Федерико Моччиа - Три метра над небом

 — Что с тобой?

   Баби не может вымолвить ни слова. Только указывает куда-то в глубину зала. Паллина оборачивается. Официант отходит от столика. Паллина видит все. Марко улыбается сидящей напротив него девушке. Гладит ей руку, уверенный в том, что скоро принесут пиццу и вечер продолжится как надо. Паллина поворачивается к Баби.

 — Вот же сукин сын. Просто слов нет. Все мужики одинаковые! Это у него такой экзамен по биологии! К анатомии, наверное, готовится.

   Баби молча опускает голову. По щеке ползет слеза. На подбородке она останавливается, но подгоняемая печалью, ныряет в пустоту.

 — Паллина с сожалением смотрит на подругу.

    Прости, я не хотела.

   Она вынимает из кармана разноцветную бан-дану и отдает Баби:

 — Она, наверное, не к месту, слишком веселая, но все же это лучше чем ничего.

Баби смеется каким-то всхлипывающим смехом. Вытирает слезы и шмыгает носом. Ясные, чуть покрасневшие глаза пристально глядят на подругу. Баби снова смеется, звучит это почти как всхлип. Паллина гладит ее по подбородку, стирая слезу.

 — Ну не надо, не плачь, он того не стоит. Где он найдет другую такую, как ты? Это ему надо плакать. Он не знает, что потерял. Только и может, что гулять с девками типа этой.

 — Как же я его ненавижу!

 — Молодец! Уже лучше. Его надо проучить! — Паллина чокается с подругой, и обе приканчивают пиво одним длинным выстраданным глотком.

   Баби во встрепанном состоянии, она не привыкла напиваться, и вообще положение для нее непривычное, но она решительно улыбается подруге.

 — Ты права. Он у меня получит! Есть идея. Идем, поговорим с Фабио.

   Марко весело смеется, подливая девушке холодного «Галестро». Он умеет развлекать женщин, правда, вино выбирать не умеет совсем.

   В тот вечер владелец «Нуова Фьорентина» мог гордиться. Еще никто столь очаровательный не обслуживал его гостей. Очаровательная, если быть совсем точным. Баби идет между столиков с пиццами в руках. Все ясно. Вот эта, с моццареллой без анчоусов, — ему. Сколько раз он заказывал такую при ней. И сколько раз потом нежно кормил ее из своих рук.

Как больно! Лучше не думать. Она оборачивается. Фабио и Паллина стоят у кассы. Они подбадривают ее улыбками. Баби собирается с духом. Она слегка оглушена. Пиво ударило ей в голову и помогло подойти к столу Марко.

 — Это для вас.

   Она кладет белую фокаччу с сыром перед девушкой. Девушка изумленно смотрит на нее.

 — А это тебе, козел!

   Марко не успел даже удивиться. Моццарелла с помидорами стекает по лицу, обжигающая пицца превратилась в шапку на голове. Фабио и Паллина зааплодировали, а за ними и весь ресторан. Чуть пьяная Баби кланяется. Затем уходит под ручку с Паллиной, вслед ей несутся шуточки гостей и обалделый взгляд девицы Марко.

   Молча они подходят к мотороллеру. Баби тесно-тесно прижимается к Паллине. Но ей не страшно. На улицах куда меньше машин. Прижавшись щекой к спине подруги, она следит глазами за мелькающими деревьями, красными и белыми огоньками машин. Мимо проезжает оранжевый автобус. Баби закрывает глаза. Ее охватывает дрожь, затем проходит. Ее бросает то в жар, то в холод, ей одиноко. Молча они подъезжают к дому. Баби слезает с мотороллера.

 — Спасибо.

 — За что? Я ведь ничего не сделала.

 — Пиво было замечательное, — улыбается Баби. — Завтра в школе я тебя угощаю. Надо отметить.

 — Что отметить?

 — Свободу.

   Паллина обнимает ее. Баби прикрывает глаза. У нее вырывается рыдание, но тут же она овладевает собой. Паллина смотрит, как Баби бежит по ступенькам и скрывается в подъезде. Потом заводит Vespa и уносится в ночь.

   Позже Баби, раздеваясь, вытащит из кармана деньги. Запустив руку в карман снова, проверить, не осталось ли чего, она очень удивляется. Даже улыбается. В кармане — заколка Пал-лины, со стразами и сердечками. Паллина сунула ее в карман подруге, пока они обнимались.

17 

 — Баби... Тебя к телефону.

 — Сейчас иду.

