Джон Ирвинг - Молитва об Оуэне Мини

ВОТ КУДА ВЕДУТ НАШУ СТРАНУ — К ПОЛНОМУ УПРОЩЕНИЮ ВСЕГО И ВСЯ. ХОЧЕШЬ УВИДЕТЬ ЗАВТРАШНЕГО ПРЕЗИДЕНТА — ВКЛЮЧИ ТЕЛЕВИЗОР В ЛЮБОЕ ВОСКРЕСНОЕ УТРО И ПОЛЮБУЙСЯ НА КАКОГО-НИБУДЬ ИЗ ЭТИХ СВЯТОШ-БОЛТУНОВ: ЭТО ОН И ЕСТЬ, НАШ НОВЫЙ ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ! А НАШИ ДЕТИ — ОНИ ВОТ-ВОТ УПАДУТ В РАЗЛОМЫ НАШЕГО ВЕЛИКОГО, МНОГОЛЮДНОГО И БЕСТОЛКОВОГО ОБЩЕСТВА? Я ТОЛЬКО ЧТО ВСТРЕТИЛ ОДНОГО ТАКОГО; ДЛИННЫЙ И ТОЩИЙ ПЯТНАДЦАТИЛЕТНИЙ ПАРЕНЬ, ЗОВУТ ДИКОМ. ЭТО СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК В НЕМ СИДИТ ПРИМЕРНО ТОТ ЖЕ ИЗЪЯН, ЧТО И В ТЕЛЕПРОПОВЕДНИКЕ — НАШЕМ БУДУЩЕМ ПРЕЗИДЕНТЕ. ОНИ ОБА СТРАДАЮТ УВЕРЕННОСТЬЮ В СВОЕЙ ПОЛНОЙ ПРАВОТЕ! ЭТО ПУГАЕТ — МНЕ КАЖЕТСЯ, НАС ЖДЕТ СТРАШНОЕ БУДУЩЕЕ».

Как раз в этот момент я проснулся и увидел, что он перестал писать и смотрит на телепроповедника, которого не слышит, — тот говорил, говорил, размахивал руками, а позади него стоял хор, мужчины и женщины, одетые в какие-то дурацкие балахоны. Они не пели, но раскачивались вперед-назад и улыбались; губы у всех были до того плотно и одинаково сжаты, что казалось, они напевают с закрытым ртом. Может, они съели что-нибудь и впали в транс; а может, в транс их ввел проповедник.

— Чего это ты делаешь, а, Оуэн? — спросил я его.

Тогда-то он и заметил:

— ЗДОРОВО, КОГДА НИКТО НЕ ЗАСТАВЛЯЕТ СЛУШАТЬ, ЧТО ОНИ ГОВОРЯТ.

Я заказал плотный завтрак — нас еще ни разу в жизни не обслуживали в номере! Пока я принимал душ, он написал в своем дневнике еще кое-что.

«ОН НЕ ЗНАЕТ, ЗАЧЕМ ОН ЗДЕСЬ, И Я НЕ РЕШАЮСЬ ЕМУ СКАЗАТЬ, — писал Оуэн. — Я НЕ ЗНАЮ, ЗАЧЕМ ОН ЗДЕСЬ, — Я ЗНАЮ ТОЛЬКО, ЧТО ОН ДОЛЖЕН ЗДЕСЬ БЫТЬ! НО ТЕПЕРЬ Я УЖЕ И В ЭТОМ НЕ УВЕРЕН. СОВЕРШЕННО НИЧЕГО НЕ ПОНЯТНО! ОТКУДА ЗДЕСЬ МОЖЕТ ВЗЯТЬСЯ ВЬЕТНАМ? ГДЕ ТЕ НЕСЧАСТНЫЕ ДЕТИ? ИЛИ ЭТО БЫЛ ПРОСТО ЖУТКИЙ СОН? Я ЧТО, СОВСЕМ С УМА СОШЕЛ? И ЗАВТРА БУДЕТ САМЫЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ?»

