Махмуд Теймур - Египетские новеллы
И он смертельно возненавидел человека, который покорил сердце Фатымы. Инстинкт властно говорил ему: «Твой соперник не должен быть с ней счастлив».
Мухаммед продолжал свой путь, но теперь в нем проснулся животный инстинкт, целью его жизни теперь стало убийство соперника. Он понял, что не может жить спокойно, пока жив тот, кто причиняет ему такую нечеловеческую боль. Не успел он дойти до дому, как мысль об убийстве прочно засела в его мозгу. Тогда он взял ружье и пошел куда глаза глядят, так как не знал, где в это время находилась его невеста.
Неожиданно он издали увидел Фахри, который беседовал с Фатымой. Мухаммед прицелился в соперника, но ему хотелось услышать слова, которыми тот сумел приворожить сердце его невесты. Он опустился на колени и пополз по направлению к ним. Фатыма услышала рядом с собой тихий шорох, обернулась, но ничего не заметила. Однако ее охватила дрожь, леденящая ее взволнованное, разгоряченное тело. Она освободилась из крепких объятий Фахри и тревожным голосом прошептала:
— Оставь меня. Оставь меня и беги!.. По всей вероятности, он следил за нами и слышал нас… Мне жаль тебя, ведь ты еще молод!..
В это мгновение из кустов хлопчатника показалась голова Мухаммеда, который прислушивался к ее словам. Но в Фахри слова девушки вызвали прилив мужской храбрости. Он гневно воскликнул:
— Пусть он только придет! Я прогоню его палкой, как собаку!
Не успел он это сказать, как, дрожа от гнева, с горящими глазами показался Мухаммед. Он сжал в руках ружье и прицелился Фахри в грудь. Тот выхватил из кармана револьвер, который обычно в деревне носил с собой. Однако молодой феллах сумел выстрелить раньше, и Фахри упал, истекая кровью. Фатыма потеряла сознание.
На выстрел прибежали отец и брат девушки, работавшие неподалеку в поле. Лучи солнца скользили по длинной седой бороде старика. Он стоял, неподвижно застыв, и смотрел на дочь, лежащую у его ног, взглядом, полным сострадания, тем взглядом, в котором печаль за поруганную честь сочеталась с отцовской нежностью. По его щекам, испещренным морщинами неумолимой старости, скатились две слезинки:
— Что же мы будем делать с Фатымой?
Сын с искренней решимостью слепого фанатика, который может решиться даже на убийство брата, если его убедят в том, что оно угодно аллаху и за это ему будет даровано вечное блаженство, дрожа всем телом, ответил:
— Бросим ее в Нил.
Старик перевел свой взгляд на племянника Мухаммеда, который стоял перед ним. Старик хотел узнать его мнение, надеясь что оно не будет таким жестоким. Мухаммед печально смотрел на густые, вьющиеся волосы Фатымы, рассыпавшиеся по зеленой траве, на ее красивые, изогнутые ресницы, на ее бледное, смуглое лицо, которое стало сейчас еще более прекрасным, на серебряное колечко, сверкающее на руке под лучами солнца. И в его израненной, обливающейся кровью душе родились сладкие, мучительные воспоминания. Он вспомнил себя ребенком, играющим с Фатымой, когда они строили вместе свой маленький домик на этом самом поле, под этим самым вековым деревом, которое видело счастье их детства, как видит теперь несчастье его юности. Он вспомнил тот день, когда вместе с Фатымой пас корову Джавхару, и вдруг корова неожиданно вырвалась и побежала в поле, радостно мыча от сознания своей свободы. И дети побежали за ней, а Фатыма плакала и взывала о помощи. Наконец, обессиленная, она остановилась и в отчаянии бросилась на траву. А когда ему с помощью крестьян удалось поймать Джавхару, он вернулся туда, где сидела ожидающая его Фатыма. Он взял ее на руки… Как она тогда его любила! Он был уверен, что Фатыма всегда будет принадлежать ему. Каждый день он наблюдал, как девушка растет и расцветает. Ах! Нет муки сильнее, чем воспоминания о прошлом счастье в дни несчастья! Из его груди, где билось израненное сердце, вырвался тяжелый вздох. И с твердой, пришедшей после долгого колебания решимостью он сказал:
— Да, убьем ее!
Мухаммед провел всю ночь без сна, в размышлениях и воспоминаниях, без конца спрашивая себя, правильно ли он поступил.
На другой день полиция обнаружила труп девушки, который плавал на поверхности Нила. У нее были раздроблены кости и обезображено лицо. Полицейские подобрали труп, но так и не установили личности убитой. Что касается Фахри, то он был только ранен и скоро выздоровел. Он не хотел, чтобы полиция узнала о случившемся, поэтому молчал. Он поступил так то ли от страха перед местью жителей деревни, то ли желая сохранить свою репутацию. Удивительно, что эта трагедия не оставила глубокого следа в его душе, и, может быть, теперь он уже совсем не вспоминает о той, которая умерла из-за него.
