Юрий Коротков - Виллисы
— Сядь, — Галина Николаевна указала на стул. — Садись-садись…
Юлька присела на краешек, готовая тотчас вскочить и бежать.
— Я тебе расскажу одну очень интересную историю, — Галина Николаевна коротко усмехнулась. — Видишь ли… — На столе зазвонил телефон, она сняла трубку. — Интернат… Добрый… Не зовем. Это служебный телефон. — Она повесила трубку и сплела пальцы. — Так вот… Я представляю, что это за час, который стоит месяца. И знаю, чем это кончается… В общем, послушай. Училась здесь девочка из Смоленска. Давно. Ты не родилась еще. Способная была девочка, конкурс в Праге выиграла. Большой впереди светил. И работала, работала… И устала… И встретился ей в этот момент необыкновенный, а может, наоборот — обыкновенный, нормальный человек, который взял ее за руку и повернул в другую сторону. И увидела девочка, что есть, оказывается, совсем другая жизнь. Другая — без вонючих потных раздевалок, без кровавых тряпок на ногах — где не надо каждый день «через не могу». Кое-как доучилась, вышла замуж, родила, кончила институт, жила легко и счастливо. Нормально… А через много лет, когда дети выросли, девочка вдруг огляделась и увидела, что пусто кругом, холодно. Жизнь-то не получилась, а если и было что-то, то там, в начале… А кто виноват? Кто-то ведь должен быть виноват? Сама виновата, и муж виноват, и дети. И тот, кого рядом не оказалось вовремя, кто бы за волосы к станку подтащил и носом ткнул: здесь твое… Вот такая невеселая история…
Галина Николаевна помолчала.
— Я все вижу, Юля, и все понимаю. И я тебя не отпущу. Я не хочу, чтобы когда-нибудь, через много лет, ты плакала в зале, глядя, как танцуют твои подруги. Я тебя не отдам… Ты просто устала, Юля. Это надо пережить. Перетерпеть. Все будет хорошо… Ну, что молчишь? — мягко улыбнулась она. — Скажи что-нибудь…
— Дайте увольнение, — сказала Юлька.
— Не дам!
— Я сама уйду!
— Иди, — спокойно разрешила Галина Николаевна. — Ты взрослый человек. Ты знаешь, что за это будет.
— Ну и пусть! — крикнула Юлька. — Я не в тюрьме! Вы не воспитатель, вы надзиратель!
Галина Николаевна отвернулась…
Юлька сбежала с лестницы, двумя руками толкнула тяжелую стеклянную дверь.
— Азарова, а увольнительную? — крикнула вслед вахтерша.
Юлька решительно шагала по центральной аллее, зная, что Галина Николаевна видит ее сейчас из окна. Свернула к Комсомольскому проспекту. Но чем дальше уходила она от училища, тем медленнее шла, труднее передвигала ноги, будто натягивалась невидимая нить. Был яркий, по-настоящему майский день, по проспекту непрерывным потоком неслись машины, неторопливо гуляли или спешили куда-то по своим делам люди. Можно было добежать до метро, молено было просто поднять руку — среди машин мелькали зеленые огоньки такси, а в кармане у Юльки был трояк с мелочью.
Она сделала еще шаг. Толкнула носком камешек на меловых «классах». Повернулась и побрела обратно.
* * *Юлька ждала у входа в Шереметьево-2, вглядываясь в людей, выходящих из машин и рейсовых автобусов. Радостно возбужденные сокурсники носились взад и вперед, Демин нащупал луч фотоэлемента, открывающего двери аэропорта, шутовски кланялся входящим, широко поводил рукой — и двери распахивались.
— Нет? — сочувственно спросила Ия, подходя.
Юлька покачала головой…
— Привет из-за бугра! — махал Демин из-за таможенного барьера…
Круглолицый, румяный пограничник пролистал Юлькин паспорт, взглянул на фотографию.
— Повернитесь ко мне, пожалуйста… Девушка!
— Что? — обернулась на мгновение Юлька и снова уставилась на толпу за барьером, торопливо обшаривая глазами лица провожающих.
Пограничник звучно шлепнул печатью по странице и бросил паспорт на стойку.
— Следующий!
Юлька последний раз оглянулась, пересекла границу и пошла за своими.
