Синтаро Исихара - Соль жизни
Не знаю уж, помогла ли молитва или еще что, но только на рассвете следующего дня чудесным образом нам удалось повстречаться со сторожевым кораблем. Поскольку широта была известна, то во встрече двух судов, направлявшихся навстречу друг другу, в принципе ничего невозможного не было, но я терзался в сомнениях и приписал встречу то ли помощи охранявшего брата божества, то ли заботе духов предков.
Брат перебрался на спасательный катер, я несколько успокоился, но что ожидает нас в будущем?
После того как брат покинул яхту, я хотел было поинтересоваться нашими координатами у спасателей, но побоялся показаться смешным. Так как на корабле вряд ли могли себе вообразить, что мы плывем по океану вслепую, можно было бы невзначай и поинтересоваться… Так я стал с раскаянием думать уже потом. От расстройства у меня заболел живот.
А потом случилась еще одна неприятность. Когда брат оказался в теплой каюте на борту корабля и принял лекарство, ему стало лучше. Осмотрев его, врач сказал, что, если не переохлаждаться, все будет в порядке. Решив, что жалко лишать удовольствия участия в регате человека, который для этого специально прибыл из Японии, врач в качестве жеста доброй воли пообещал Юдзиро снова вернуть его на борт нашей яхты. Получив это сообщение по рации, все члены команды закричали от радости, и только я находился в депрессии.
Подтвердились мои самые худшие опасения: сколько я ни старался, но только в течение целых двух дней мы не могли найти друг друга. То ли от огорчения, то ли со злости, но корабль с моим братом на борту отправился в Гонолулу. И уж как по рации поносил меня брат…
Но мне было не до этого. Погода в тот год стояла необычная. Хотя мы приближались к Гавайям, солнце было все время закрыто облаками. Ночью я пытался сориентироваться по Полярной звезде, но из-за облаков, из-за того, что звезда — это тебе не солнце, она маленькая и тусклая, — сделать это было нелегко. И только ветер дул исправно. Мы плыли и плыли, но долгота оставалась для нас неизвестной, и потому мы не знали, насколько продвинулись к западу. Мы стали всерьез беспокоиться, как бы не промахнуться, не пролететь мимо Гаваев.
Существует выражение: «Переживать до колик». Так вот никогда — ни до, ни после — у меня так часто не болел живот, хотя алкоголя я на борту не употреблял.
К этому времени мои товарищи уже сообразили, что их штурман никуда не годится. Видя, как я удручен и даже отказываюсь от выпивки, они сочувствовали мне, а тот, кто участвовал в гонках по Южно-Китайскому морю вместе с тем штурманом, который на сей раз не смог приехать, говорил: «Еще немного — и можно будет включить радио и поискать Гонолулу. Вот тогда мы узнаем, куда нам плыть дальше! Там и пойдем фордевиндом». Но я все равно не мог успокоиться.
Мои друзья были беспечны, но я-то, в отличие от них, кое-что знал про море и про то, насколько оно непредсказуемо. Я представлял себе разные ужасы, меня стала мучить бессонница.
Поскольку мы не могли измерить долготу, то и расстояние до Гонолулу оставалось нам неизвестным. Мы измеряли расстояние лагом, но и это не помогало, поскольку ошибка измерения была чересчур велика. Мой вывод был таков: ошибка составляет около десяти миль в день. Неудивительно, что мы разминулись с кораблем, на котором находился мой брат.
Оттого ли, что японские члены экипажа сочувствовали мне, но только они не проявляли особого беспокойства, зато американцы — после того, как несколько раз мы уже было подумали, что видим землю, — пришли в полное уныние.
Фостер и его племянник Дэвид бездельничали, они сидели на корме и не хотели ничего делать. Пустыми глазами они глазели на горизонт и вздыхали. Когда я в очередной раз выходил на палубу со своим бесполезным секстантом, они с надеждой смотрели на меня и повторяли: «Где мы? Где мы?»
Фостер все больше терял контроль над собой и стал говорить, что беды не избежать, а потому нужно вызывать сторожевой корабль.
Слыша это, другие члены экипажа сердились, говорили, что уже столько проплыли, что сняться с соревнований было бы обидно, вполне серьезно обсуждали возможность запереть этого деда в гальюне. Но в конце концов решили, что корабль слишком маленький, и тогда на всякий случай в одном хитром месте отсоединили проводок в рации.
