Иржи Грошек - Легкий завтрак в тени некрополя
– Послушай меня, Карина!… – Я прикинул, куда бы выбить оставшийся в трубке пепел, но ловкий осветитель отпрыгнул от меня вместе с ботинками. – Мы не можем столько времени безнаказанно насиловать съемочную группу!
Карина оценила каждого телевизионщика по отдельности, а потом всех вместе. И решила, что полностью контролирует ситуацию. Администратор дремал, звукооператор молчал, осветители постепенно угасали. В наши с Кариной отношения никто не вмешивался. Только оператор застыл перед видеокамерой, как часовой на посту.
– Я не понимаю, чего ты хочешь, – тогда шепотом сообщила мне Карина.
Пришлось мне еще раз оценить ее фигуру, поскольку Каринина фигура была прикрыта символически. Две спортивные тряпочки – снизу и сверху. А в целом – подходящий повод для визуального онанизма.
– Не понимаешь? Сейчас объясню…
И все-таки я доигрался в кармане с презервативами… Машинально вскрыл одну упаковку и засунул туда указательный палец. «Розовый или зеленый?»
– … Ты должна поведать нашим телезрителям о заряде бодрости и веселья!
Карина посмотрела на меня внимательно и плавно села на шпагат. Вероятно, намекала о своих неограниченных возможностях в постели.
– Еду-я-по-выбоинам-из-выбоин-не-выеду! – попыталась сказать Карина, сидя на шпагате.
– Ай-ай-ай! – проснулся администратор. – Как не стыдно! – И снова нас покинул.
Вместо скороговорки у Карины получилось нецензурное выражение. Это я научил. Скороговорке, разумеется.
– Еду я по выбоинам, и никто меня не трахнет! – поправилась Карина.
Экая зараза! Как только Карина начинала говорить на интересные ей темы, у девушки появлялся образ. Молодой, строптивой, эмансипированной женщины. Именно это мне сейчас и требовалось.
– А теперь повтори перед камерой! – разозлился я. – Немедленно!
– То же самое? – оживилась Карина.
Я не хуже Карины владею нецензурными скороговорками. А лучше. Поэтому девушка выслушала меня добросовестно, сказала «угу!» и повторила про «бодрость и веселье» для наших телезрителей. С нужной интонацией. Оператор заснял это веселье на видеокамеру и щелкнул по уху дремавшего администратора.
– Готово! – пояснил оператор.
Я вытащил свой указательный палец из презерватива и вздохнул с облегчением. Все стали шумно собираться домой или куда-нибудь на ночлег. Мы с Кариной перестали существовать, как выброшенные пробки от бутылок.
– А что у тебя в кармане? – спросила Карина.
В данном случае я – имиджмейкер. Нечто среднее между литератором и мамой с папой. Например, мама говорит папе – «давай этого делать не будем». А папа говорит – «будем!». А литератор выдумывает их диалоги, поперчивает и припетрушива-ет сообразно своему извращенному дарованию. И в результате у мамы с папой рождается обыкновенный урод, а литератор имеет на хлеб с маслом. Потому что набредил безумную страсть между мамой и папой и оправдал появление на свет урода обыкновенного…
– В кармане у меня разноцветные презервативы. – Молоденьким девушкам надо говорить правду. Тогда они правильно ориентируются в ситуации. Опытным женщинам надо врать, потому что правда им давно надоела.
– Разноцветные, как воздушные шарики? – уточнила Карина.
Пусть у «ребенка» продлится счастливое детство. Когда Карина разгуливала с воздушными шариками, не помышляя ни о каких презервативах.
– Презервативы – хуже воздушных шариков, – важно пояснил я.
– Давай их используем, – предложила Карина.
– Я буду их надувать или я буду педофил? – спросил я.
– У меня дома, по прямому назначению. – Карина сурово поставила меня на место, которое принадлежит самцу по законам природы.
Воздушные шарики улетели… По-моему, Карина не хотела выходить из образа эмансипированной девицы. И я смирился с этим образом, тем более что сам его создал. Вдобавок сказано – «Не засевай бесплодной почвы!». А Карина предлагала мне плодородную ниву для сельскохозяйственных работ… Поэтому я подождал, пока Карина переоденется, мы вызвали такси и поехали к ней домой в третьем часу ночи…
В Праге поддувало из каждой подворотни, и, может быть, поэтому Карина держалась в такси настороженно – не раскидывала ноги в разные стороны, не хохотала, не требовала остановиться возле ночного бара, не вешалась мне на шею, не прижималась теплыми коленками, не пела песен, не выбрасывала пустых бутылок на дорогу – чем удивила таксиста до невозможности. Откуда мы такие трезвые и нахохленные в три часа ночи? Зимой. В феврале месяце. Но мы же не собираемся разъезжать на этом такси до марта?
– Скоро будем дома, – тихо сказала Карина.
