Сабина Дарденн - Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу

Я также рада, что вы все меня простили и желаете мне удачи. Надеюсь, что бабуля чувствует себя хорошо и что ее артрит пока не проявляется. Надеюсь также, что Софи была рада, когда я каждый день ходила навещать ее в больницу, когда ей делали операцию, и что я ее не слишком утомляла. Возможно, ей больше хотелось побыть со своими друзьями или одной, чтобы лучше отдохнуть. Вы знаете, что иногда мы ругались, ссорились, но в глубине души мы все-таки любили друг друга. Доказательство: если бы я не любила Нанни и Софи, я бы не беспокоилась о том, как Нанни сдала экзамены, и не проводила бы все послеобеденное время в клинике рядом с Софи. А если бы я не любила папу, зачем я тогда ходила бы наверх за его свитером или бегала за пачкой табака в лавку к Жозе! А если бы я не любила бабулю, стала ли бы я ей помогать, спускаясь за молоком или еще за чем-нибудь в подвал, и зачем бы я стала помогать ей, принося на подносе кофе или помогать ей развешивать белье и собирать его в корзину, когда начинался дождь! А если бы я не любила тебя, мама, почему же я ходила в подвал то за маслом, то за уксусом, то за бутылкой лимонада, то еще за чем-нибудь? Почему же я ходила в Баттар, в булочную для тебя, а также гладила носовые платки и другие вещи и поднимала наверх выстиранное белье, корзину или еще что-то? А также зачем же я тогда делала тебе массаж ног между пальцами (маленькими ножиками, как мы говорили), когда ты сильно уставала, и мы поэтому все рано укладывались спать? Почему же я все это делала, если не любила вас? Возможно, вы смирились с тем, что больше никогда меня не увидите, но неужели вы не думаете обо мне? Я еще вот о чем иногда думаю: я знаю, что не всегда была с вами доброй, что я была злой и эгоистичной, но, в конце концов, можете ли вы мне сказать, почему я оказалась здесь? Ведь, в конце концов, я ничего не сделала этому «шефу». И я не понимаю, почему мне приходится за это расплачиваться. Мне очень жаль, что приходится говорить вам об этом после всего, что вы сделали для меня, но абсолютно необходимо, чтобы вы меня вытащили отсюда. Я очень грустная и несчастная, и мне вас страшно не хватает, и вы знаете, что это правда! Во-первых, я хочу вернуться домой, потому что я хочу вас всех снова увидеть. Во-вторых, я хочу вернуться домой, потому что здесь мне не место, мое место среди вас, с моей семьей и друзьями, а также потому, что я не хочу больше находиться в этом логове! И в-третьих, он делает мне очень больно… […]

…Кроме того, я не хочу расти здесь, потому что двенадцать-тринадцать лет — это время, когда все начинается, и я не хочу, чтобы месячные начались у меня здесь, потому что те гигиенические прокладки, которые он мне дает, разваливаются через несколько минут. В предыдущем письме я уже говорила вам про хлеб, но это не такой вкусный хлеб, как пекут в булочной Де Роо или у Маеса, этот хлеб сделан машинами или не знаю как. И я ем не масло, а маргарин! Я уже вам говорила, что он уезжал в командировку и вот это случилось! Он уехал 16 июля и вернулся 23 июля. Но это был плохой сюрприз для меня! Потом он уехал 1 августа и до 5 августа, а пятого снова уехал и вернулся только 8 августа. И восьмого он опять уехал и — до какого? (Пока не знаю, потому что сегодня 8 августа.) В конце концов, все, на что я надеюсь, — что у вас все в порядке, что вы хорошо проводите каникулы, но простите меня, я не могу запретить себе смотреть на мой будильник и плакать о вас.

Я вас всех обожаю, честное слово.

P. S. На отдельных листочках я вложила кроссворд для Софи, шарики от ручек (смотри маленький пакетик), а также стихи, которые я написала сама и без посторонней помощи! Также рисунки и главные солецизмы и варваризмы, которые я переписала из словаря, который он мне дал (он совсем маленький и плохой, там почти нет слов!). Волосы, которые я вложила в листок, — не те, которые я сама отрезала, а те, что отрезал он, — он остриг меня как клоуна, и даже еще хуже, чем когда меня стригла мама, посмотрите на нижний рисунок, и вы поймете сразу, на что похожа моя голова!

Я целую вас тысячу раз, я вас всех обожаю.

Кроссворд не такой хороший, как я сделала для Софи, но я старалась изо всех сил.

Он наверняка позвонит дней через двадцать!

N. В. Он говорит, что я могу называть его на «ты», но я предпочитаю не слишком к нему привязываться!! Забыла вам сказать, что, когда он уезжает в командировку, я имею право на кофейник, чтобы нагреть воды и сделать кофе (это растворимый кофе, и не такой вкусный, как дома, но вкусный!).

Уезжая, он доверительно сказал мне: «Привезу тебе подругу…»

Я ему не поверила. Если бы он мне сказал: «Открывай дверь и иди домой», я бы тоже не поверила. В тот момент я видела себя потерянной, запертой в той норе по меньшей мере лет на десять! Мои родители что-то не очень обращали внимания на то, что я писала в предыдущих письмах, я могла чертовски страдать, но от этого ничего не менялось.

