Григорий Ряжский - Люди ПЕРЕХОДного периода
— Погоди, — не врубился я в последние слова поводыря, ответственного за мою прописку на первом обороте, — это где ж ты там хороший смысл нашёл, на усиленном-то режиме? Ты чего, сидел, что ли, в той жизни? Отбывал, может, ненароком?
Я задал этот вопрос, вполне невинный и довольно предсказуемый в смысле ответной реакции, и порадовался собственной шутке: получилось и легко, и воздушно, и с долей милого юмора, неизменно цементирующего компанию малознакомых людей на почве общих пристрастий или схожих бед. Однако такую реакцию посланников на моё глуповатое предположение я предугадать не мог, поскольку была она сколь неожиданной, столь и обескураживающей.
— Обои отбывали, — пасмурно, одновременно за себя и за брата, отозвался Паша, — восьмёру тянули, на усилке́, натурально, на Краснокаменке. А после ещё и пятёру прицепили нам, за ничего, по сути, за фу-фу. От вердикта ихнего вплоть до самого Прохода чалились, да только маранули нас, типа, кореша свои же, гнойняки обои оказались; мы попервоначалу почти что родаки с ними сделались, а после прочухались и резво расканались, за шармак, что эти пидоры косячные учудили, вообще без макитры. А шнопа́ не въехала, на дурняк ихний повелась, на бота́ло хе́рово. Ну мы кипишну́ли, не удержались, прикинули, хватит, мол, дрочить судьбу, колонём уродов, и ваша не пляшет — готов на жопу забожи́ться?! А вышло как в Польше, — последнюю фразу он промурлыкал, прикрыв глаза, — тот прав, у кого хер больше! Не мы их, а они нас маранули заместо Химика того.
— До́ смерти? — ужаснулся я такому непредвиденному развитию беседы в таком неподходящем для этого месте. — До́ смерти, спрашиваю, маранули вас товарищи эти, если я правильно понял из ваших объяснений суть этого ужасного события?
— Если б до смерти, мы б не тебя тут встречали теперь, а блатовали б щас под яблоней, в райской куще, что сразу за Входом с той стороны произрастает, — горько отшутился Петька.
— Или ж радикулит бы теперь себе грели в подполе у этой самой вертикали хе́ровой, — не менее печальным голосом не согласился с братом Павел, — кто ж теперь знает, куда б нам с братухой ещё повезло.
И вновь тему подхватил Пётр:
— У нас, понимаешь, ещё начиная с малолетки, всё не как у людей пошло, даже сюда нормально залететь не вышло, обязательно через параллельные эти, будь они неладны, и хрен после пересечёшься, как говорится, нету такой на свете арифметики, чтоб линии эти перекосячить меж собой, жизни и смерти. Это только говорится так, для припевочки, что параллельные прямые типа не пересекаются. Ну, а если они кривые, а не прямые? И при том же самом параллельные по всей своей кривизне — не думал про такое? — И сам же ответил за меня: — А без вопросов, где хочешь, там и перекрестятся, в любой точке смыкания, что с жизнью, что со смертью, что с той и другой сразу. Стукнутся друг об дружку, поцелуются, местами поменяются и дальше кривыми дорожками разбегутся, навроде как снова в свою прежнюю параллель.
— Видал синусоиду типа сердечного графика? — неожиданно в беседу снова влез архангел Паша, не удержав в себе жажды довести меня до самой сути. Заручившись моим согласным кивком, он продолжил Петрово ученье уже со своей братской стороны: — Вот возьми теперь и в мыслях своих поднеси их одна под другую, но чтоб только они равные были. И сам же увидишь — кривые-то кривые, а всё равно всё у них параллельно, как на кривом параде ровных войск. А потом — р-раз! — одна горбина выше другой сделалась, всё как в жизни. А после — два! — и обратно вернулась. Вот и захерачились одна об другую, а никто не заметил, потому как все только про прямые знают, а про кривые ни хера не думают. Так себе и запомни, парень!
Всё это время Петя думал уже о другом, не менее наболевшем, и, дождавшись финальной точки этой части разговора, продолжил прежнюю больную для себя тему:
— Это ж особая процедура, не для всех — говорю ж, редкий случай. Мочканули б нас как людей, по-людски б приморили, как честно заслуживших, так нет, надо тех от этих отделить, понимаешь, и всей лафе облом закорячить. — Он снова тяжело вздохнул, но не выпустил из себя воздух отдельно, а сразу же продолжил говорить, на выдохе: — Мы ж и теперь там чалимся, не откинулись ещё, но только уже как параллельный Паштет и параллельный Сохатый, нам срок-то ещё накинули, ну что вроде это не те паханские кореша нас на перья поставили, а сами же мы разбиралово затеяли, что они не дали нам как надо Химика попортить, Лиахима этого. Типа они же его и спасли от нас, а не наоборот. Ну а дальше — по совокупности и рецидиву, новый вердикт, несмотря что самих нас потом еле отлепили, так что, как говорится, было до смерти́нки обоим три перди́нки, — уточнил ситуацию Пётр, но тут же снова поправился: — В смысле, не «нам», а «им» — «тем» нам, а не «этим», — и энергично постучал себя кулаком в обтянутую хламидой впалую грудь.
