляницын.
– В нужном. Нет, я, понятно, сказал, что буду думать, но только хрен ему. Я человек простой, торгую только материальным имуществом. Ты же знаешь.
Тихоныч понимающе хмыкнул. Он знал. В заключение задал контрольный вопрос:
– А ничего такого сверхъестественного к тебе не применял?
– Какого это сверхъестественного?
– Ну, сам понимаешь.
– Про плитку откуда-то, сволочь, знает. Только что тут такого сверхъестественного? Ты тоже знаешь. – Завхоз выразительно посмотрел на Паляницына.
