Алексей Слаповский - Синдром Феникса

Костя сказал:

— Убью гада!

Он имел в виду не милиционера, а Гошу.

А Харченко продолжал:

— Пойми правильно: он украл деньги. Он живет в твоем доме. Что я должен делать?

— Не знаю! Он что, дурак, в этот же дом деньги тащить? Говорю тебе: исчез!

— Может быть. Но обыск придется произвести.

Татьяна представила, что Харченко найдет припрятанные доллары… Ей сделалось нехорошо. Но она крепилась.

— Минутку, — сказала она. — А санкция у тебя есть?

— Есть, — уверенно ответил Харченко, зная, что населению обычно достаточно одного лишь слова, бумагу показать оно редко требует.

Но Татьяна потребовала:

— Покажи!

Харченко разозлился:

— Ты так? Учти, Татьяна, ведь я сейчас обыск сделаю нормально, тихо, если найду, тебе ничего не будет за содействие. А хочешь санкцию — будет тебе завтра санкция. Но при понятых, при свидетелях, и тебе срок впаяют за содействие. Так что соглашайся по-хорошему.

— Если это называется по-хорошему… — тянула время Татьяна.

И тут в дом вбежал Лупеткин.

— Деньги нашли!

— Где?

— А кто-то прямо на рынок подбросил! Курылёв позвонил, караулит, нас ждет.

— Надо же, доложил, не взял! — одобрил поведение неведомого Курылёва лейтенант.

— А как возьмешь, там людей полно: торговцы до ночи бродят, ищут деньги. Я еще смеялся — на что надеются? Оказалось — есть на что!

Харченко, не задавая больше вопросов, направился к двери.

— А извиниться? — негромко спросила Татьяна.

Харченко обернулся. Извиняться ему не хотелось. Но Татьяна очень уж ему нравилась.

— Извини, — сказал он. — Сама понимаешь: служба.

— Понимаю…

Милиция убыла.

Из-за окна послышался тихий шепот:

— Таня!

Татьяна выглянула.

Гоша скрючился под окном:

— Уехали?

— Вроде…

— Пить хочется. И поел бы чего-нибудь…

— Ну и сволочь же ты, Гоша! Исчезни, чтобы я тебя никогда больше…

— Погоди, все объясню!

И Гоша объяснил, сидя в сарае, куда Татьяна принесла ему поесть и попить:

— Сам не знаю, что со мной было. Будто кто-то в голове сидит и шепчет: возьми деньги, возьми деньги! Я ему говорю: да иди ты, а он…

— Кто?

— Не знаю! Ну, и схватил… Слушай! — Гоша вдруг перестал есть. — А может, меня зомбировали? Может, меня кто-то памяти лишил и настроил на то, чтобы я деньги украл? Но нелогично! — опроверг сам себя Гоша. — Украл — должен кому-то принести, так? А я обратно подбросил. Полдня за городом, в лесу, прятался. А потом сел и думаю: что же я делаю, идиот? Меня же видели. Меня же возьмут в первом же населенном пункте!.. Ну и подбросил. Подкрался, там мент, люди… Так положил, чтобы свидетели были, что деньги нашлись…

Свидетели, милиционеры и потерпевшая, то есть продавщица, которая все плакала, но теперь от радости, считали деньги и составляли протокол.

— Столько было? — строго спросил Харченко после подсчета.

— Столько! До копейки! Я каждую продажу записываю! — ответила продавщица.

Харченко переглянулся с верным помощником Лупеткиным. Тот его понял: если бы недостача, можно было бы вернуться, продолжить разговор с Татьяной и организовать, как намечалось, обыск. А теперь, получается, нет повода. Даже если ее сожитель украл — докажи теперь. И, главное дело, вернул ведь. Это раньше считалось, что “не пойман — не вор”, в новые времена проще и либеральнее: “вернул — не вор”.*

Милиционеров посильно отблагодарили за беспокойство, преследовать Гошу лейтенант Харченко не стал.

А Татьяна сказала с горечью Гоше в тот вечер, когда поила и кормила его, раскаявшегося:

— Никто тебя не зомбировал, а был ты, я вижу, в прошлой жизни ворюга последний! И деньги я твои поганые — сожгу!

— Какие деньги?

— Неважно. Слушай меня внимательно: либо ты остаешься и нормально живешь и работаешь, либо — прощай навсегда.

— Куда я денусь? — понурился Гоша. — Ты не бойся, если я и был вором, теперь я им быть не хочу.

— Ну, посмотрим. Буду тогда из тебя человека делать.

И Татьяна начала делать из Гоши человека. Приучила опять к тепличному хозяйству. Гоша сперва портачил, но потом научился и выполнял работу даже с удовольствием. Опять увлекся цветами.