От принудительно принятого сигнала у него ярко вспыхнула подсветка, и, ослеплённый этой внезапной вспышкой, я вздрогнул, зажмурил веки и перекрыл рукой лицо оболочки. Впрочем, брат Пётр быстро вернул себя к исходному состоянию и резким изгибом хребта отключил питание излишнего светового дурмана. Попутно пояснил:
— Не дёргайся, как с первого оборота соскочишь, сразу такую же обретёшь. Сама появится, вместе с выключателем. Она, бывает, нормально помогает, особенно когда тоска придавит. А так — запалишь её и вроде повеселей сделается, не так вакуумно, и вроде как об конце света думать не придётся ни об каком. Выключат естественный — включим искусственный, и всех-то делов.
— А за что вас изначально-то судили, я не понял? — я всё же сделал робкую попытку прояснить ситуацию до конца. — И что за Лиахим такой? — Как-то уже теперь не хотелось взять и свернуть эту тему настолько бездарно, чтобы даже не осведомиться, на кого из двух внешне неотличимых поводырей мне как питомцу первого оборота следует положиться в большей мере.
— Да, в общем, ничего особенного, — равнодушно пожав плечами под хламидой, пробурчал брат Павел. — Чего уж теперь вдаваться во всю эту юридистику, это ж ещё тогда было, до надземки.
— Что было-то, чего?
— Да чего-чего — того и было: по 162-й проходили, — отмахнулся Павел, — часть вторая.
— А это что такое? — наивно поинтересовался я, уже поставив было мысленную точку в деле более углублённого знакомства с моими параллельными учителями. — За какие дела-то?
На этот раз удар решил принять на себя брат Пётр как параллельно равноудалённый от места преступления подельник и близнец. Он мечтательно прикрыл глаза, задрав голову в направлении мутного тумана, и неспешно, отрешённым, как не своим, голосом внятно продекламировал:
— «Разбой, совершенный группой лиц по предварительному сговору, а равно с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия…»
— Короче, тот самый, про который я тебе говорил, усиленный восьмер́ик плюс моральный штрафной лимон деревом в пользу потерпевшей, — закончил за него признание Паша и добавил: — А мы, Пётр и Павел, — в Краснокаменку. Ну а после этого оттуда — сюда, в параллель, в отрыв с короткого старта, от «тех» нас, от преступников, по большому счёту, от беспредельщиков и христопродавцев.
— Как они там, интересно… Паште-етик наш… Соха-атый… — с нотой мечтательности в голосе чувствительно протянул Петя. — Попробуй, почалься обездушенным, отведай тамошних сарделек, это ж ведь никакого авторитета на хватит, чтоб и зону держать, и не показать, что душа-то — тю-тю, откинулась, высвободилась раньше, чем кончилась сама плоть. А как без ней на зоне вопросы порешать, сам прикинь. Хреново, одно слово!
— Да нормально, Петро, не менжуйся, — отмахнулся Павел, — привычка ж вторая натура, не скурвятся, если что, отобьются по чесноку, всё путём. То есть отобьёмся. Здесь нормально ляму тянем и там не позволим всяким отморозкам на себе ездить. И вообще, как подумаешь про нас с тобой на краснокаменском месте, так сердце и сожмётся, ощущение, скажу я, не из приятных, фантомные боли рядом не стояли: это другое, а то другое… — он потёр бугорком Венеры место расположения виртуальной сердечной мышцы, левей и чуть выше солнечного сплетения, — а сам терпишь и думаешь, только бы оболочка в этом месте не лопнула от перегруза. Порой, бывает, завидуешь этим орлам непараллельным: у них-то, поди, такое невозможно, они-то не двоились, как амёбы дизентерийные, у них всё по правилам — откинулся, отлетел, остальное в прах ушло. Всё просто и ясно, без осложнений и двояких треволнений. Но только всё равно знаю, что, рано или поздно, найдём мы туда тропинку, нащупаем, натопчем. Главное, вызнать верный канальчик для связи через Овал, правильно нарыть его для ответа с той стороны и вовремя шептануть чего-нибудь ценное, чтоб мы сами ж про себя в курсе были. Помнишь, как мы ещё в детстве с тобой договорились, кровью спаялись, что кто первей другого кончится, тот пускай шепнёт второму сверху откуда-нибудь любую весточку, знак какой-никакой подаст, но только заранее оговоренный. Чтоб точно знать, что там ещё чего-то имеется, наверху, нормально потустороннее, кроме того безнадёжного и понятно устроенного, которое располагается снизу.