— Ну вот, — сказал я за завтраком. — Чем ты хочешь сегодня заняться?

Он улыбнулся мне.

— КАКАЯ РАЗНИЦА, ЧЕМ МЫ БУДЕМ ЗАНИМАТЬСЯ? ДАВАЙ ПРОСТО ПРИЯТНО ПРОВЕДЕМ ВРЕМЯ, — ответил Оуэн Мини.

Мы спросили у администратора, где можно поиграть в баскетбол. Оуэн, естественно, хотел потренировать «бросок», и я подумал, что в спортзале можно и вправду провести пару приятных прохладных часов — особенно в такую убийственную полуденную жару. Мы не сомневались, что майор Ролз мог бы договориться, чтобы нас пустили в спортивный комплекс университетского городка Аризоны; но нам хотелось провести этот день без Ролза, а брать напрокат машину и искать баскетбольную площадку собственными силами было лень. Парень за конторкой сказал:

— В нашем городе играют в гольф и в теннис.

— НУ И ЛАДНО, — сказал Оуэн. — Я УВЕРЕН, МЫ УЖЕ И ТАК ЗДОРОВО ОТРАБОТАЛИ ЭТОТ ДУРАЦКИЙ БРОСОК.

Мы попробовали погулять пешком, но я вскоре заявил, что такая жара нас доконает.

Мы заказали огромный обед во внутренний дворик рядом с бассейном; между переменами блюд мы залезали в воду, а закончив обедать, продолжали пить пиво и охлаждаться в бассейне. Все кругом было предоставлено по сути в наше единоличное распоряжение; официанты и бармен смотрели на нас во все глаза — как на сумасшедших или инопланетян.

— А ГДЕ ВСЕ ЛЮДИ? — спросил Оуэн у бармена.

— В это время года у нас мертвый сезон, — пояснил бармен. — А чем вы занимаетесь, если не секрет? — спросил он Оуэна.

— Я ЗАНИМАЮСЬ ГИБЛЫМ ДЕЛОМ, — ответил Оуэн Мини.

Мы, смеясь, сидели в бассейне и рассуждали о том, как «гиблое дело» совершенно не зависит от времени года.

Где-то в середине дня Оуэн затеял игру, которую он назвал «ВСПОМИНАЙКА».

— ТЫ ПОМНИШЬ, КАК ПОЗНАКОМИЛСЯ С МИСТЕРОМ ФИШЕМ? — спросил он меня.

Я ответил, что не помню, — мне казалось, что мистер Фиш был всегда.

— Я ПОНЯЛ, ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, — кивнул Оуэн. — А ТЫ ПОМНИШЬ, ВО ЧТО БЫЛА ОДЕТА ТВОЯ МАМА, КОГДА МЫ ХОРОНИЛИ САГАМОРА?

Я не смог вспомнить.

— В ЧЕРНЫЙ СВИТЕР С ТРЕУГОЛЬНЫМ ВЫРЕЗОМ И ШИРОКИЕ СЕРЫЕ ФЛАНЕЛЕВЫЕ БРЮКИ, — А МОЖЕТ, ЭТО БЫЛА ДЛИННАЯ СЕРАЯ ЮБКА, — сказал он.

— По-моему, у нее вообще не было длинной серой юбки.

— ПОЖАЛУЙ, ТЫ ПРАВ, — сказал он. — А ПОМНИШЬ СТАРУЮ ДЭНОВУ СПОРТИВНУЮ КУРТКУ — РЫЖУЮ, БУДТО СШИТУЮ ИЗ МОРКОВОК?

— У него и волосы были такого же цвета! — вспомнил я.

— ТОЧНО! — поддакнул Оуэн Мини.

— А ты помнишь, какие костюмы для волов сшила Мария Бет Бэйрд? — спросил я его.

— ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ЭТО БЫЛО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ГОЛУБИ, — заметил он. — ПОМНИШЬ ТЕХ ДУРАЦКИХ ГОЛУБЕЙ?

— А помнишь, как у тебя встал на Розу Виггин? — спросил я его.

— Я ПОМНЮ, КАК У ТЕБЯ ВСТАЛ НА ДЖЕРМЕЙН! — ответил он.

— А ты помнишь, как у тебя встал в первый раз? — спросил я его.

Мы оба замолкли. Я живо представил себе, как у меня впервые встал на Хестер, и мне не хотелось говорить об этом Оуэну; и еще я представил себе, что у Оуэна впервые мог встать на мою маму, и, наверное, поэтому он не хочет отвечать.

В конце концов он сказал:

— ЭТО КАК У ТЕБЯ С МИСТЕРОМ ФИШЕМ — МНЕ КАЖЕТСЯ, У МЕНЯ СТОЯЛ ВСЕГДА

— Помнишь Аманду Даулинг? — спросил я его.

— БРРР, ПРЯМО ВНУТРИ ЧТО-ТО ПЕРЕВОРАЧИВАЕТСЯ! — поморщился он. — А ТЫ ПОМНИШЬ, КАК МЫ ИГРАЛИ С БРОНЕНОСЦЕМ?

— Еще бы! — воскликнул я. — А помнишь, как Морин Эрли описалась?

— ОНА ОПИСАЛАСЬ ДВА РАЗА! — уточнил он. — А ТЫ ПОМНИШЬ, КАК ТВОЯ БАБУШКА ВЗВЫЛА, КАК БАНШИ?

— В жизни не забуду! — сказал я. — А помнишь, как ты отвязал веревку в карьере — когда мы купались и ты от нас спрятался?

— ВЫ СПОКОЙНО ДАЛИ МНЕ УТОНУТЬ — ВЫ ДАЛИ МНЕ УМЕРЕТЬ, — сказал он.

Мы поужинали у бассейна, потом залезли в воду и пили там пиво, пока не перевалило далеко за полночь и бармен не сообщил нам, что ему не положено дольше нас обслуживать.

— А вообще-то все равно не разрешается пить прямо в бассейне, — сказал он. — Вы можете утонуть. И к тому же мне пора домой.

— ВСЕ ПРЯМО КАК В АРМИИ, — пробурчал Оуэн. — ПРАВИЛА, ПРАВИЛА, КРУГОМ ОДНИ ПРАВИЛА..

Мы забрали упаковку из шести бутылок пива и ведро льда к себе в номер. Мы смотрели «Вечерний сеанс», а потом «Ночной» и вспоминали все фильмы, которые видели в жизни. Я был до того пьян, что не помню, какие фильмы мы смотрели той ночью в Фениксе. Оуэн же до того нагрузился, что уснул прямо в ванне; он залез туда, потому что, как он заявил, соскучился по бассейну. Правда, оттуда, то бишь из ванной, он не мог смотреть кино и заставил меня все рассказывать.

— А теперь она целует его фотографию! — кричал я ему.

— КТО ЦЕЛУЕТ ЕГО ФОТОГРАФИЮ — БЛОНДИНКА? — переспрашивал он. — А КАКУЮ ФОТОГРАФИЮ?

Я продолжал рассказывать ему кино, пока не услышал, что он храпит. Тогда я спустил воду из ванны и поднял его на руках — он оказался таким легким, что поднять его ничего не стоило. Я вытер его полотенцем; он даже не проснулся и что-то бормотал в пьяном забытьи.

— Я ЗНАЮ, ТЫ ЗДЕСЬ НЕ ПРОСТО ТАК, — выдал он.

