Джеймс Миченер - Роман
Это сравнение не было преувеличением, так как изо дня в день я сидел за своей машинкой в ужасно неудобном положении. Я пробовал подложить в кресло мягкие подушки, но, хотя это и слегка помогло, меня все время преследовало неприятное чувство, что они, подушки, заглатывают меня, что кресло было моим хозяином, а не я его, и я отказался от подушек. Я предпочитал жесткое сиденье, и, чтобы не затекали суставы, мне все время приходилось двигаться.
Когда мои «златокрылые ангелы» докладывали мне последние новости, они избегали упоминать о ходивших слухах, будто мой последний роман столь неудачен, что первоначальный план на издание был вновь сокращен. Один однокашник Эммы, с которым она училась в колледже, занятый в издательском бизнесе, сообщил по телефону, что дела мои очень плохи, но что мои постоянные читатели должны все же оценить роман. Мы жили словно под дамокловым мечом, и однажды Эмма не выдержала:
— Да, дела скверные — и это выпало на самое окончание твоей писательской карьеры, — но ведь у нас были и лучшие годы. Стоит ли жаловаться?
— А я и не собираюсь.
Приятной неожиданностью стал один из звонков мисс Крейн.
— Потрясающие новости! «Аргос филм» заплатил за права на съемку «Изгнанного». Их представители прилетят в аэропорт «Эй-би-и». Можно ли им разрешить к вам приехать?
У меня совершенно не было времени на подобные вторжения. Книга забирала все мое внимание и энергию. Но я все-таки согласился, так как всегда старался угодить моим «ангелам». Они ведь были почти членами нашей семьи. К тому же я хотел познакомиться с людьми, которые собираются превратить мой лучший роман в кинокартину.
— Приглашайте. И передайте им, чтобы не брали в аэропорте машину. Мы их встретим сами.
Аэропорт «Эй-би-и» давал возможность воочию убедиться в том, что правительство иногда может сделать что-нибудь хорошее. Он принимал и современные реактивные самолеты, а расположен был очень удобно для жителей трех немецкоговорящих городов — Аллентауна, Бетлехема и Итона, он соединял «американскую Германию» с Америкой и всем миром. В апрельский вторник мы с Эммой ожидали там прибытия японского и израильского «киношников», намеревавшихся сделать фильм, о котором я всегда мечтал. Возможность снять фильм по «Нечистой силе» или по другим моим романам меня бы не так обрадовала. И, как я сказал Эмме, «Изгнанному» есть что сказать людям, и я хочу, чтобы он это сделал на экране.
Наших гостей мы узнали сразу — эти два человека, совершенно разные по происхождению, выглядели почти как близнецы: маленькие, полные, смуглые, с прыгающей походкой и желанием все увидеть и услышать — многолетней привычкой, которая внесла в их жизнь много приключений, в том числе и кино.
Представив свою жену, я сказал:
— Мы счастливы видеть вас. Приглашаем вас на ленч в одну из лучших гостиниц Дрездена. Там есть тихое помещение, где мы сможем поговорить.
— Отлично, — согласился израильтянин, — но мы с мистером Сайто приехали, чтобы пригласить на ленч вас.
— Прекрасно, — откликнулась Эмма.
Наша машина направилась на юго-запад, и Эмма начала экскурсию по нашему краю:
— Это и есть Грензлер, о котором пишет мой муж. Наша ферма, уже не одно столетие принадлежащая нашей семье, — прямо к югу. Дрезден можно назвать столицей Грензлера. Это старый немецкий городок с сетью улиц и улочек. В центре то, что мы называем «Дер Плац», — городская площадь, на которой находится уютная старая гостиница со смешным названием «Дрезденский фарфор». Почему так — вы поймете, когда мы доберемся туда.
Она объяснила, что в Дрезден ведут две большие дороги: скоростная — она идет от аэропорта прямо в город, и другая, более скромная, Рейнская, проезжая по которой можно осмотреть наши окрестности. Мы поехали по Рейнской дороге, и наши гости имели возможность полюбоваться бегущими полями и пригорками дрезденского края. Больше всего им понравилась извилистая улица, ведущая к площади, на которой возвышался памятник воинам гражданской войны — величественное изваяние XIX века, — представлявшее собой четырех солдат, указывающих на четыре стороны света.
— А это «Дрезденский фарфор», — объявила Эмма, когда мы затормозили у элегантной белой гостиницы.