* * *Весь бесконечный — почти сутки — томительный перелет Юлька провела в полусне, не в силах ни всерьез заснуть, ни окончательно проснуться. В памяти остались лишь отдельные картинки — то ли реальность, то ли обрывки сна: огни взлетной полосы, мчащиеся навстречу и круто уходящие вниз… компьютерная карта на экране в конце салона, маленький зеленый самолетик движется на юг… посадка в Дубае — «Боинг» снижается над черным ночным морем, в аэропорту арабы в бедуинских платках покупают видеокамеры и кухонные комбайны, пограничница в форменной зеленой шапочке, с пистолетом на ремне быстро, деловито ощупывает грудь и задницу в поисках тайника с наркотиками… гроза над Индийским океаном — кажется, что у самого крыла бьют молнии, громадные столбы прозрачного голубого огня… Сингапурский аэропорт Чанги, похожий на город за стеклянными стенами, с водопадом, улицами и площадями, магазинами и офисами, неоновыми рекламами… красная пустыня в разрывах облаков — это уже Австралия… ослепительная улыбка стюардессы, «экипаж извиняется за задержку с посадкой, индонезийский лайнер под нами имеет проблемы… девки, мокрые в своих теплых весенних куртках, тащат сумки к автобусу под жгущим солнцем, солнце плавится в зеркальных стенах небоскребов, солнце всюду, от солнца устают и слезятся глаза… огромный прохладный холл отеля с кроваво-красной ковровой дорожкой на мраморных ступенях и золочеными светильниками, скоростной лифт на двадцать четвертый этаж… только бы не упасть, не заснуть прямо в стеклянной душевой кабинке… и наконец волшебная, чудесная, глубокая, вкусно пахнущая, без единой складочки белоснежная подушка…
Проснувшись на следующее утро, Юлька долго соображала, где находится, разглядывала просторный, залитый солнцем номер с пушистым паласом на полу, раздвижной стенкой, отделяющей спальню с двумя широкими кроватями от комнаты с ампирными креслами, журнальным столиком и сервантом. Рядом спала Ийка, ее одежда валялась на полу — куртка в гостиной, джинсы на пороге спальни, колготки и свитер у кровати — наверное, раздевалась на ходу из последних сил.
Юлька вскочила и подбежала к окну. За окном был открыточный, нереальный пейзаж: васильковое небо, теснящиеся вокруг небоскребы, далеко внизу сплошным потоком ползли по улице машины, справа на берегу залива виден был Опера-Хаус — Юлька сразу узнала знаменитый австралийский театр, три его высоких бетонных гребня, похожих на полные ветром паруса, — слева просвечивали ажурные стальные кружева Харбор-Бридж — громадного моста, пересекающего залив, под ним качались на волнах яхты, и со всех сторон, на сколько хватало глаз, спускались к голубой глади залива красные черепичные крыши особняков, утонувших в густой тропической зелени.
Юлька перевела стрелки на восемь часов вперед. Она никак не могла до конца осознать, что находится за тридевять земель от дома, в другой части света, в другом полушарии, в другом мире, даже в другом времени года, — слишком уж все было похоже на цветной счастливый сон.
Это ощущение нереальности не покидало ее и в автобусе, когда добродушный толстяк Волли вез девчонок на урок в местную балетную школу. Волли крутил руль и что-то рассказывал по-английски, указывая то налево, то направо, нимало не заботясь, понимают его или нет. Илья, немного соображающая в английском, сидела рядом с ним и переводила, половину сочиняя от себя. Про тонкую, как игла, телебашню она сообщила, что это памятник солистке Опера-Хаус, умершей от диеты.
Балетная школа была не хуже и не лучше московской — такой же примерно зал, только пол ровный, без наклона, такая же пропахшая потом раздевалка. Переодевались девчонки вместе с австралийками, объясняясь с ними жестами и громко между собой обсуждая их. Австралийки были «не фонтан»: две-три классические фигуры, остальные «коряги» с неважными ногами, плохонькими стопами. Но убила всех вкатившаяся в раздевалку веселая толстуха килограмм под семьдесят.
— А этот бомбовоз тоже балетный? — изумилась Илья.
— Она платит — она учится, — неожиданно ответила высокая зеленоглазая австралийка, переодевавшаяся рядом с Юлькой. — Это ее право.
Девчонки разом затихли, Илью аж в жар бросило.
— Говоришь по-русски? — спросила Юлька.
— Очень плохо… Но очень хорошо понимаю, — усмехнулась та. — Меня зовут Тамми, — протянула она Юльке руку.
Показательный урок походил на спектакль — заботливый педагог, примерные ученицы. Девчонки стояли у станка через одну — наши в розовых хитонах, австралийки в зеленых купальниках. За спиной у Натальи Сергеевны припали к своим камерам телевизионщики, под зеркалом на скамейках и прямо на полу сидели младшие девчонки. Наталья сбавила нагрузку — австралийки были заметно слабее физически, — не орала и не ругалась, замечания делала с улыбкой, и девчонки подыгрывали ей, старались.
Юлька занималась с удовольствием, мышцы, уставшие от долгой неподвижности, требовали работы, а за окном было солнце, почти забытое в пасмурной Москве, а впереди был целый день, полный чудес…