Поскольку каждый день нужно было сообщать свое местоположение по рации, то мы и сообщали разную ерунду, основанную на показаниях лага. Сведения передавались судейскому кораблю, который уже был в Гонолулу и ожидал прибытия участников регаты. Наши сведения прямиком попадали в газеты. Брат потом рассказывал, что, основываясь на этих сведениях, наши друзья в Гонолулу решили, что мы войдем в порт сегодня днем, и пришли встречать нас, но мы так и не появились, и им пришлось возвращаться ни с чем.
Но больше всего я мучился от другого. Исходя из тех координат, которые мы сообщили, не позднее сегодняшнего вечера мы должны были увидеть землю. Мы таращились в море, несколько раз нам казалось, что мы видим землю, но всякий раз это оказывалось облако. Экипаж смеялся, а у меня каждый раз болело брюхо.
И вправду — от переживаний мой живот разыгрался не на шутку, я ощущал в желудке какую-то тяжесть и не мог есть. Кто-то не выдержал, сделал мне вечером аперитив, но я только пригубил его, а выпить не смог. Я списывал свое состояние на нервы, разыгравшиеся от осознания своей вины, повторял себе, что нельзя быть таким впечатлительным, но ничего не помогало.
И вот Окадзаки обнаружил в руководстве по пользованию рацией неожиданную вещь. А именно: из Макаи-пойнт, что находится на восточной оконечности острова Оаха, передаются радиоволны определенной длины, которые ловятся на расстоянии до 150 миль. Если удастся принять их, тогда будет возможно приблизительно определить наши координаты. И в этом случае мы прекратим наше странствие в Тихом океане.
На всякий случай мы включили приемник, поискали указанную в руководстве волну и, как то было сказано, поймали нужный сигнал. Когда мы убедились в этом, на нашей темной карте будто бы зажегся огонек надежды.
В ту ночь в облаках было много разрывов, корабль страшно бросало, но я привязался к рубке и еще упорнее, чем раньше, стал искать со своим секстантом на северном склоне неба Полярную звезду.
Это принесло результат, и в начале одиннадцатого часа мне удалось среди большого разрыва между облаками засечь Полярную звезду. Наконец-то я знаю наше местоположение. То есть я точно знаю и долготу и широту.
Что бы там ни говорили, но мы были близко от цели: яхта находилась прямо перед островом Молокан, неподалеку от острова Мауи, мимо которого мы слегка промахнулись, уйдя к югу. Снова налетел порыв ветра, видимость ухудшилась. Если идти так же, как мы идем сейчас, то вскоре увидим огни маяка, расположенного на северо-восточной оконечности острова.
Я велел идти фордевиндом, но всем уже все надоело, команда знала, что штурман у них паршивый, торопиться не надо, можно какое-то время идти как идем. Их беспечность была беспредельна. У меня под рукой не было подробной карты Мауи, при такой никудышной видимости можно было запросто напороться на прибрежные рифы.
Шквал миновал, видимость снова улучшилась. И тут впереди по левому борту мы увидели огни маяка. Оказалось, что он был очень близко. Было даже слышно, как бьются волны у подножия скалы, на которой стоял маяк. Наш бешеный фордевинд закончился тем, что запутался парус. Я же изо всех сил вглядывался в береговую линию, и у меня снова заболел живот.
Мы закончили наш фордевинд и возле маяка изменили курс. Если будем держаться этого направления, то доплывем до горы Коко на юго-восточной оконечности острова Оаху. А там уже можно полностью положиться на команду — мы точно доплывем до Гонолулу.
Вместе с рассветом мы вошли в пролив Молокан, солнце, встававшее со стороны спины, освещало ropу Коко, которая находилась прямо по курсу.
«Ну вот, теперь точно все в порядке. Все-таки наш штурман иногда приводит нас к цели», — сказал кто-то — наполовину в шутку, наполовину всерьез. Лица Фостеров просветлели, наш предусмотрительный кок достал последние запасы пива, и мы начали «разминаться» в преддверии финиша. Я смотрел на приближающуюся Коко, и выпить мне почему-то не хотелось. Если учесть размеры Тихого океана, то можно сказать, что цель находилась под самым носом, но боль в желудке почему-то никак не проходила.
Удивительно, но мы все-таки финишировали и пришвартовались. В тот момент, когда в руках у меня очутилась бутылка маотай, которую встречавшие нас друзья принесли на набережную, я забыл про свою боль.
В порту меня ждал младший брат, который из-за моей ошибки не смог продолжить регату. Рядом с ним стояла с надутым личиком моя местная подружка. Каждый раз, когда поступало сообщение о нашем прибытии, она прибегала в порт с напитками. Мне стало совестно, я отвернулся и стал пить маотай.
