Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 8 2009)
— Иди, — Виктор повернулся к брату. — Провожать не буду.
— Конечно. Извини, что… заставил…
— Иди.
— И спасибо, что…
— Да иди уже!
Вцепившись в костыль, водрузив его вертикально у самого стула, Борис поймал равновесие и быстро, одним рывком, поднялся. Пробубнил что-то — возможно: “увидимся” или “до встречи”, — и заковылял к лестнице.
Его скособочившаяся к костылю спина отдалялась враскачку — хохотала беззвучно, радостно. Глупая, глупая спина!
Виктор снова зажмурился.
— Виктор? Это вы? Приятно снова встретиться.
— Взаимно. А вы… всё ещё здесь? Вас ведь встретить должны были.
— Представьте, машину забыли отправить. Как вам это нравится? Придётся ждать.
— Знакомо… Я думал, такое только у нас бывает.
— Вы свои дела уже поделали?
— Уже.
— Сразу обратно?
— Буквально через час регистрация.
— Сочувствую.
— Зато в один день уложусь.
— Оно конечно. Лучше сразу отстреляться.
— Присаживайтесь. Здесь хотя бы людей поменьше.
— Как думаете, есть сейчас пробки в эту сторону, к аэропорту?
— Кто ж их знает. Непредсказуемо.
— Но скорее нет… всё же не час пик… Или будут?
— Не знаю, я как-то попадал примерно в это же время — да вот, в позапрошлую командировку.
— Может, в тот раз авария была? Хотя… какая разница…
— Ну да. Вы присаживайтесь.
— Я вот думаю, может, поездом обратно махнуть?
— Поездом?
— Да. Завтра рано утром дома. Можно сразу с вокзала на работу. Чуть-чуть опоздаю. Скажу: побоялся не успеть на обратный рейс, пришлось сдать билет. Кто ж им виноват, что они встретить вовремя забыли?
— Вы почему об этом сказали?
— О чём?
— Про поезд?
— Да просто… мысль пришла…
— А я вот не подумал.
— Так можно ещё сдать. Правда, если за свой счёт — вы ведь не в командировке, — теряете много.
— Жаль, сразу не сообразил. Жаль.
— Ну, может, в другой раз так и сделаете? Пойду, что ли, кофе возьму.
Говорящая рыба
Ряшенцев Юрий Евгеньевич родился в 1931 году в Ленинграде. Поэт, переводчик, прозаик, эссеист. Окончил Московский педагогический институт. В 1960 — 1970 годы — сотрудник журнала “Юность”. С 1973 года работает для театра и кино, автор популярных зонгов к спектаклям и песен для кинофильмов. Лауреат президентской премии имени Булата Окуджавы. Автор многих поэтических книг. Живет в Москве.
* *
*
Там, где тучи ползут по горбатым и плоским крышам,
там, где тучи ползут с января и до декабря,
мы, быть может, неточно видим и плохо слышим,
мы плохие свидетели, собственно говоря.
Нас сегодня поставь перед вдумчивым прокурором
или пусть адвокат нам путевый задаст вопрос —
мы по лицам сторон пошарим заблудшим взором:
нас ведь в жизни так редко спрашивали всерьез.
А хороший свидетель — да где он, прошу прощенья.
Слух и зрение с детства — не доблести в нашем краю.
Тут другая нужна тишина, не то освещенье.
И уж если по правде, то чуть большая вера в судью.
А вот было бы солнце, о коем мы столько мечтали,
и не выл бы так ветер, и гром надо всем не гремел,
и тогда б мы суду доложили такие детали!
А уж там пусть, любезный, скостит хоть за низший предел.
Государство сидит на скамье, развалясь… В коридоре
все, кто есть, — от защиты. От следствия — ни души.
А в небесном, казалось бы — вольном, казалось — просторе
беззаветные детские игры ведут чиграши.
Обещай же мне так улыбаться от первого снега
и до утра, когда под ногою октябрьская слизь,
будто серое низкое небо, валдайское небо,
обещает нам больше, чем эллинам синяя высь.
* *
*
Я заметил: слагая стихи, сокращаешь минуты.
Вот — строфа, и вторая, и третья, а дня уже нет.
Это средство, конечно, слабей безотказной цикуты,
но из жизни с маразмом довольно надежный билет.
Что ж я долго живу?.. Но спасибо за это, спасибо!
В зрелых красках и звуках и зарослях трав бытия
я плыву, как счастливая зоркая честная рыба,
говорящая рыба, послушная рыба твоя.
Этот мир, все равно — под водой, на земле или в небе, —
он — то темный тайник, то — открытый и светлый родник.
Слушай, батюшка, или хоть ты, муаллим, или ребе,
я так долго живу, и я так к этой жизни привык…
Но какого ответа я жду от служителя Бога,
от премудрого старца, живущего в полной тиши?
Он посмотрит и скажет и ласково вроде, но строго:
— Сокращай себе жизнь и пиши, дорогой, и пиши.
* *
*
Что за окна на раннем закате:
эта охра и сурик и кобальт — потом.
Эта роскошь нам не по зарплате.
Да и май не из лучших. Но речь не о том.
Речь о том, что от легкого гула
отдаленной грозы лишь слышней тишина.
Речь о том, что опять прошмыгнула,
как всегда, мимо нас эта сволочь весна.
Сколь приветлива, столь и капризна, —
ишь, уходит Каширкой, берет набекрень.
Да еще ей хватает цинизма
в нас швырнуть напоследок шальную сирень.
Впрочем, может быть, нам, бестолковым,
вдруг и этот подарок не в минус, а в плюс.
Редким счастьем пятилепестковым,
может, кто и утешится — не удивлюсь.
Дождь в четверг — неплохая примета.
Не бери этот плащ, позабудь этот зонт
и на входе в роскошное лето
не проси о любви, и глядишь — повезет,
словно в давнем забытом июне,
как в пропитанном липой прохладном саду
мне и милой загадочной лгунье
повезло, на беду.
* *
*
И равнодушная природа…
Владеть бы скромным титулом барона,
лежать бы, отдаваясь целиком
сравненью золотого першерона
с серебряным орловским рысаком.
Иль в гамаке, от воздуха слабея,
хоть сам гамак уже отдав в заклад,
все мыслить, как сберечь бы от плебея
свой родовой, весь в спелых вишнях, сад.
Но не дано. На всем рука Господня.
Не всякий создан, чтоб считать ворон.
Я сам плебей, которому сегодня,
увы, не должен ни один барон.
И в ежедневном добыванье хлеба
тебе наградой, нет, не по трудам
земли цветенье, и сиянье неба,
и росчерк синей птицы здесь и там.
И разве раз-другой в теченье года
заметишь вдруг, застывши при ходьбе:
о, как она щедра к тебе, природа,
при полном равнодушии к тебе.
Храм Магдалины
Сложные люди церквей палестинских монахи.
Белая роза проста, как обычно — монархи.
Изредка даже кивнет близстоящим цветам.
Но ветерок с Галилейского моря случаен.
Если ты так непривычной жарой измочален —
скройся! Не порти пейзажа библейским местам.
Ну, не библейским — евангельским. Что за поправка?
Эта к июню уже пересохшая травка,
помнящая утомленные ноги Христа,
но и — сандали царей и мозоли пророков,
пренебрегает тщетой человеческих сроков.