Мириам Гамбурд - Рассказы
Всего этого Сюзанна не знала. Она пришла на литературный вечер («Вытаскиваю себя из болота за волосы, как барон Мюнхгаузен», — говорила она), купила свежий номер журнала и подошла за автографом к одному из авторов. Им оказался Йосеф Бар Меция. Спросил об акценте. «Голландия, надо же», а вот он — шестое поколение в стране. «Чувствуется, — заметила про себя Сюзанна. — Превосходный иврит и безобразно одет — подкладка пиджака неряшливо провисает, а под ним — линялая, мятая, порванная у шеи маечка. На вечер пришел все-таки… Сейчас он спросит, сколько лет я в Израиле». — «Сколько лет вы в Израиле?» — «Сейчас скажет, что я не смогу понять всех тонкостей его поэзии, потому что иврит — не мой родной язык». — «Вы знаете, жаль, что вы не сможете понять всех тонкостей моих стихов — ведь иврит не ваш родной язык». — «Сейчас он скажет, наверное, я очень скучаю по Голландии». — «Я хотел бы спросить… не разрешите ли вы мне проводить вас?» Карманы его брюк были нагружены книгами и ключами и, когда он встал, поехали вниз под тяжестью этих предметов. Сюзанна хихикнула в душе над раздутыми спадающими галифе своего нового кавалера и тотчас упрекнула себя в придирчивости.
Всю дорогу они проговорили. Сильный запах цветущих цитрусовых деревьев, вызывающий аллергию у восприимчивых людей, мешал Сюзанне, она чихала и смущалась. Не прошло и получаса после того, как они расстались, как он позвонил, и они проговорили несколько часов. «Это прекрасно, что вы — архитектор. Сегодня каждый-всякий — художник или поэт, архитектор — это специальность. Вы знаете, Сюзанна, нет, нет, имя Сарра вам совсем не подходит, я буду называть вас «Сюз», вы разрешите, мне ведь теперь часто придется произносить ваше имя. Между поэзией и архитектурой так много общего, хорошие стихи — архитектоничны, да, да, вот именно, построить строку, выстроить абзац. И все-таки, почему такая маленькая хрупкая женщина выбирает мужскую профессию? Потомственные «вольные каменщики», масонская ложа? И отец, и дед, рассказывайте, прошу вас, это так интересно; конечно, знаю, их преследовали нацисты так же, как евреев. Сюз, милая, сколько у нас с вами общего. Где вы были, когда я был молод, где вы были все эти мои одинокие, эти долгие годы? Не говорите, что это не имеет значения, мой возраст. Ваш голос, нет, акцент придает прелесть вашей речи. Знаете, ваша яркая личность заявляет о себе и сквозь грамматические ошибки, и сквозь акцент».
На следующий день он позвонил ей и прочел новое стихотворение, написанное под впечатлением их встречи. В нем говорилось о любви — птице, которая залетела в его комнату и мечется, думает, что он хочет ее поймать. Но нет, он хочет ее отпустить. Йосеф чуть было не проболтался, что это стихотворение, переведенное на албанский, имело большой успех, но спохватился.
Они встречались часто, его интересовало абсолютно все в ее жизни, «что связано с вами, важно для меня». Сюзанна раскрывалась медленно, но он был настойчив, заботлив, терпелив, мягок. Они смеялись, взявшись за руки, гуляли по берегу моря. Вместе посещали Давида, и Йосеф даже купил ребенку игрушку — плюшевого слоника.
То, что прелюдия затягивалась, не беспокоило ее нисколько, но начало серьезно тревожить Йосефа. «Сегодня я решил сказать вам что-то очень важное для нас». Он был так взволнован, что Сюзанна сочла бестактным смотреть ему в лицо, потупила глаза и замерла. «Очень для нас важное — мы с моей женой снова вместе!» Она подняла взгляд: Йосеф выглядел, как школьник, которого застукали за запретным и чрезвычайно приятным занятием — онанированием под партой. Глаза слезились, рот кривила и размазывала ухмылка. Сюзанна застыла ошарашенная: это не было игрой — он наслаждался. Она повернулась, чтобы поскорей уйти, он больно схватил ее за запястье. «И еще, я врать не люблю, у меня роман на стороне». — «На чьей стороне?..»