Ихсан ханум
Перевод А. Городецкой
Ихсан ханум[18] присела у письменного стола, зажала между ладонями голову и задумалась. Это была красивая женщина двадцати пяти лет, с тонким станом и смуглым жизнерадостным лицом. Но сейчас на нем лежала тень глубокой печали. Она повязала свою голову красным шелковым платком, расшитым сверкающими белыми блестками, и откинула с висков несколько прядей волос. Потом подняла голову, и из ее глаз выкатилось несколько слезинок. Она взяла ручку и написала следующее письмо:
«Моя дорогая Даулят!
Ты удивляешься, Даулят, что он развелся со мной? Ведь ты знаешь, что я была верной женой. Может быть, тебя интересуют тайные причины, которые привели к этому несчастью? Чтобы их понять, ты должна знать об обстоятельствах, под влиянием которых складывалась моя психология.
Ты помнишь, дорогая, как на заре нашей юности мы бывало вместе читали книги писателей-романтиков. Эти писатели пренебрегали горькой, жестокой действительностью и стремились к прекрасной, но наивной фантазии, которая вместе с ними витала над этим миром несчастья и горя. С каким увлечением мы читали романы, полные сказок о чистой любви, которую они воспевали, как символ счастья и высшего идеала. Эти романы внушили мне, что брак по любви всегда устоит перед любыми бурями жизни. Ведь причины развода, многоженства и всех пороков, которые подтачивают и разрушают египетскую семью, — все они, без исключения, — результат недоверия и отсутствия любви между супругами.
Поэтому я хотела, Додо, выйти замуж за человека, с которым меня связывала бы взаимная любовь, в жизни которого я занимала бы большое место, чувствуя то же, что и он, и страдая от того же, что причиняет боль ему. И ты желала этого, как и я. Помнишь, Додо? Помнишь, как на твоих красивых, алых губах появлялась презрительная и насмешливая улыбка всякий раз, когда твоя честная душа возмущалась женщинами, которые живут с мужьями без взаимного доверия и любви?
И, действительно, Додо, такая женщина не может считать себя женой. Ведь сегодня она со своим мужем — одное целое, а завтра становится для него чужой; сегодня — она в этом доме, а завтра — из него изгнана. Постоянный страх перед разводом уничтожает доверие и любовь, рождает в душе женщины постыдное ожидание развода и все ее интересы подчиняет заботам о том, что с ней будет, когда муж прогонит ее от себя. И тогда такая женщина начинает досаждать мужу непрерывными неразумными требованиями.
Что же приносит разведенная женщина своему новому мужу? Разбитое, больное сердце, полное злобы, порожденной первым разводом. И с новым мужем она живет в его доме, как чужая, потому что в один прекрасный день она может быть изгнана и отсюда. Может ли такая женщина любить своего мужа? И может ли муж любить такую жену, если он постоянно видит ее задумавшуюся и грустную, с нахмуренными бровями, ревнивую и расточительную, не знающую ни жалости, ни нежности? Разве характер такой жены не приводит к тому, что муж уходит из дому и проводит дни и ночи в кофейнях или увеселительных местах, где ищет утешения для своей раздраженной, измученной души? А иногда ее характер заставляет мужа искать семейное счастье в другом браке, и тогда он разводится и берет себе новую жену. Разве не в этом причины разрушения египетской семьи в наше время? А ведь каждая семья в миниатюре представляет собой картину всей нации.
Я привыкла, Даулят, еще с юности смотреть на мир широко открытыми глазами и не бояться правды. Я видела, какие несчастья иногда приносит брак таким девушкам, как я, и это меня пугало. Я хотела выйти замуж только по любви, чтобы обеспечить себе семейное счастье. Ах! Как долго я ждала, что ко мне придет такая любовь, которая наполнит душу радостью и счастьем! Как долго я искала того юношу, которого рисовали мне мои смутные, но упрямые мечты! Но наши восточные обычаи служат препятствием для общения между девушкой и юношей, и я не встретила того, с кем меня связала бы взаимная любовь. В то время Ахмад эфенди стал просить у отца моей руки. Я не посмела отказаться и по принуждению вышла за него замуж.
Я представляю себе, Додо, как ты, охваченная гневом, читаешь эти строки и с содроганием говоришь: «Ты должна была отказаться, Ихсан. Нет силы на земле, которая заставила бы женщину поступить против ее воли». О моя дорогая Додо, ты не знаешь, что такое деспотизм главы семьи. Ведь твой отец умер, когда ты была еще маленькой. Тебя воспитала мама, которая баловала тебя и позволяла делать все что угодно. А меня воспитывали в послушании старшим. Моя мать трепетала от страха перед жестокостью отца: ела только после того, как он заканчивал свою трапезу, и ложилась спать только тогда, когда он приходил домой. А отец обращался с ней словно со служанкой — не с нежностью и лаской, а с издевкой. Когда он хотел соблюсти приличия, то называл ее «ханум». Она же всегда величала его «эфенди» или говорила «слушаюсь тебя, бек» или «хорошо, мой господин».