Гостиная была в пастельно-голубых тонах, по стенам ряд стеклянных шкафчиков, в которых выставлены мейсенские статуэтки. Среди них были и оригинальные произведения XVIII века, но большинство все же — подделки XIX века. Вид был настолько впечатляющим, что мистер Сайто, знаток японской керамики, сразу же пошел к ближайшему шкафчику и несколько минут изучал статуэтки, а затем подозвал своего израильского напарника:
— Взгляни! Яркий пример того, как делать не надо.
После того как израильтянин осмотрел фарфоровые изделия, они присоединились к нашему столику. Как только они уселись, мистер Сайто сказал:
— Удивительно! В этом шкафчике представлено все, чего бы мы всегда стремились избежать в нашей керамике. — И он показал на полочку с семью кричащими фарфоровыми фигурками, представляющими сцену при французском дворе в Версале в понимании немецкого скульптора: благородные дворянки, переодевшиеся пастушками, но слишком тучные и слишком пестрые. — Не люблю немецкую керамику. Предпочитаю изящную восточную посуду, особенно корейскую. То же могу сказать и о нашем фильме. Не хочу делать его неуклюже немецким. Хочу, чтобы он был изящным, хрупким, словно фарфоровая чашка.
Такое высказывание смутило меня, а Эмма использовала его, чтобы сделать японцу комплимент:
— Вы прекрасно говорите по-английски, мистер Сайто.
— Когда моя компания вышла на международный уровень, — начал объяснять японец, — я стал брать уроки у профессора из Оксфорда. По четырнадцать часов в день. Ничего, кроме английского. Таким образом я учусь. Мой оксфордский учитель говорит мне: «Не усложняй». Поэтому я и использую все глаголы в настоящем времени.
— Я тоже, — поддержал разговор израильтянин. — До семнадцати лет я разговаривал только на иврите. Затем пришлось учить английский — мальчиком на побегушках в отеле «Царь Давид» в Иерусалиме.
Такой серьезный подход этих людей к изучению иностранного языка, чтобы преуспеть в своем деле, убедил меня, что они действительно способны снять хороший фильм. И я сказал:
— Мы рады помочь вам во всем, в чем сможем.
Когда же Эмма спросила, сохранят ли они двух основных героев романа, объяснения нам дал израильтянин:
— Конечно. Думаем, что старшего брата хорошо сыграет Род Стайгер. У него очень подходящая внешность, тот же жесткий взгляд. А в роли младшего брата мы видим Максимилиана Шелла, у него за ординарной внешностью скрывается очень сильный характер. Помните, в фильме Лиллиан Хелман? Вы видели его? Тот самый, где Джей Робердс играет ее любовника, писателя?
Далее, в обсуждении событий в Ланкастере конца XIX века, у них враждовали уже не братья Столцфусы, а Стайгер и Шелл. Наш разговор был прерван служащим гостиницы, который сообщил израильтянину, что в комнате № 217 все готово.
— У нас с собой два фильма, которые мы хотели бы вам показать, — объяснил мистер Сайто. — Вы поймете, как мы работаем.
Служащий гостиницы провел нас в номер, где было уже все готово для просмотра.
— Первый фильм «Барри Линдон», — сказал израильтянин, — снятый в 1975-м по роману Уильяма Теккерея. «Ярмарку тщеславия» может сделать каждый. Несложные характеры. Но посмотрите, что делает Стэнли Кубрик. Это очень тонко.
— Мы не станем показывать вам весь фильм целиком — это бы заняло два часа, — добавил мистер Сайто. — Но он стоит того, чтобы его посмотрели.
Через минуту мы перенеслись в Англию XIX века, населенную живыми типами, их характеры постепенно развивались, и они не навевали скуку, как в типичных «костюмных» фильмах. Ни я, ни Эмма не слыхали ни о романе, ни о кинофильме. Но мы были очарованы сразу. И, когда через сорок минут мистер Сайто остановил кассету, я сказал:
— Представляю себе свой роман, сделанный по таким канонам.
Наши гости ответили, что подобной реакции они и ждали.
— Следующая картина, — заметил мистер Сайто, — доказывает, что фильмы вообще можно снимать без костюмов.
Это была приключенческая лента «Комната с видом», снятая в 1985 году компанией «Мерчант-Айвори». Она была поставлена по роману Форстера, но сильно от него отличалась, и здесь не было никаких акцентов на костюмах персонажей и месте действия.
Флорентийские и английские пейзажи придавали некую окраску сюжету, в центре которого — обычные люди в обычных ситуациях. Фильм настолько нам понравился, что мы были даже огорчены, когда его демонстрацию прервали на середине.
— Сделаем не хуже этих, — заверил нас мистер Сайто.
Эмма захотела узнать, принес ли фильм прибыль, и наши гости ответили почти хором: