Высота - Кебза Йозеф
Эта мысль так его обескуражила, что он снова встал и начал ходить по палате. Голова трещала. Он не мог придумать, как обосновать и оправдать свое поведение. Выполнение задания любой ценой? Может быть. Во время войны. Но теперь, хотя речь и шла о чрезвычайной ситуации, он был обязан действовать по-иному. Это было ясно.
Слезак опять остановился у окна, чувствуя себя совсем несчастным. Он попытался вновь воскресить в памяти образ Итки, который отвлек бы его от грустных мыслей, но на этот раз у него ничего не вышло.
Яркий свет полной луны погас. С северо-востока на небо наползала гряда туч. Внезапно раздался гром. Радек подумал, что надвигается поздняя осенняя гроза, но вспышек молнии видно не было. Слезак понял, в чем дело, и прислушался. Гром приближался. Подойдя к окну, Радей посмотрел на небо и увидел бортовые огни истребителя, с ревом пронесшегося так низко над землей, что даже крыша задрожала.
Радек горько усмехнулся. Это был Ян. Он взял немного ниже, чтобы «поприветствовать» друга. Ян и не подозревал, какой болью отозвалось его приветствие в сердце Слезака.
В наступившей тишине за спиной поручика отворилась дверь. Помещение озарилось желтым светом. Слезак медленно обернулся, прикрыв ладонью глаза.
— Вам надо спать, товарищ поручик, — строго сказала медсестра Здена и подошла к койке, чтобы поправить смятую постель. — Вам нельзя так много ходить. Я обязана уложить вас сразу же после вечернего отбоя и проверить, спите вы или нет.
— Мне очень жаль, — безразличным голосом произнес Слезак, — что у вас так много обязанностей.
— И так мало денег за их выполнение, — прозаически добавила Здена и указала на постель. — Так быстренько! Ложитесь и спите! И товарищу своему передайте, чтобы он не ревел тут, у нас над крышей.
— Вы тоже догадались? — спросил он удивленно, покорно идя к койке.
— А как же! Обычно вы летаете выше.
— Скорей бы мне выбраться отсюда! Я себе такого не позволю! — заверил он.
— Ну да, конечно. Если только Итка не будет здесь работать.
— «Полеты над городом на малых высотах запрещены», — процитировал он ей одно из правил.
— Неужели? — буркнула она и укрыла поручика одеялом до самого подбородка. Потом повернулась и пошла к двери. — Спокойной ночи, — пожелала она уже более теплым тоном, и в ту же минуту щелкнул выключатель и в палате воцарилась тьма.
Радек закрыл глаза. «Надо спать, живо спать, пока ты снова не начал размышлять обо всем случившемся».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Йозеф Матоуш уже третий раз проходил мимо дверей почты. Он испытывал душевное напряжение, как бывает, когда человеку предстоит принять неприятное решение. Никто из тех, кто знал его, не сказал бы в ту минуту, что чем-то встревоженный, небрежно одетый мужчина, нервно закуривающий одну сигарету за другой, — это их хороший знакомый, сдержанный и решительный парень, которого нелегко вывести из равновесия.
Капитан еще раз миновал двери почты. Потом огляделся, посмотрел на часы, бросил окурок под ноги. Часы на башне пробили семь. Он знал, что если не пойдет звонить сейчас, то не пойдет уже никогда. Он затоптал окурок и, подойдя к дверям, решительно толкнул их. Зал был пуст. Пахло клеем, дымом и дешевыми духами. Все окошки были заставлены дощечками с надписью: «Закрыто». Только у окошка переговорного пункта сладко зевала юная сотрудница, одетая в толстый свитер. Рядом с телефонным аппаратом лежал ее завтрак. В руке она держала книжку и, когда капитан приблизился, бросила на него из-за загородки недовольный взгляд.
— Соедините, пожалуйста, тридцать семь-пятьдесят семь, — попросил Матоуш.
Девица кивнула, отложила книжку и небрежно подняла трубку.
— Первая кабина, — сказала она, с трудом превозмогая зевоту.
Он затворил за собой дверь душной будки, и в ту же секунду черный обшарпанный аппарат подал голос. Матоуш почувствовал, как на лбу у него выступает пот. Он снял трубку.
Издалека доносился когда-то столь знакомый ему звук сигнала вызова. Матоуш представил себе черный аппарат на светлой тумбочке в прихожей. «Кто подойдет к телефону?» — с волнением думал он, вытирая с лица пот. Ему не хотелось открывать дверь кабины. Телефонистка и так будет подслушивать, а посторонних его разговор не касается.
