Франц Фюман - Избранное
Кто зло творит, боится света, — гласит пословица, именно так обстояло дело и с Рейнеке: он был таким закоренелым злодеем, что не смел явиться на собрание зверей, и был у него, в сущности, один-единственный преданный товарищ, барсук Гримбарт Угрюмец, что и сам слыл необычайно лживым и злобным.
2Когда все звери, кроме Рейнеке, собрались перед троном, король подал знак к началу судилища.
Первым в сопровождении своих родичей выступил Изегрим-волк. Поклонившись льву Нобелю, он принялся жаловаться.
— Благородный государь, — так начал Изегрим, — прошу вашего правосудия против Рейнеке-лиса! Этот злодей причинил мне большой ущерб-и тяжкое огорчение. Он состряпал ядовитое зелье и брызнул им в лицо моим детям, отчего трое из них совершенно ослепли. Напав на мою бедняжку жену, он до полусмерти ее избил, а меня самого надувал и обманывал, где и как только мог! Скажу вам, государь, что, наверное, и недели не хватило бы на то, чтобы перечислить все подлости, учиненные Рейнеке, и если бы каждый метр сукна из знаменитого сукнодельного города Ген-та был листом бумаги, то ее недостало бы на то, чтобы описать все его гнусные злодейства. Поэтому я обвиняю Рейнеке-лиса и прошу вас, государь, отомстить ему за меня!
Когда Изегрим-волк закончил свою речь, все звери, кроме Гримбарта-барсука, ему захлопали. Следующим обвинителем выступила маленькая пугливая такса по имени Вакерлос. Она была родом из города Парижа и говорила по-французски, но в те времена животные понимали любой язык.
— Милостивейший государь наш, — сказала такса, — я тоже обвиняю Рейнеке-лиса! Представьте себе, однажды зимой в трескучий мороз я сидела в кустарнике, дрожа от стужи, и не было у меня никакой еды, кроме малюсенького колбасного огрызка. Вдруг явился Рейнеке-лис и отнял у меня даже этот последний крошечный кусочек!
Говоря это, Вакерлос-такса из Парижа рыдала, а лев Нобель, растрогавшись, покачивал своей гривастой головой. Но тут выскочил вперед Хинце-кот, испокон веков ненавистник всех и всяческих собак, и воскликнул:
— Государь, Рейнеке великий злодей, и мы боимся его едва ли не больше, чем вас, но этой таксе вы все-таки не верьте! Во-первых, дело было много лет тому назад, а во-вторых, колбаса принадлежала вовсе не таксе, а мне — я стянул ее у спящего мельника, а Вакерлос выманила у меня хитростью. Дело это давнее, сам я из-за такого пустяка жаловаться не стал, так что нечего теперь этой Вакерлос делать из мухи слона!
Такса скрылась, а на ее место выступила пантера Пардель и сказала:
— Благородный государь! Я тоже вынуждена обвинить Рейнеке-лиса. Он вор и убийца, мы все это знаем, он бы и вас, короля, обвел вокруг пальца, ежели бы это сулило ему жирный кусок, но его последнее преступление превосходит все прежние: ведь он сегодня нарушил мир!
— Рассказывайте! — возмущенно воскликнул король, а пантера для подтверждения своей жалобы вытолкнула вперед Лампрехта-зайца. Но на что был похож заяц Лампрехт! Шкура его была разодрана, шея распухла, а в глазах застыл смертельный страх.
— Смотрите, — сказала пантера, — вот как Рейнеке отделал этого безобидного малого, никому не причиняющего вреда!
— Как это случилось? — спросил лев Нобель.
— Когда я ранним утром направлялась к вам, — отвечала пантера, — то услыхала, как в кустах лис говорил зайцу: «Поди сюда, Лампрехт, я хочу научить тебя петь!» — «А вы ничего мне не сделаете, мастер Рейнеке?» — спросил заяц, а лис засмеялся и сказал: «Ну с чего бы это, ведь король провозгласил мир, так как же я посмел бы тебя тронуть?» — «Ладно, тогда, пожалуйста, научите меня петь», — согласился заяц и доверчиво подошел к лису. Тот же впился когтями в его шкуру и давай его таскать, трепать и мотать, и, не вмешайся я и не пугни лиса, зайцу пришел бы конец! Вот, поглядите-ка на раны Лампрехта, — сказала пантера, и все звери, кроме Гримбарта-барсука, стали возмущенно кричать и требовать, чтобы нарушитель мира был наказан. А Изегрим-волк предстал перед королем и сказал:
— Государь, преступления Рейнеке вопиют к небесам! Вы должны лишить его жизни!
3Поскольку каждый обвиняемый имеет право защищаться, а сам Рейнеке отсутствовал, то его племянник, Гримбарт-барсук, вышел вперед, чтобы вступиться за Рейнеке, хотя тот и впрямь был существом лживым и злобным.