Случай Сюзанны-Сарры не был исчерпан полностью и таил в себе еще некий нереализованный потенциал. «Сюз, милая, не кладите трубку, какая жена? мы с ней расстались, на этот раз окончательно. Роман? Ну зачем вы называете романом мимолетный флирт, надо быть снисходительней к людям, не так строго судить. Жена, она воспитывалась в кибуце, и когда приходили родители забирать своих детей из садика, она ко всем тянула руки, ко всем. Какой ужас, правда? Сын? Вы что-то путаете, Сюзанна, никакого сына у меня нет и не было. Есть две дочери, о каком сыне-самоубийце вы говорите? Господь с вами! Да, жена, своей больной матери она не подала стакан чаю (ее мать ужасно готовила, все сжигала!) и не открыла дверь. Их соседка, очень толстая несчастная женщина, — никаких других свидетельств несчастья соседки, кроме полноты, оратор не упомянул, — так вот, эта женщина подала больной стакан чаю. Поэзией не заработаешь на жизнь, у них с женой есть несколько квартир, и это — источник дохода. Так вот, она сдала свою, а потом нашла других квартирантов, которые заплатили ей чуть больше, так она выставила на улицу предыдущих. А ведь у нее огромная зарплата члена Кнессета, — его голос полнился гражданским пафосом, — сколько голодных можно было бы накормить, сколько жилья построить для неимущих, сколько оружия приобрести!» — «И вооружить им палестинцев!» — хотела вставить Сюзанна, но как всегда промолчала. Затем Бар Меция попросил перевести статью о его творчестве на голландский, она не откажет, правда? Предложил заплатить, запнулся, извинился. «Но ведь вы согласитесь разделить со мной ужин в хорошем ресторане? Какую кухню вы предпочитаете? Нет, конечно, не мексиканскую, она для нас с вами слишком острая, итальянскую, ну вовсе не обязательно спагетти, они замечательно готовят мясо с овощами, а ньоки, вы знаете, что это такое? Похоже на маленькие вареники, только вкуснее, нет, в Италии я не был, но мы поедем туда вместе, я завтра же закажу билеты, все расходы я, разумеется, беру на себя, Сюзанна, дайте мне привыкнуть к вам, я испытываю влечение к крупным брюнеткам, Кармен — мой тип, это не зависит от меня, дайте мне время».
Обсуждение меню предстоящего ужина заполняло теперь их разговоры. Ужин в ресторане как-то незаметно «сполз» в обед. «Прекрасная идея, почему бы не обед? Это так по-семейному». Ресторан был выбран китайский, его очень хвалили в пятничном газетном приложении. Цены там не малые, но, как считал корреспондент, они себя оправдывают. По будням можно заказать фирменные блюда по цене обычного ленча. Туда и направилась наша пара. «Посмотрите, открылась новая столовая, а я и не знал». Действительно, рядом со входом в китайский ресторан притулилась неказистая дверь и над ней на куске фанеры надпись от руки: «Хумус». Не успела Сюзанна воспротивиться, как они уже сидели за покрытым газетной бумагой столиком и перед каждым — пластмассовая тарелка протертой бобовой массы. Пиво кавалер заказал одно на двоих. «Слишком дорого для такого заведения — пиво я вам советую покупать в магазине — это дешевле». В углу у самого потолка был закреплен телевизор. Несколько мужчин и хозяин забегаловки в их числе навалились на столы, грузно вдавив в них локти и грудь, и живо обсуждали транслируемый футбольный матч. За соседним столиком смуглая крашенная в блондинку пожилая женщина с мобильным телефоном громогласным шепотом, перекрывающим шум, рассказывала подруге: «Когда я увидела, что он сильно потеет, испугалась, ты ведь знаешь меня, когда я нервничаю, то начинаю икать. «Прекрати икать», — требует он. Почему ты говоришь, что он был прав? Икать — это естественно, это облегчает. Я ему отвечаю, тебе, мол, потеть, что, можно, а мне икать нельзя? И что ты думаешь? Смотрю — умер».
Йосеф быстро и жадно съел хумус, протер тарелку питой, не скрыл отрыжку, откинулся на спинку стула и со знанием дела подробно принялся описывать воспаление в мочеточниках, которым он страдает еще с той поры, когда они с женой жили как семья. Одно присутствие злодейки провоцировало боли. Он посвятил Сюзанну в характер выделений, резей и перешел к методам лечения. Сюзанна больно выгнула шею и не спускала глаз с экрана телевизора, так тарелка хумуса оставалась вне поля ее зрения.
«Я и не знал, что вы любите футбол, — вот как удачно мы сюда зашли».
Хозяин давно подсунул под пустую пивную бутылку счет на мятом клочке бумаги, а кавалер и не думал расплачиваться. Сюзанна в смущении достала кошелек. «Не стану возражать, вы хотите заплатить, я согласен, но только тогда за нас обоих, это такие гроши! Феминизм совсем испортил женщин — они все время доказывают свою самостоятельность. Но в дорогой ресторан подругу опасно приглашать — а вдруг она не намерена платить, это, скажу я вам, Сюз, очень опасно…»
Когда до нашей героини дошли слухи о том, что Бар Меция госпитализирован, Сюзанна поехала навестить его, хотя к тому времени они давно расстались и она знала — Йосеф был увлечен новой интригой. У входа в отделение толпились женщины, и она услышала часто повторявшееся имя «Бар Меция». Сначала посетительницы настороженно поглядывали друг на друга, но довольно быстро разбились на группки, и в каждой оказалось осведомленное ядро. Злодейка уже находится внутри, так утверждали, и врачи разговаривают только с ней. Дамы сменялись, одни уходили, другие, новенькие, появлялись, завязывали знакомства, обменивались номерами телефонов, разговоры вертелись уже не только вокруг больного — обсуждались государственный бюджет, предстоящая война в Ираке и ночной теракт в поселении. Время от времени слышались раскаты смеха или чей-то неподобающе громкий для больничной обстановки голос. Энергичная особа, оказавшаяся журналисткой, прорвалась внутрь и через несколько минут вернулась, излучая осведомленность: будут впускать, но только по трое.