С детьми уже не играл, но, уступая настойчивым просьбам товарищей Толика и Кости, намастерился снова выстругивать деревянные ружья и автоматы. И даже устанавливал на них стреляющие устройства, но безобидные: от дула идет резинка, натягивается, в нее вкладывается вишневая косточка, зажимается прищепкой — выстрел. Убойная сила меньше, чем у рогатки, а удовольствие то же.

В общем, понемногу все наладилось.

Харченко наведался пару раз и не нашел повода придраться.

Кумилкин как-то, проходя мимо дома, показал бутылку водки, купленную на пенсионные деньги дяди, и позвал Гошу с собой. Гоша отказался.

— Что, запретили тебе? — посочувствовал Кумилкин. — А я думал, ты нормальным мужиком стал. Серьезным.

На крыльцо вышла Татьяна и закричала:

— А ну, иди отсюда, Чумилкин! — Она знала от соседей, что так дразнили Юрия в детстве.

— Не обзывайся! — обиделся Кумилкин.

— Ты это, в самом деле… Иди, — посоветовал Гоша, приподняв лопату, чтобы счистить с нее налипшую грязь.

Кумилкин понял этот жест превратно и убрался с глаз долой.

А деньги Татьяна не сожгла. Она не врала, она хотела это сделать и даже залезла в тайник и достала их, но — не поднялась рука. Ведь они не всегда же были воровскими деньгами. Пусть даже не у человека украли, а, например, в банке. Но в банк кто их положил? Люди. А они их где взяли? Ну, допустим, тоже украли. А у кого? То есть, как ни крути, изначально каждый рубль, каждый доллар, каждая копейка — кем-то все-таки когда-то заработаны! Как же теперь сжечь чей-то труд?

И она засунула деньги обратно.

Однажды Гоша, купив пару бутылок дешевого пива, забрел на трибуны центрального чиховского стадиона, известного приюта одиноких пьяниц. Пьяницей, правда, он себя не чувствовал, от собутыльничества с Кумилкиным по-прежнему отказывался, но все-таки выпить иногда очень потягивало, а Татьяна относилась к этому строго, вот он и приспособился. Выпьет на сэкономленные разными способами мелкие деньги, посидит в укромном месте, подождет, когда нахлынет, а потом улетучится хмель, и вернется домой.

На стадионе тренировались футболисты в майках с надписью “Тайфун”.

Надо сказать, что Чихов в это время переживал футбольный ренессанс. Дима Орловский, владелец бани и нескольких парикмахерских, страстно болел за отечественный футбол и гневно переживал, что тот никак не встанет на ноги. Однажды он увидел по телевизору репортаж о чемпионате то ли Швеции, то ли Голландии, на котором серебряным призером стала команда из городка с населением в пятнадцать тысяч человек. Дима ахнул. В Чихове тоже пятнадцать тысяч, а футбола нет совсем, есть только стадион с убитым земляным полем и разломанными скамейками трибун. Дима придумал: на собственные средства привел поле в порядок, поставил новые скамейки, насадил газон, нанял поливальщиков и убиральщиков, а потом сформировал команду из молодых чиховских энтузиастов и бездельников. Команду почти профессиональную: каждому платили по двести долларов в месяц (рассчитывая, что игроки все-таки где-то еще работают). Придумали название — “Энергия”, заказали форму, пригласили тренера, все как у людей. Выступили на областном чемпионате, и успешно для начала: заняли одиннадцатое место из восемнадцати команд.

Жене Шлиману, другу детства Димы, главе строительной фирмы, это показалось обидно, он набрал свою команду, “Тайфун”, обещая им платить по триста долларов. При этом нагло купил трех лучших игроков “Энергии”.

Хозяин ликероводочного завода Шахмахсудов не отстал: у него появилась команда “Чихалты”, набранная из остатков местной молодежи, доукомплектовал он ее перекупленными игроками “Энергии” и “Тайфуна”. И один игрок, аж за семьсот долларов в месяц, был даже взят из второго состава команды “Москва”.

Начальник коммунального хозяйства города Дюлебин, тоже рьяный болельщик, не мог остаться в стороне: создал команду с угрожающим названием “ЧК” (“Чиховский коммунальщик”), в которой, само собой, не было ни одного коммунальщика, а купленные в других городах форварды и защитники, плюс лучшие игроки “Тайфуна”, “Энергии” и “Чихалты”, да еще бразильский игрок какой-то провинциальной команды аж за полторы тысячи долларов (и бесплатное жилье).

Естественно, мэр Тудыткин, победитель по натуре и болельщик с детства, тоже создал команду, купив на средства из казны лучших игроков четырех чиховских команд и пригласив за неразглашаемую сумму вратаря из аргентинской команды “Сан-Хуаре”, участника мирового первенства, пусть он и не сыграл ни одного матча, просидев вторым запасным. Назвал команду просто и гордо: “Чихов”.