— Не отвечает, — сказала телефонистка.
— Еще минутку, — попросил он, и тут же в аппарате раздался щелчок. Капитан прижал трубку к уху.
— Вашик Матоуш слушает, — послышался детский голос.
Капитан стиснул трубку потной рукой и глотнул воздух.
— Здравствуй, Вашик, это папа, — проговорил он.
Наступила тишина — мальчик, видимо, не знал, что отвечать. Потом сказал как-то беспомощно:
— Здравствуй.
— Как поживаешь? — Капитан старался завязать разговор, и сделать это ему было труднее, чем выполнить самый сложный маневр в воздухе.
— Хорошо, — шепнул мальчик и тотчас добавил: — Ну, пока.
— Постой-постой! — закричал капитан. — Мне нужно у тебя еще кое-что спросить… Может, ты приедешь как-нибудь ко мне?
— Не знаю, — заколебался мальчик. — Мамочка меня, наверное, не отпустит, и папа тоже.
Матоушу показалось, что он ослышался. Какое-то время он не мог осознать, что сказал сын. Какой папа? Кто? Ведь папа — это он, Матоуш. В нем закипел гнев.
— Мама дома? — резко спросил он.
— Нет, они с папой в кино пошли.
— Ах так, в кино… — повторил он раздраженно. — А что ты делаешь, Вашичек?
— Играю с самолетом.
— А бабушки нет с тобой?
— Нет, бабушка болеет. У нее колени болят, а дедушка на работе.
— А я… я бы тебе настоящий самолет показал, если бы ты ко мне приехал.
— И посадил бы меня в кабину, как тогда? — волнуясь, спросил мальчик.
— Если разрешат, то непременно. Ты скажи маме, что я звонил. Нет, лучше ничего не говори, я позвоню в другой раз.
— Папа сердится, когда ты звонишь и говоришь с мамой. Он сказал, что ты не должен звонить и мне с тобой не надо разговаривать, — сообщил мальчик с невинной откровенностью.
Капитан не сдержался:
— Он мне будет указывать, должен я звонить или нет!
— Они сказали, что положат трубку, когда ты позвонишь.
— Кто «они»? — спросил он, уже зная ответ.
— Мама и папа, — уточнил мальчик.
— Понимаю, — вздохнул отец. — Ты, Вашичек, хорошо себя веди, раз ты один в квартире. И никому не отпирай дверь, только бабушке и дедушке. И спать ложись пораньше. Можешь не гасить свет, мама скоро придет. Ведь ты уже большой мальчик, скоро тебе будет семь. А как дела в школе?
— Хорошо, — радостно зазвучал в трубке детский голос. — Сплошные звездочки!
— Ты молодец, Вашичек, мне это нравится.
Наступила тишина, которой капитан так боялся. В любой миг мальчик мог произнести свое «пока». Отец знал сына: мальчик не любил, когда его отвлекали от игры. Пока Матоуш жил в семье, он уважал это право сына. Они даже ругались с Властой из-за этого.
— Ну пока, папа! — быстро проговорил мальчик и положил трубку.
Йозеф посмотрел на замолчавший аппарат, медленно положил трубку на рычаг, отер со лба капли пота и вышел из кабины. Последнее слово сына обрадовало Матоуша. Мальчик все-таки назвал его папой!
Потом он подошел к окошку. Ему показалось, что девица в окошке взглянула на него с интересом. Наверное, в самом деле подслушивала. Из кабины он не мог ее видеть.
— Пятьдесят геллеров, пожалуйста, — сказала она, и в голосе ее прозвучала тень жалости и понимания. Когда Матоуш пошел к выходу, она даже наклонилась к окошку, чтобы разглядеть его получше.
Он вышел на улицу. Холодный ветер погнал его вдоль старой, покрытой плесенью и мхом стены здания. Было около половины восьмого. Он решил сразу же вернуться в часть и написать Власте резкое письмо. Ему не понравилось то, что он услышал и что происходит. Они расстались недружелюбно, как обычно расстаются люди после развода, но должна ведь Власта понять, что у него такие же права на сына, как и у нее. Что это его сын на вечные времена! Он взглянул на светящийся циферблат часов и вдруг вспомнил, что в нескольких кварталах от этого места его ждет Андреа. Он обещал, что придет… но ведь можно отговориться, сославшись на работу. Сегодня ему не хотелось с ней встречаться. В нем кипел гнев, и Матоуш жаждал излить его на бумаге. Капитан зашагал к остановке автобуса, идущего к военному городку.
