Андре Моруа - Сентябрьские розы
Оказавшись у себя в номере, он тут же лег в постель, но уснуть не мог. Этот вечер он вспоминал как прекрасный сон, внезапно обернувшийся кошмаром. Казалось, он чувствует в своих объятиях гибкое тело, светлые волосы у своей щеки, губы, прильнувшие к его губам. «Боже мой! – думал он. – Как же я был глуп! Если бы я пожелал, сейчас она лежала бы рядом со мной. Она стала бы моей, она говорила бы мне трогательные слова, преисполненные нежной и трагической поэзии. Как я мог отказаться от этих часов, подобных которым у меня никогда не будет?»
Он вспомнил женщину, которая когда-то говорила ему: «Как же глуп тот, кто не умеет пользоваться мгновением!»
«И ради чего? Из преданности женщине, которая, и это очевидно, уже не придает никакого значения чувственной стороне нашей жизни? Находясь далеко от меня, она пишет мне холодное письмо без единого слова нежности, за исключением формальной вежливости в конце… Разумеется, я люблю Полину, но разве я виноват, что она так изменилась? Разве я оскорбил бы Полину, если бы провел с этим божественным созданием восхитительную ночь, у которой все равно не было бы продолжения? Ведь через два дня я уезжаю. Безумец тот, кто не умеет пользоваться мгновением!»
В горячечном возбуждении он метался по постели, напрасно пытаясь отыскать прохладное местечко.
«Пользоваться мгновением? Что это значит? Мгновение не бывает единственным. Если бы я отведал это наслаждение, я бы пытался испытать его вновь и вновь. Я вернулся бы в эту страну или позвал Долорес во Францию. Я бы преследовал эту актрису по всему миру. И долго бы ты смогла терпеть меня, Лолита? Ты любишь будоражить ночь, а я этого не смог бы. В твоей жизни появились бы молодые люди, повели бы тебя танцевать. Вскоре ты вместо любви предложила бы мне дружбу, привязанность. Но я бы отверг их, потому что мне довелось познать твою любовь, между тем как сегодня то, что ты дала мне и что было всего лишь невинным сновидением, кажется мне бесценным».
Но он сам одернул себя: «Какое малодушие! Эта боязнь страданий… Она совсем другая… какая бесхитростная смелость в этом даре, который она мне предложила! Но почему? Что могу я сделать для нее? Послезавтра я уезжаю навсегда… Она меня в самом деле любила? Этого не может быть… И все-таки…»
Он зажег свет и попытался читать. Лолита сунула ему в карман небольшой томик стихов, он поискал его, открыл наугад и был поражен, что без труда понимает эти испанские стихи. «Это чудо, подаренное цыганкой, или я просто раньше никогда не пытался?» Его внимание привлекло название одного сонета: «Ответ маркизы на стансы Корнеля». Странное совпадение.
Маркиза, я смешон пред вами,Старик в морщинах, в седине,Но согласитесь, что с летамиВы станете подобны мне…[30]
Сонет был прекрасным, вывод горьким: «Ты говоришь мне, великий поэт, что моя красота увянет и мое имя быстро будет забыто, если в обмен на бессмертные строфы, которые меня воспевают, я отвергну поцелуй старого рта… Ты так слеп, что веришь в бессмертие твоих стихов?»
– «Поцелуй старого рта», – повторил он и содрогнулся от отвращения.
Прости меня, старик, но юные лобзаньяМне больше по душе, чем песни и стихи.
Он подумал, что, подсунув ему этот «псалтырь разочарований», Долорес дала ему не только страдание, но и лекарство от страдания. Как, должно быть, она ненавидит его сейчас! Увидит ли он ее еще раз перед отъездом в Боготу? Без конца ворочаясь на постели, он сочинял письмо для нее: «Я осмелился вас отвергнуть лишь потому, что восхищаюсь…» Нет, любое слово, означающее предложение и отказ, было бы оскорбительным… Сделать вид, что не понял намека? Или вообще ничего не писать и попытаться забыть? Увы! Разве можно когда-нибудь позабыть эти минуты? Ему удалось заснуть лишь на рассвете.
VI
На следующее утро одновременно с завтраком ему принесли письмо Петреску: «Мэтр, я ждал вас до двух часов утра. Мне было абсолютно необходимо вас увидеть, потому что в программе произошли изменения. Мне позвонили из комитета Боготы, я должен немедленно отправиться туда для решения срочных вопросов, это по поводу театра. Мне необходимо уехать (одному) сегодня, самолет отправляется в шесть часов. Мне осталось спать три часа. Вы присоединитесь ко мне, как и было условлено, завтра утром. Ваш билет у консьержа, а также паспорт, виза, все. Мэтр, умоляю, вы не должны задерживаться из-за кого бы то ни было. Под угрозой моя репутация: зал уже заказан, афиши напечатаны, места распроданы заранее… Ваша вторая лекция в Лиме состоится сегодня в шесть тридцать в Национальном театре. Эрнандо Таварес в курсе всего. Ложитесь спать не слишком поздно, потому что вы должны выехать в аэропорт из отеля „Боливар“ в пять часов утра. Если вы не приедете, я обесчещен. С почтительным поклоном, Овидий Петреску».