Он вернулся 8 августа вечером. Я отметила этот день новым скорбным крестиком в своем календаре. 9 августа я его не видела, судя по всему, он уехал. 10 августа он пришел за мной в подвал. Я думала, чтобы идти есть, но, когда мы поднимались по лестнице, он объявил: «Твоя подруга здесь, можешь скоро на нее посмотреть».

Я была как громом пораженная! Буквально обезумела от счастья, настолько присутствие кого-то еще в этом доме казалось мне чудом. Разумеется, мне захотелось увидеть ее немедленно!

«Нет, нет, сначала пойдешь позагораешь, а потом увидишься с ней».

Этот идиотский ритуал и так меня выводил из терпения, а в тот раз хуже обычного.

Когда он наконец-то отвел меня на второй этаж, я на лету подхватила свои шортики и скорей надела их прямо на лестнице, чтобы не быть совсем голой перед «подругой». Я не могла даже найти свою рубашку! Я была совершенно не в себе.

Я не хотела, чтобы, увидев меня, она спросила себя, в какой сумасшедший дом она попала. Что это за дом, где девочки ходят голые?

И наконец-то я увидела другую девочку, привязанную к кровати, и под простыней было видно, что она была голой, как я тогда. У меня было впечатление, что я это уже видела… Она не была в нормальном состоянии, он попытался ее разбудить, чтобы она меня увидела:

— Представляю тебе твою подругу!

Я была слегка озадачена.

— Кто это? Как ее зовут?

Я думаю, что он ничего этого не знал…

Во всяком случае, он не ответил. А я была одновременно и довольна, и смущена. В тот момент я не знала, откуда она взялась, я сама даже представления не имела о том, что похищена, а не «спасена». Значит, он не вырвал эту девочку из семьи! Я-то полагала, что он пойдет за кем-то, кого знает, скажет, что он ищет подружку для одной девочки, которой очень скучно в одиночестве…

И потом в моих глазах эта картина приобрела реальные очертания. Кровать, цепь на шее… Все ко мне медленно возвращалось, как будто я наводила резкость на мутное воспоминание. Да, в самом деле, там кто-то был, «подруга», это было правдой, и в то же время… меня пронзила чудовищная мысль: «Но что же я попросила! Что же я наделала?»

Я внимательно на нее смотрела и видела саму себя. Эта простыня, эта цепь, это голое тело под ней… это была я. И мне захотелось исчезнуть. Но вместо этого я сказала:

— Здравствуй… Как дела?

Я не знала, что еще сказать. У нее был такой вид, словно она была пьяная. И кроме того, я была смущена присутствием монстра, который стоял и слушал.

Она спросила меня:

— Как тебя зовут?

— Сабина.

— Сколько времени ты здесь находишься?

Я опустила глаза. Я боялась называть количество дней перед ним; этот срок мог стать для меня приговором, и я часто думала об этом. Если однажды он посчитает, что я нахожусь здесь слишком долго и что я ему уже мешаю, он освободится от меня не моргнув глазом.

Поэтому я шепнула совсем тихо:

— Уже семьдесят семь дней…

Она опять заснула. Она была здесь со вчерашнего дня, но я ничего не знала.

6. ВОСЕМЬДЕСЯТ ДНЕЙ

— Ты хочешь, чтобы я ее разбудил?

— Нет.

Он отвел меня в тайник и сказал, что тогда он даст ей поспать.

Мне было страшно. Я не ожидала, что встречу свою подругу в первый раз, привязанную, как и я, за шею к кровати этого мерзавца, и что я окажусь, как и всегда, взаперти в моем застенке. Откуда она взялась? Я не хотела, чтобы он ее будил, потому что мне было страшно узнать правду. Если он похитил ее, как и меня, и ее родители заплатят за нее выкуп, она вернется домой, скажет, что видела меня, и тогда он меня убьет.

11 августа он дал мне подняться наверх, чтобы поесть. За столом мы сидели втроем. Я надеялась поговорить с ней, но она чувствовала себя ничуть не лучше, чем накануне, да к тому же он все время был начеку и следил за нами, поглядывая глазами садиста. Она отказалась есть готовое блюдо, которое он, по своему обыкновению, разогрел в микроволновке. Она съела только кусочек хлеба, и взгляд ее блуждал в пустоте. Она все еще находилась под воздействием наркотика. Ситуация становилась для меня все более и более странной. Глядя на нее на той кровати, вчера я говорила себе: «Черт возьми, с ней то же самое, что и со мной! А ведь это я попросила подружку, и он ее так же раздел и привязал! Что он с ней уже сделал?» Но в то же время я была так рада, потому что уже не могла больше выносить этого типа! Наконец-то у меня был кто-то, с кем я могла поговорить. Я отодвигала пока вопрос о моей ответственности, запутавшись в психологических махинациях своего сторожа. Но я должна была ждать, пока она придет в себя, и тогда этот идиот спустит ее в тайник. Вот тогда я смогу спокойно поговорить с ней. Для меня это было важнейшее событие, кусочек голубого неба в моем беспросветном отчаянии. Мрачное будущее, которое ждало меня в обществе этого типа, понемногу просветлялось. Мы будем вдвоем, он пообещал увеличить «полезную площадь» тайника, вынести весь хлам, сложенный с другой стороны. Он даже пообещал нам раковину!