Эрвин Штритматтер - Оле Бинкоп

Молодой Рамш уехал. Прошло два месяца. Аннгрет ждала его и частенько одна сидела на уединенном холме, поросшем вереском. Многие деревенские парни ее домогались. Но она была горда и всем отказывала. Недаром же были у нее такие темные глаза и волосы, мерцавшие, как крылышки пушицы. Она имела право рассчитывать на сына лесопильщика.

Рыбак Анкен не удержался, подошел в трактире к старику Рамшу и сказал:

— Видно, надо нам с вами встретиться и поговорить.

Старый лесопильщик хмуро поглядел на рыбака Анкена.

— С угрями иди прямо на кухню и отдай их кухарке.

Так получил по носу чванливый Анкен.

И опять были каникулы. Юлиан не сразу приехал. Верно, у него было много дел в городе. Прохождение практики, экзамены после пятого семестра, диссертация и как там еще называются эти ученые штуки. Аннгрет вконец обалдела от множества иностранных слов. Ей нужно было сообщить своему студенту нечто важное и неотложное.

Теперь пришел черед действовать папаше Анкену. Дело было, конечно, не в угрях, их он отдал кухарке. Ему необходимо было переговорить с самим хозяином, и он вошел в парадный подъезд лесопильщикова дома.

Хозяин:

— С каких это пор, входя в дом, не снимают шапку? Ты и перед бароном стоишь в этой своей грязной покрышке?

Рыбак Анкен видит, что погода неблагоприятная. И довольствуется намеками.

Хозяин:

— Так-так! И все? Кто же в наше время делает трагедию из таких вещей? Короче говоря: сколько ты хочешь? Я плачу наличными и сразу. Ежемесячные вспомоществования приводят только к нежелательным разговорам. — С этими словами старый Рамш стал похлопывать носовым платком по прыщу над верхней губой.

Рыбак Анкен не знал, на что решиться. Ему надо было потолковать с дочерью и сыном, будущим наследником рыбацкого хутора.

Хозяин:

— Долго не раздумывай! Коровы и кобылы, если долго торговаться, падают в цене. Иди!

Он открыл дверь. Кухарка перехватила Анкена:

— В следующий раз принеси нам хорошего линя!

Для расцветшей Аннгрет все это было как снег в мае. Она не хотела, чтобы ею торговали. Какое дело старому лесопильщику, у которого уже много лет мясо гниет под кожей, до ее любви?

Аннгрет написала Юлиану в город. Ее письмо дышало тоскою и страданием. Школьный почерк, линованная бумага и незабудки в уголке… «Если этот злой человек, твой отец, думает, что я продам своего ребенка, то ты, конечно, сумеешь поставить его на место, когда приедешь. Жаль, что ты мне не показал, как перевязывают сердечные раны!»

Аннгрет ждала. Через несколько дней пришло письмо. Собственно, письмо Аннгрет с пометкой «Адресат выбыл». По слухам, сын лесопильщика уехал в Америку с целью изучить американскую медицину. Но разве в Блюменау его не ждала девушка и разве его не влекло к ней?

Юлиан Рамш недолго прожил в Америке. Его вызвали домой. Отец был смертельно болен. Сын лесопильщика вернулся. Well.[42] И хотя он прилежно изучал медицину, даже американскую, но спасти отца не сумел. Что гнило, то сгнило! Юлиан отстоял только лесопильню. И доказал тем самым, что не напрасно странствовал по свету.

Однажды он навел справки об Аннгрет. Оказалось, что она замужем. Гордая жена голоштанника, она теперь избегала его.

— Well, let’s go.[43]

Аннгрет сидит на краешке кровати возле мужа. Она сегодня необыкновенно словоохотлива и все рассказывает, рассказывает.

— У Буллертов народился слепой теленок… Хохлатка снесла первое яичко…

— Кто-то приходил к нам с коровой, да? — спрашивает Оле.

— Нынче плохо будет с сеном, — говорит Аннгрет.

— Наверное, бык причиняет тебе больше хлопот, чем ты думала?

— Пусть убирается!

— Бык?

— Лесопильщик.

Оле мечется в постели. Ему мерещится, что лесопильщик все время лежал у него за спиной.

Теплый денек на исходе. Наступает вечер. Усталая Аннгрет ходит по дому, от нее пахнет весной. Тоска Оле по лесу и полям растет с каждой минутой.

Спускается ночь. Никто не отнимает эту ночь у Оле. Мерин норовисто стучит копытами о кормушку. Оле спит неспокойно, и этот грохот для него оборачивается кошмаром. Стреляет трухлявое орудие и разваливается. Солдаты, у которых нет лиц, вытаскивают покойного Антона из-под железных обломков. Ставят на ноги посеревшего от мороза человечка. Его изуродованный рот говорит Оле: «Начинай!»