— Господин Изегрим, — обратился барсук к волку, — господин Изе-грим, старинное изречение гласит, что от врага редко удостоишься похвалы, и вы это правило подтвердили на моем дядюшке. Будь Рейнеке здесь, вы наверняка не стали бы воскрешать эти старые истории, ведь о том, какое зло причинили Рейнеке вы сами, вы предусмотрительно умолчали! Здесь, конечно, кое-кто еще помнит, — продолжал барсук, — как вы некогда заключили с Рейнеке союз, что будете жить в дружбе и честно делить между собой всю добычу. Посему я сейчас расскажу, как мой дядя по милости Изегрима однажды в зимнее время чуть не погиб лютой смертью. Это история с рыбами. Слушайте же!
Все вокруг затаили дыхание, а барсук продолжал:
— Однажды по дороге ехал воз, груженный крупной рыбой. Изегриму хотелось отведать рыбки, да не хватало денег, чтоб ее купить, и хитрости, чтоб заполучить без денег. Тут вмешался мой дядя. Он улегся на обочине дороги и прикинулся мертвым. Воз с рыбой поравнялся с ним, возчик увидел лиса, слез вниз и достал нож, чтобы прикончить Рейнеке. Тот, однако, лежал тихо и неподвижно, не шевеля и волоском, и тогда возчик решил, что лис мертв, и кинул его на телегу, чтобы дома содрать с него шкуру. Вот как рисковал мой дядя ради Изегрима! Воз покатил дальше, тут мой дядя принялся скидывать вниз рыбку за рыбкой, а Изегрим, кравшийся следом, их подбирал. Под конец, когда воз был уже наполовину пуст, Рейнеке соскочил вниз и потребовал свою долю добычи. Но Изегрим уже всю рыбу сожрал и так набил себе брюхо, что ему стало худо. «Получай свою долю!» — сказал он Рейнеке и положил перед ним — что бы вы думали! — обглоданные кости, которые даже он, алчный волчище, не стал бы жрать!
А в другой раз, клянусь честью, Рейнеке высмотрел в одной коптильне жирную свиную тушу и договорился с волком, что они ее поделят. Весь риск Рейнеке взял на себя и, хотя дом сторожило много здоровенных собак, влез в окно и выбросил тушу наружу. Но едва он вылез обратно, собаки, услыхавшие, как упала туша, задали ему жару. Они истрепали ему мех и до крови его искусали. Волк же тем временем уютненько сидел и спокойно разделывался со свининой. Рейнеке снова потребовал свою долю, и снова обманул его волк, да еще и насмеялся над ним!
«Конечно, я припас для тебя кусок! — сказал он Рейнеке. — Жирный кусок, аппетитный кусок, лакомый кусок!» И он протянул моему дяде коромысло, на котором висела в коптильне туша! Разве не было у Рейнеке законного основания отомстить Изегриму за эти злые шутки? И я бы мог, государь, поведать вам еще сотни подобных историй о злых проделках волка! Но это, наверно, сделает сам Рейнеке, когда предстанет здесь перед вашим судом!
Так сказал барсук и затем продолжал:
— А теперь перейдем к зайцу! Все, что здесь наговорила пантера, только тронь — лопается, как мыльный пузырь! Лампрехт ведь поступил к Рейнеке в ученье, так неужто учитель не вправе был его бить и драть, коли он не знал урока? Вот Вакерлос тут жаловалась, будто Рейнеке стянул у нее колбасу, но, господа, вы же сами слышали: колбаса-то была краденая! Старая пословица гласит: что неправедно нажито — впустую прожито. По справедливости у тебя отбирается то, что ты приобрел нечестным путем! Кто же поставит Рейнеке в упрек, что он покарал вора, присвоив украденное? Всякий благородный муж должен ненавидеть воров и ловить их, так что Вакерлос должна бы, в сущности, благодарить Рейнеке за то, что он тут же, на месте, ее не повесил! Только ради мира, столь дорогого всем нам, отпустил он вора на все четыре стороны, ибо Рейнеке — муж честный, творящий только добро и ненавидящий всякую несправедливость!
С тех пор как вы, государь, провозгласили мир, Рейнеке никого больше не преследовал. Он затворился, как отшельник, ест только раз в день, носит власяницу, покинул свой замок Мальпартаус и поселился в маленькой хижине. Там он молится и размышляет о священных предметах. Мяса он уже целый год в рот не брал, он терпит голод и жажду и оттого страшно побледнел и исхудал. И вот теперь, когда он не в силах защищаться, на него так бессовестно клевещут! Ну да что с того: стоит ему только здесь появиться, как ни один из его недругов не посмеет и рта раскрыть!
4Едва кончились эти словопрения, как вдруг ворота на королевский двор распахнулись и вошла целая процессия — петух Хенниг со всей своей родней, а за ними, на носилках, внесли тело его дочери, знаменитой курицы Крацфус-Шарконожки, ее загрыз Рейнеке, и Хенниг явился к королю с жалобой.
Вместе с Хеннигом выступили вперед два больших петуха, Крейянт-Кукарека и Кантарт-Певун. Это были сыновья Хеннига, лучшие петухи, каких только можно было сыскать от Голландии до Франции. Они держали в руках зажженные свечи и громко оплакивали погибшую сестру. Два других петуха тащили носилки, и все, кто следовал за ними, плакали навзрыд. А петух Хенниг предстал перед королем и повел такую речь:
