Сара Груэн - Уроки верховой езды
Когда он оказывается рядом с пандусом, Майк бросается вперед, взмахивая веревкой, но конь меняет направление, устремляясь в сторону Дэна.
Тому остается лишь досадливо покачать головой. Скоро они с Майком встают в первоначальную позицию, и все повторяется.
Всякий раз, когда они пытаются загнать коня в грузовик, он подпускает их на дюжину футов, после чего дает деру. В какой-то момент он проносится так близко, что Майку приходится вскочить на забор, спасаясь у него из-под ног. Конь не виноват, Майк просто оказался у него со слепой стороны.
— Так дело не пойдет, Дэн, — говорит Майк, слезая. — Принесу-ка я лучше пару морковок…
— Морковок? — Ева поворачивается ко мне. — А почему они сразу не попытались его поймать, подманив морковкой?
— Деточка, это термин такой, — говорю я. — Они имеют в виду специальный кнут.
— Но они же не собираются его бить?
— Нет, конечно.
Скоро Дэн и Майк появляются с короткими оранжевыми хлыстиками. Они движутся медленно, молча. Заняв свои места, они стоят неподвижно, как изваяния, пока лошадь не успокаивается. Тогда Дэн коротко кивает.
Они перепрыгивают забор и бросаются в атаку. Конь отскакивает к грузовику и разворачивается, чтобы сбежать, как обычно. Но Дэн и Майк раскидывают руки с зажатыми в них «морковками», не давая прохода. Конь вскидывается и пронзительно ржет. Мужчины наседают, размахивая хлыстиками.
И вот наконец мерин с грохотом копыт галопом взлетает по пандусу. Честер тотчас захлопывает деревянную створку, а Джуди защелкивает задвижку.
Сквозь металлическую решетку видно рыже-белое мельтешение. Конь мечется, рассекая копытами воздух. Он отчаянно ржет и вдруг принимается лягать железные стенки. Сперва он так и сыплет ударами, потом все реже и реже.
Честер и Джуди поднимают пандус и закрепляют его. Дэн наблюдает за происходящим, покачивая головой.
— Блин, Аннемари… Неужели ты все-таки уверена?
Я киваю.
— По-моему, — говорит он, — ты не понимаешь, во что вляпалась.
— Ладно, поглядим. — Я потираю ладони. — Давай-ка отвезем его домой.
Ева возбужденно мчится впереди, чтобы скорей шмыгнуть мимо папиного кресла на зады фургона. Подходя, я вижу Мутти за рулем. Она неодобрительно качает головой…
* * *— Еще и хорошее пастбище на него тратить, — ворчит она, глядя, как Майк с Дэном готовятся выпустить мое приобретение в небольшое поле поблизости от конюшни.
— Это не пустая трата, Мутти, — говорю я с раздражением. — Прикинь, так ему не потребуется дополнительного сена.
— Но сюда уже нельзя пустить других лошадей? И это поле из оборота придется исключить?
— Да, на какое-то время. Дай срок, и он поладит с другими.
— Ты ни под каким видом не выпустишь его в табун, — резким тоном говорит Мутти.
— Нет, — говорю я. — Я не собираюсь делать это прямо сейчас. Я лишь пытаюсь сказать, что со временем он успокоится и подружится с другими лошадьми. Не будем сбрасывать со счетов такую возможность.
— Хм! — фыркает Мутти. — И это все из-за его масти?
Дэн и Майк запятили грузовик ко входу на пастбище и приготовились опустить пандус.
— Не знаю, Мутти. Может, ты и права.
— Возможно, нам, в конце концов, надо было приобрести другого, — произносит она и уходит, крутанувшись на каблуке.
Мне хочется догнать ее и спросить, что она имела в виду, но меня отвлекает, во-первых, шум сброшенного пандуса, а во-вторых, грохот копыт из грузовика.
* * *Я, впрочем, не забыла ее загадочных слов. Позже, когда Брайан приехал укладывать папу в постель, а Ева засела перед телевизором, я тихо пробираюсь на кухню. Какое-то время я созерцаю спину Мутти, занятой посудой. Ее светлые волосы туго стянуты в узел, пребывающий на том же месте с самого начала времен, тонкие руки резко движутся туда-сюда — она домывает последнее блюдо. Сегодня она сотворила суфле из шпината с грибами и победоносно следила, как Ева брала добавку. Мутти, королева шницелей и любительница телятины, капитулировала.
— Какого «другого» ты имела в виду? — спрашиваю я.
— Ты о чем? — спрашивает она, не отвлекаясь от стремительно снующей губки.
Должно быть, она заметила мое отражение в окошке за раковиной.
Она нагибается и ногой отодвигает заснувшую Гарриет — что-то понадобилось в нижнем ящике буфета.
— Когда ты спросила меня, не захотела ли я этого коня из-за его масти, ты еще бросила: «Возможно, нам, в конце концов, надо было приобрести другого». Что ты имела в виду?