Оле просыпается и дрожит от холода. Он хочет согреться подле Аннгрет и тихонько трогает ее за плечо.

— Не смей меня трогать, негодяй! — орет Аннгрет.

Был год тысяча девятьсот сорок третий, когда в деревню пришло известие: «Оле Ханзен предал родину». Не Бинкоп, а Оле Ханзен. Это имя в сочетании с трезвым звучанием фамилии придавало известию официальный характер. Ханзен убил лейтенанта!

— Лейтенант — это еще не родина, — говорит Ян Буллерт.

— Ты что, коммунистом заделался? — спрашивает полевой жандарм.

— Для вас, кто наморщит лоб, тот и коммунист. — Ян Буллерт предупрежден и держит язык за зубами.

Местные власти советуют Аннгрет развестись с Оле.

— Кто может требовать, чтобы ты носила на руке кольцо предателя? — говорит ортсбауэрнфюрер Хинтерофен.

Лесопильщик Рамш, к своему прискорбию, в войне не участвовал. Был отторгнут от славы и почестей. Всему виной сердечная болезнь, которую он подцепил за океаном.

Рамш на свой лад приносил пользу родине в качестве чиновника, ведающего актами гражданского состояния. Он тоже был озабочен положением Аннгрет.

— Well, — говорил он, — за каждым числятся грехи молодости. Они проходят как корь, и так далее. Ты плохо обо мне думаешь, а я хочу тебе добра. Начни-ка бракоразводный процесс!

— Ты о своих бабах заботься! — Вольнолюбивая рыбацкая дочь вновь проснулась в Аннгрет. Не станет она разводиться. Аннгрет не уверена, что любит Оле, да и кто может от нее этого требовать? Зато она знает: Оле любит ее.

Война длилась долго. Мужчины в желтой тыловой форме и их жены из «Союза германских женщин» отворачивались от Аннгрет. Нелегко было дочери рыбака сносить презрение деревенских властей. Конечно, душа ее могла бы согреться от доброго отношения маленьких людей, но это ей не подобало, и она тем более рьяно интересовалась собою и своей участью.

На луговой дороге ей встретился раб божий Герман Вейхельт. Благочестивый муж прищурил один глаз:

— Покорствуй господу и жди.

Аннгрет так на него и накинулась:

— Вот, значит, с какими предложениями ты пристаешь к одинокой женщине!

Благочестивый Герман чуть не расплакался, так он был далек от этой мысли.

— Твой бог просто жеребец! — крикнула Аннгрет и пронзительно расхохоталась.

Юлиан Рамш шел по лесу с лесником, помечавшим деревья, подлежащие рубке. Аннгрет собирала чернику за Коровьим озером. Лесник притворился, что не видит ее, и прошел, не поздоровавшись. Жена предателя была для него, что пень в лесной чащобе. Но Рамш остановился возле Аннгрет.

— Хелло, Аннгрет, у тебя губы в трауре!

Аннгрет обтерла рукавом черничные губы. Юлиан в этот момент отвернулся. Он был благовоспитанный человек: расспросил Аннгрет о том о сем, пошутил с нею. Аннгрет рассердилась.

— Знаешь ты песенку о девушке, что ранним утром отправилась собирать ягоды, berries, и так далее?

— Ко мне твоя песенка не подходит, сейчас уже полдень.

— Какая ты стала суровая, so strong, даже прекрасных зубов твоих не видно, рыбацкая дочка.

— Что ж, прикажешь мне улыбаться, когда они меня позорят?

— Кто тебя позорит?

— Никто, — злобно отвечала Аннгрет, — они меня на руках носят. Даже ты говоришь со мною разве что в темном лесу!

Лесопильщик потрогал шрамы на своих щеках.

— Я полагал, что это ты отказываешься разводиться, please!

— Скажи еще, что ты ждешь не дождешься моего развода!

Аннгрет круто повернулась и ушла. Но во сне ей явился лесопильщик: он прикоснулся к ней. Она закричала.

Безлунный вечер. Звезды кишат на небе. Человеку их закон представляется игрою, хаосом. В воду Ласточкиного ручья, некогда приводившего в движение лесопилку, сквозь прорубь опускают кусок стальной проволоки, толщиной с мизинец. Проволока достает до дна. Ни малейшего волнения среди окоченевших амфибий. Морозная ночь затягивает ледком прорубь. Земля кружится в мировом пространстве. Аннгрет запирает мужнину овчарку в сарай, чтобы лаем не нарушила мирную вечернюю тишину.

Оле лежит, упражняется в терпении, курит, читает. Он слышит, как смерзшийся снег скрипит под ногами запоздалого прохожего. Аннгрет хлопочет в доме. Время от времени успокаивающие шорохи доносятся до постели больного.

Фрау Аннгрет надевает новое платье. Такую прическу она носила еще в девичестве. Что у нее сегодня — день рождения? Или она призывает вторую юность?