Когда я уложил его в постель, он, моргнув, разлепил глаза и сказал:

— ГОСПОДИ, ПОЧЕМУ МОЙ ГОЛОС НЕ ИЗМЕНИЛСЯ — ЗАЧЕМ ТЫ ДАЛ МНЕ ТАКОЙ ГОЛОС? ЭТО ВЕДЬ НЕ ПРОСТО ТАК, НА ЭТО ДОЛЖНА БЫТЬ ПРИЧИНА — Затем он закрыл глаза и проговорил: — ВАТАХАНТАУЭТ.

Я лег в свою кровать, выключил свет и пожелал ему спокойной ночи:

— Спокойной ночи, Оуэн.

— НЕ БОЙСЯ, С ТОБОЙ НЕ СЛУЧИТСЯ НИЧЕГО ПЛОХОГО, — сказал Оуэн Мини. — НЕ ТАКОЙ УЖ ОН И ПЛОХОЙ, ТВОЙ ОТЕЦ.

Утром я проснулся с диким похмельем. Оуэн уже встал — он строчил в своем дневнике. Это была его последняя запись — как раз в тот день он и написал: «ВОТ И НАСТАЛ ЭТОТ ДЕНЬ! «…ВЕРУЮЩИЙ В МЕНЯ, ЕСЛИ И УМРЕТ, ОЖИВЕТ. И ВСЯКИЙ, ЖИВУЩИЙ И ВЕРУЮЩИЙ В МЕНЯ, НЕ УМРЕТ ВОВЕК».

Был понедельник, 8 июля 1968 года — эту дату он увидел на могиле Скруджа.

Майор Ролз заехал за нами в мотель и отвез в аэропорт — в эту, с позволения сказать, «Небесную гавань». Он был сам не свой — его словоохотливость куда-то напрочь исчезла, он лишь бормотал что-то насчет «неудачного свидания», — но Оуэн говорил мне, что у майора вообще довольно часто и резко меняется настроение.

— ОН НЕПЛОХОЙ ПАРЕНЬ — ПРОСТО ОН ЗНАЕТ, ЧТО ЕГО ПОЕЗД УШЕЛ, — рассказал Оуэн о Ролзе. — ЭТО НАСТОЯЩИЙ ВОЯКА СТАРОЙ ЗАКАЛКИ — ОН ЛЮБИТ ПРИТВОРЯТЬСЯ ПРОСТЫМ ПАРНЕМ, А САМ ТОЛЬКО И ДЕЛАЕТ, ЧТО КНИГИ ЧИТАЕТ; ДАЖЕ В КИНО НЕ ХОДИТ. И НИКОГДА НЕ ГОВОРИТ О ВЬЕТНАМЕ, ЕСЛИ НЕ СЧИТАТЬ ЗАГАДОЧНОЙ ЧЕПУХИ — ЧТО, МОЛ, АРМИЯ НЕ ГОТОВИЛА ЕГО, ЧТОБЫ УБИВАТЬ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ ИЛИ САМОМУ ОКАЗАТЬСЯ ИМИ УБИТЫМ. ПОЧЕМУ-ТО ОН НЕ ПОЛУЧИЛ ПОДПОЛКОВНИКА; ЕГО ДВАДЦАТИЛЕТНИЙ СРОК В АРМИИ ПОЧТИ ИСТЕК, И ЕМУ ОБИДНО — ОН ВСЕГО ЛИШЬ МАЙОР. ЕМУ НЕТ ЕЩЕ И СОРОКА, А ЕГО ВОТ-ВОТ ОТПРАВЯТ В ОТСТАВКУ.

Майор Ролз бурчал, что мы приехали в аэропорт слишком рано; до моего бостонского рейса оставалось еще часа два. Себе Оуэн не стал заказывать билет до Тусона, — видимо, из Феникса в Тусон самолеты летали часто, и Оуэн собирался проводить меня, а потом сесть на первый подходящий самолет.

— Можно было бы найти место получше, чем торчать в этом долбаном аэропорту, — недовольно заметил майор Ролз.