Федерико Моччиа - Три метра над небом

 — Стэп.

   Клаудио недоуменно глядит на Баби.

 — Как это — Стэп?

 — Стэп. Его называют так. Во всяком случае, я так слышала.

 — Он что, американец?

   Встревает Даниела.

 — Какой еще американец! Это прозвище.

   Клаудио смотрит на дочерей.

 — Так есть у него имя или нет?

   Баби улыбается:

 — Есть, конечно, но я его не знаю.

   Клаудио снова выходит из себя.

 — И что, мне так и сказать Аккадо: моя дочь шляется с парнем и не знает, как его зовут?!

 — Я с ним не шляюсь. Я была с Малышом... Я же сказала.

 — Да, но ты же вернулась с ним на мотоцикле! — вмешивается Раффаэлла.

 — Мама, но Малыш и Аккадо уехали, как бы я вернулась домой? На улице, посреди ночи? Одной, что ли, надо было идти? Я попробовала. Но ко мне пристал какой-то тип на Golf.

   Клаудио не верит своим ушам:

 — Выходит, что мы еще и благодарны должны быть этому Стэпу!

   Раффаэлла рассержена.

 — А ну прекращайте этот спектакль, поняли? Немедленно скажите, как звать этого парня. Ясно?

   Баби припоминает: сегодня утром... разговор с Даниелой... Было еще рано, у нее слипались глаза, но она совершенно уверена.

 — Дани, ты же знаешь, как его зовут. Скажи!

   Даниела ошалело уставилась на Баби. Крыша у нее поехала, что ли? Сказать? Выдать Стэпа? После того, что они сотворили с Бранделли, а сколько еще было таких историй! Ей разобьют Vespa, а ее саму изобьют и изнасилуют. Стены школы испишут ругательствами с ее именем и описанием непристойностей, в которых ей, к сожалению, участвовать не приходилось. Выдать? В тот же миг у нее случается провал в памяти.

 — Мама, я знаю только, что его зовут Стэп. Баби обрушивается на сестру:

 — Ты врешь! Ты все врешь! Я плохо помню, но сегодня утром ты мне говорила, как его зовут. Вы с подружками прекрасно его знаете.

 — Что ты несешь?

 — Ты трусиха подлая, ты просто боишься, потому и не говоришь! Ты знаешь, как его зовут!

 — Нет, не знаю.

 — Нет, знаешь!

   Вдруг Баби умолкает. Что-то в памяти открылось, развязалось и прояснилось. Она вспомнила.

 — Стефано Манчини. Вот как его зовут. А прозвище у него Стэп.

   Глядя на сестру, она повторяет ее слова:

 — Мы с подружками называем его «суперпарень».

 — Молодец, Баби.

   Клаудио вытаскивает из кармана клочок бумаги, на котором он все записывает. Вписывает туда имя, чтобы не забыть. Записывая, он начинает нервничать: там значится кое-что, что ему надо было сделать, но сейчас уже поздно.

   Даниела уставилась на сестру.

 — Что, умная, что ли? Ты соображаешь хоть, что они тебе сделают? Они разобьют тебе Vespa, изобьют тебя и испишут твоим именем стены школы!

 — Vespa и так разбита. На стенах не думаю, что что-то напишут, хотя бы потому, что вряд ли кто из них вообще умеет писать. А если они захотят меня избить, то папа защитит меня, правда ведь?

   Баби поворачивается к нему. Клаудио думает об Аккадо: как это, наверное, больно, когда разбивают нос.

 — Конечно, доченька.

   Баби проходит мимо матери, улыбается ей. Раффаэлла смотрит ей вслед. Она горда за дочь. Баби пошла в нее. Не то что Даниела. В сущности, страх ее оправдан. Даниела вся в отца.

   Клаудио кладет на кровать серый костюм.

   Выбрав рубашку, Клаудио и ее швыряет на кровать. А сверху кладет свой любимый галстук. Может, хоть сегодня удастся его надеть.

Родители уходят как всегда, строго наказав никому не открывать. Сразу после этого Баби прямо в халате бежит вниз и прячет ключи от дома под ковриком. Вот бы знать, где сейчас Паллина. На гонках в «Олимпике», должно быть... Вот счастливая.

   Звонит телефон. Даниела успела раньше.

 — Джулия?

   Ответ неверный.

 — Ах, извините, сейчас я передам ей трубку. Это тебя.

   Баби вырывает трубку из рук сестры.

 — Алло?

   Чувство удовлетворения сменяется смущением. Это мать Паллины. Даниела издевательски ухмыляется: «Только недолго, ладно?»

   Баби пытается ее пнуть. Даниела уворачивается.

   Баби возвращается к разговору.

 — Да, синьора, добрый вечер.

   Слушает, что скажет мать Паллины. Та, естественно, просит позвать дочь.

 — Но она спит!

   Затем, рискуя как никогда:

 — Хотите, чтобы я ее разбудила?

   Закрывает глаза и сжимает зубы в ожидании ответа.