Мутти вытаскивает пирамиду кастрюль, приподнимает верхние три и вставляет вымытую на ее штатное место. Зрелище напоминает мне детские корзиночки, которые вкладываются одна в другую.
— Уже не важно, — произносит она. — Все равно все в прошлом.
— Что — все?
Мутти водворяет кастрюли в буфет и, не оборачиваясь, склоняется над сушилкой.
— Без толку ворошить прошлое, — слышу я наконец.
— Мутти, ну что такое? Говорила бы уже толком!
В это время из коридора вплывает Брайан. Он проходит через кухню и берет свою куртку с крючка возле двери.
— Антон уложен ко сну, — говорит он, нашаривая за спиной рукав. — Я вернусь завтра в восемь.
— Спасибо, — благодарит Мутти, переставляя тарелки на стол.
Брайан открывает дверь, потом оглядывается.
— Там у вас такой конек ходит, — говорит он неожиданно. — Худоватый, но… В общем, я и не знал, что лошади полосатыми бывают. Думал, только зебры…
— Это очень редкая масть, — отвечает Мутти.
Я жду, чтобы она уточнила, дескать, зебры — это не лошади, но она умолкает.
За Брайаном закрывается дверь, и Мутти включает «электронную няню».
— Мутти, пожалуйста, — говорю я, глядя, как она молча принимается вытирать кухонный стол. — Пожалуйста!
Она застывает на месте и долго молчит.
— У Гарри был брат, — слышу я затем. — От тех же родителей и такой же гнедой с пежинами.
Я ахаю так, словно меня с силой ударили кулаком в грудь.
— Как? То есть как это?
— Семнадцать лет назад…
— Как ты узнала?
— Они позвонили папе, спросили, не хочет ли купить его.
Я потрясенно гляжу на нее, не находя слов. Мутти косится на меня через плечо, оставляет в покое посуду и усаживается за стол. Я опускаюсь напротив.
— Когда ты отказалась ездить…
Я возражаю:
— Я не отказывалась.
— Когда ты отказалась ездить, — повышенным тоном повторяет Мутти, — твой отец предположил, что причина не в страхе. Быть может, это все из-за Гарри. Тогда он позвонил заводчику, хотел разыскать другого полосатого коня. Он думал, если ты будешь знать, что где-то подрастает такой же, то, может, вернешься в седло. Так что ко времени, когда конь достаточно повзрослеет для тренировок, ты будешь готова сесть на него. И три года спустя такой жеребенок действительно родился. Брат Гарри от той же родительской пары. И его сразу предложили твоему отцу.
Я чувствую, как помимо воли у меня округляются глаза. Другое дело, я предвижу, каким будет продолжение истории. К тому времени я уже была в Миннеаполисе. С Роджером. Я оставила позади ту часть своей жизни, что была связана с лошадьми, с конным спортом и выступлениями.
Мутти взирает на меня с победоносным видом. Кажется, она ждет выражения покорности. Или думает даже, что я ее благодарить стану.
Я тихо спрашиваю:
— И что же случилось?
— Ну, поскольку ты ясно дала понять, что верховой ездой больше не интересуешься…
— Я про лошадь, Мутти.
— Он вырос конкурным конем, точно как Гарри. В итоге его купил Иэн Маккалоу.
— Боже ты мой, — говорю я ошарашенно.
Мы выступали на одних аренах. Иэн Маккалоу был моим ближайшим соперником. После того как я разбилась, его взяли в олимпийскую команду. Можно сказать, он занял мое место.
— И что, брат Гарри прыгает Гран-при?
— Прыгал.
Вновь ощущение удара в грудь. Я ищу каких-то подсказок у нее на лице, надеясь, что она имеет в виду не то, о чем я подумала.
— Он умер несколько месяцев назад, — говорит она. — Если бы ты следила за событиями в конкуре, ты бы знала об этом. Кстати, если бы ты следила за спортивной жизнью, ты и об этой лошади знала бы…
Она невозмутимо смотрит на меня. Я отворачиваюсь, исполнившись отвращения.
Я встаю, отодвинув стул так резко, что ножки царапают по полу, и рывком распахиваю дверь. Она хлопает у меня за спиной. Я направляюсь на пастбище.
Добравшись туда, я перелезаю забор и иду по траве к своему коню. К своему шелудивому, облезлому, одноглазому приобретению. Он вскидывает голову, заметив меня, и недоверчиво прижимает уши. Я усаживаюсь, скрестив ноги, ярдах в тридцати от него. Убедившись, что приближаться я не собираюсь, он вновь принимается щипать травку.
Меня вдруг накрывает внезапное горе от потери брата Гарри, этого полосатого гнедого, который мог достаться мне, но которого я так и не видела и даже не подозревала о его существовании. Лицо сводит судорогой, еще миг — и я реву, точно обиженная четырехлетка.