Таксист, вероятно, подумал, что я забрал из монастыря свою дочь на католические праздники. А меня всегда подмывает сказать какую-нибудь гадость, когда обо мне думают хорошо…
– Олимпийские половые игры, – сказал я. – Киностудия «Двадцать первый век». Краткое содержание фильма: уроды создали цивилизацию. Одна половина репродукторов насилует другую половину репродукторов. Рождаются дети. Это называется – любовь репродукторов. Все кричат.
– Чья идея? – заинтересовалась Карина.
– Моя, – признался я, поглядел на таксиста и добавил: – Твоего дядюшки.
– Мне нравится, – сказала Карина. – А еще раз назовешься моим дядюшкой – поедешь ночевать к моей матушке. Она сейчас как раз в разводе…
Таксист расслабился и закурил – до этого момента курить он не решался. Видимо, размышлял, как обратиться ко мне – просто «падре» или «ваше преосвященство».
– Так вот, – побыстрее продолжил я (ведь никому не хочется ехать ночью к пожилой даме и слушать до утра, как она стонет и жалуется на свои болячки). – Так вот… Мы придумали себе правила и бегаем по кругу и верим, что развиваемся…
– Какая мораль? – спросила Карина.
– Никакой, – ответил я. – Просто мимо синагоги проехали…
– Странно, – засомневалась Карина. – Еще утром в этом районе не было никакой синагоги. А впрочем, тебе виднее…
Девушка явно преувеличивала мои возможности. На зрение я не жалуюсь и вижу как остальные люди. Правда, смотрю на все иначе. Стараюсь зайти с другой стороны, задрать на даме юбку – что это, любопытство или профессиональный интерес? Например, в музее выставлен древний саркофаг. Все проходят мимо, а я лезу между саркофагом и стенкой… И волоку за собой спутницу, интеллигентную женщину… А какой барельеф мы видим на оборотной стороне саркофага? А самый неприличный. Моя интеллигентная спутница натыкается носом на торчащий из барельефа фаллос и спрашивает – эт-то что за безобразие?!! Одно из двух – либо она «этого» давненько не видела, либо не умеет с «этим» обращаться. «Госпожа моя, – намекаю я, – „эт-то“ античность…» И деликатно начинаю отползать, потому что всякие девственницы – не мое колоратурное сопрано. Говорят, у меня приятный баритон, особенно в постели… Ох уж эти интеллигентные спутницы, которые стесняются прилюдно облизывать эскимо на палочке, которые краснеют в продовольственном магазине, завидев два десятка куриных яиц… Я подозреваю интеллигентных спутниц во всяких пакостях. Я спрашиваю – а что вы, собственно говоря, себе представляете? Если девушка стыдится облизывать эскимо на палочке, потому что представляет… Или… При виде двух десятков яиц женщина воображает, что это… Я делаю правильный вывод, что у каждой «девушки» свои отклонения. Профессиональный имиджмейкер ищет эти отклонения и развивает. Когда отклонения развиваются до патологии, «девушка» обращается к психиатру. Вот и все. Имиджмейкер подбирает себе другую «девушку». Которая может покончить жизнь самоубийством или оказаться в кливлке для душевнобольных людей. Ведь у каждого свой промежуток – от стенки до саркофага…
– Ты что-нибудь видишь? – спросила у меня Карина.
Мы распрощались с таксистом, который предлагал осветить дорогу фарами, и теперь об этом сожалели. До дома Карины наш путь пролегал во мраке. Я шарил руками по стенам, как штукатур, и все время находил Карину. Девушка каждый раз ойкала и убеждала меня не щекотаться. «Что ты ищешь?» Наверное, я искал дом, в моем представлении. Наконец Карина обнаружила вход, лестницу и ступеньки. «Вот летят кошмарики на воздушном шарике!…» И мне пришлось подниматься по лестнице, ориентируясь на ее голос. Я спотыкался о каждую ступеньку и шипел, как гадюка. «Сюда-сюда! – На площадке второго этажа Карина зазвенела ключами и приоткрыла дверь – Заходи!» А я продолжал доискиваться, по какой причине оказался здесь…
Практика показала, что натуральной блондинке легче всего расшатать психику. Не знаю почему, но эта масть настроена уничтожить все другие оттенки – от рыжих до кучерявых. По методу – нежно взять за ручку и проводить до могилы. Шизофрения – легкий насморк из букета блондинки. С одной блондинкой мы устроили соревнование – кто раньше окажется в психиатрической лечебнице. И развелись через два года с ничейным результатом: «шлюха» – «идиот». По мнению этой блондинки, я сделал все, чтобы создать ей образ стервы. Я очень хороший имиджмейкер. Уже через год ее буквально трясло от моего присутствия. И что остановило дрожащую руку (стервы) с цианистым калием – загадка природы. Словом, после этого случая я с блондинками не живу и не работаю. Профессиональный принцип. А смысл моего отступления – Карина была брюнеткой…