 — Нет, нет, не беспокойся. Я скажу все тебе.

   Пронесло.

 — На завтра, на утро у нее назначен анализ крови. Поэтому скажи ей, пожалуйста, чтобы она с утра не ела и что я приеду за ней к семи. Она вернется ко второму уроку, если мы не опоздаем.

   Баби вздыхает с облегчением.

 — Да, но на первом уроке у нас Закон Божий...

   Баби думает, что уж ее подруге этот предмет и вовсе ни к чему. Со всеми этими парнями-бандитами и всем враньем душа Паллины потеряна окончательно.

 — Пожалуйста, Баби, не корми ее.

 — Хорошо, синьора. Не беспокойтесь.

   Баби вешает трубку. Даниела подходит к ней, чтобы снова завладеть телефоном.

 — Сошло нормально?

 — Это для Паллины сошло нормально. Если поймают — ее проблемы. Мне-то какое дело?

   Баби набирает номер мобильного Паллины. А вот фиг вам: он выключен. Естественно. Она спит у меня дома, а по моему телефону не подходят. По какому тогда звонить? Собственно, а о чем я так волнуюсь? Это ей надо волноваться. А мне и внимания на это обращать не стоит.

   Баби заваривает себе ромашкового чаю. Два ломтика лимона, пакетик Dietor, и устроиться на диване. Ноги поджаты, ступни зарылись в подушку, где потеплее. Баби включает телевизор. Даниела звонит Андреа. Рассказывает ему историю с Паллиной, о том, что звонила ее мать, о том, как Баби врала напропалую, и многое другое. Ему крайне интересно. Баби в гостиной принимается переключаться по каналам. Передача о древних цивилизациях, любовная история поновее, чересчур сложная викторина. Баби на секунду останавливается. Нет. Ответа она не знает. Из коридора доносится веселый, заинтригованный голосок Даниелы. Слова любви перемешиваются с милыми смешками. Баби выключает телевизор. Паллине придется вернуться раньше семи.

 — Спокойной ночи, Дани.

 — Спокойной ночи, — улыбается Даниела сестре.

   Баби даже не пытается сказать ей, чтоб не занимала телефон. Зачем? Она чистит зубы. Кладет на стул форму на завтра, собирает сумку и забирается в постель. Бормочет молитву, уставившись в потолок. Но мысли ее где-то витают. Гасит свет. Вертится в постели, пытаясь заснуть. Бесполезно. А если Паллина приедет прямо в школу? Она может, она такая. Прошляется всю ночь, Полло привезет ее к Фальконьери, а мать между тем приедет забирать дочку к ней, к Баби. Чтоб она сдохла, эта Паллина! Вечно у нее любовь с какой-то подковырочкой! Висела бы себе по два часа на телефоне, как моя сестрица, и все были бы счастливы. И никаких проблем, кроме счета за телефон. Нет, ей понадобилось переться на эти гонки! Разыгрывать из себя роковую женщину. Чтоб она сдохла! Баби вылезает из постели и быстро одевается. Натягивает пуловер и джинсы, идет в комнату Даниелы, берет у нее пару синих кроссовок Superga. Проходит мимо сестры. Та, естественно, все так же висит на телефоне.

 — Пойду предупрежу Паллину.

   Даниела ошеломленно смотрит на нее.

 — Ты идешь к «оранжерее»? Я тоже хочу.

 — К какой оранжерее? Я иду в «Олимпику». Там гонки.

 — Да, они называются «оранжерея».

 — Почему?

 — Потому что вдоль дороги стоят цветы — в память тех, кто погиб.

   Баби проводит ладонью по лбу:

 — Только этого не хватало... Оранжерея!

   Хватает в коридоре куртку, выбегает... Но тут ее тормозит Даниела.

 — Баби, пожалуйста, можно я с тобой?

 — Да вы что, все с ума сошли? Ты, я, Палли-на — все рвемся на эти гонки. Может, еще и на мотоциклах погоняемся?

 — Если наденешь пояс с ромашками, тебя выберут и посадят сзади, возьми мой, это же так здорово — быть «ромашкой»...

   Баби думает о том, что она выпила ромашковый чай, чтобы заснуть. И напрасно. Поднимает воротник куртки. Ей кажется, будто она сидит перед ведущим, участвует в викторине, придуманной специально для нее. Почему ты спешишь туда? Почему идешь в эту оранжерею, к букетам цветов в честь умерших? На улицу, где безбашенные парни рискуют найти тот же конец? Ответ кажется ей таким простым. Она идет предупредить Паллину, чтобы та вернулась до семи. Паллину — которая обожает бывать в кретинских местах. Паллину — которая ничего не знает по латыни. Паллину — которой она прямо-таки обожает подсказывать, даже если ей за это достается замечание. Да, она идет туда только ради Паллины, ради подруги. По крайней мере, в этом она себя усиленно убеждает.

 — Даниела, последний раз тебе говорю. Кончай трепаться.

   И выбегает, в волосах заколка со стразами, а сердце почему-то быстро колотится.