* * *Мысль о том, что придется путешествовать одному, очень встревожила Фонтена. Во Франции он никогда этого не делал, к тому же не он сам, а Полина всегда заказывала для него билеты, нанимала носильщиков, занималась всякими формальностями. «Бедная Полина! – вздохнул он. – Деспотичная и незаменимая». Затем он вновь принялся мысленно переживать необыкновенный вчерашний вечер.
«Увы! Нет никаких сомнений, я влюблен…»
Эта мысль показалась ему нелепой, но избавиться от нее он не мог. Почему эта чудесная девушка предложила себя старику? Он подошел к зеркалу, стал наивно вглядываться в свое отражение и был удивлен, увидев такое счастливое лицо. «Фауст? – подумал он. – Мне стоило бы заключить сделку с дьяволом?.. Слишком поздно… Вчера вечером я совершил непоправимую ошибку, отказался от того, чего желал сильнее всего на свете, а завтра я должен уехать, все кончено… „Ироничный голос моря“, – сказала она… И это нежное обращение на „ты“…» Потом он начинал убеждать себя: «Так лучше. В любом случае с моим отъездом наваждение бы рассеялось. По крайней мере, вернувшись, я смогу честно посмотреть в глаза Полины».
Когда телефон зазвонил, он, стоя в халате, начинал уже укладывать чемоданы. Неужели она все поняла и простила его? Он подбежал к аппарату. Звонили из французского посольства:
– Господин Фонтен?.. Минутку, с вами будет говорить временно исполняющий обязанности дипломатического представителя…
Он вспомнил, как забавно Долорес произносила: «El señor Encargado de Negocios». Потом услышал голос Сент-Астье:
– Глубокоуважаемый господин Фонтен, нам стало известно, что ваш импресарио сегодня утром уехал… Вы остались одни. Не будет ли вам угодно в компенсацию за вчерашний ужин пообедать со мной сегодня?
После небольшой паузы он добавил:
– Я пригласил Лолиту Гарсиа и некоторых ее друзей.
– Она согласилась? – спросил Фонтен с тревогой, которая, должно быть, показалась юному Сент-Астье весьма смешной.
– А почему бы ей не согласиться? – ответил дипломат, не скрывая иронии. – Ведь я ей сказал, что обед будет организован в вашу честь… Могу я на вас рассчитывать?
– Разумеется, господин министр… Вы чрезвычайно добры.
– Тогда в половине второго, глубокоуважаемый господин Фонтен… Только я не министр.
Необыкновенная радость, смешанная с беспокойством, охватила Гийома Фонтена. Значит, она согласна увидеться с ним вновь. Не для того ли, чтобы продемонстрировать ему свое презрение? «Не важно, – подумал он. – Главное, что я еще раз могу испытать это наслаждение: увидеть ее и почувствовать власть ее обаяния. Должно быть, она прекрасна даже в гневе». Все утро он перечитывал стихи, которые она ему оставила; он находил их прекрасными и сам не мог различить, кем восхищается больше: поэтессой или дарительницей. В час дня он вызвал такси и, охваченный волнением, вновь проделал путь до оливковой рощи.
Гостями Сент-Астье были: супружеская чета из постоянного состава дипломатической миссии, ректор Университета Сан-Маркос с супругой, Эрнандо Таварес и очаровательная Марита. Фонтен с волнением обнаружил, что Долорес нет. Она явилась с большим опозданием и извинилась, объяснив, что задержалась из-за формальностей с визой.
– С визой? – переспросил Таварес. – Ты уезжаешь?
– Я должна лететь в Боготу, мы ставим там ауто, которое играли здесь… Мы обсуждали это уже месяц, а сегодня утром я получила телеграмму… Завтра у меня самолет.
– У меня тоже, – удивился Фонтен. – В шесть утра.
– Ну да, в шесть утра. Как хорошо, maestro, что мы путешествуем вместе! – воскликнула она с естественной непринужденностью.
– В самом деле, какое счастливое совпадение, – бесстрастно произнес Сент-Астье. – А то мы беспокоились, что господин Фонтен, который не говорит по-испански, вынужден лететь один. Вы будете его переводчицей, Лолита. Мы вам его доверяем.
Она шутливо поклонилась:
– Señor Encargado de Negocios, я в вашем распоряжении.