   Она быстро заматывается в полотенце и подходит к двери. Сестра передает ей трубку.

 — Только недолго, мне должен позвонить Андреа.

   Баби закрывает дверь ванной и садится на крышку унитаза.

   В трубке звенит голос Паллины:

 — Ты в ванной, что ли?

 — Естественно, иначе бы ты и не позвонила! Что там опять стряслось?

 — Мне только что звонил Полло. Сказал, что здорово провел со мной время. Извинился за ресторан и предложил встретиться. Спросил, не пойду ли я с ним на гонки.

 — Какие гонки?

 — Сегодня вечером они все идут к «Олимпике» и устраивают соревнования.

   Мне уже надоело жертвовать собой ради тебя...

 — Чем жертвовать?

 — Как это — чем? А замечание и все остальное?

 — Тебя сегодня заело на этом замечании!

 — Все равно я наказана, сижу дома до воскресенья.

 — Но я же не просила тебя идти со мной. Мне нужен совет. Как ты думаешь, идти мне или нет?

 — Смотреть на тех, кто гоняется, еще глупее, чем участвовать в гонках. А теперь делай как знаешь.

 — Наверное, ты права. Кстати, я сказала Дема, что я теперь с Полло. Ты довольна?

 — Я? Да мне-то что. Это же твой парень. Я только сказала, что если бы он узнал об этом от кого-то другого, ему было бы очень больно.

 — Поняла, поняла. Но, по-моему, ему вполне хорошо. Вроде бы даже счастлив. Как видишь, ты ошиблась. Он меня не любит.

   Баби подходит к зеркалу. Вытирает его полотенцем. В зеркале отражается ее раздраженное лицо и трубка у уха. Временами Паллина так надоедает.

 — Что ж, так даже лучше.

 — Знаешь что? Ты меня уговорила. Я не пойду на гонки.

 — Умница! Созвонимся.

   Баби выходит из ванной. Отдает телефон Даниеле.

18 

 Баби выходит из комнаты. На ней мягкий вышитый розовый халат, под ним голубая пижама, а на ногах теплые тапочки. Она выходит в холл и слышит, как поворачивается в замке ключ. Это отец.

 — Папа! — Баби бежит ему навстречу.

 — Баби...

   Отец в ярости. Баби останавливается.

 — Что случилось? Только не говори, что я не так поставила Vespa, или что я не въехала в гараж...

 — Да плевать на твою Vespa! Ко мне сегодня приходили Аккадо.

   При этих словах Баби бледнеет. Как же она раньше не подумала? Надо было рассказать родителям обо всем.

   В холл входит Раффаэлла. Она только что помыла два зеленых яблока, приготовив таким образом ужин.

 — Что они хотели? Что случилось? И при чем тут Баби?

   Клаудио смотрит на дочь.

 — Не знаю. Баби, скажи, при чем тут ты?

 — Я? Я ни при чем.

   В дверях появляется Даниела.

 — Это правда, она ни при чем!

   Раффаэлла поворачивается к Даниеле:

 — А ты помолчи, тебя никто не спрашивал.

   Клаудио берет Баби за руку.

 — Может быть, ты и не виновата, но тот, кто был с тобой, как раз очень даже при чем! Аккадо попал в больницу. У него носовая перегородка сломана в двух местах. Кость поставили на место, но врач сказал, что еще полсантиметра — и кость вошла бы в мозг.

   Баби молчит. Клаудио смотрит на нее. Она потрясена.

   Он отпускает ее руку.

 — Баби, ты не понимаешь... Полсантиметра — и Аккадо бы умер.

   Баби сглатывает. Голод прошел. Теперь ей и яблоко в рот не полезет. Раффаэлла встрево-женно смотрит на дочь и, увидев, что та очень напугана, избирает тон мягкий, успокаивающий:

 — Баби, расскажи, пожалуйста, как это произошло?

   Баби поднимает глаза. В них страх. Она смотрит на мать, будто видит ее сегодня впервые. Бормочет: «Ничего, мама» и постепенно излагает все. Вечеринка, хулиганы, Малыш вызвал полицию, хулиганы сделали вид, что удрали, а на самом деле ждали возле дома. Как их преследовали, как разбили BMW. Как Малыш остановился, как парень на синем мотоцикле его избил. Как вмешался Аккадо и как тот парень избил и его.

 — Боже мой, и Аккадо бросил тебя с этим бандитом! Почему он тебя не забрал?!

   Раффаэлла в ужасе. Баби не знает что ответить.

 — Ну, может, он подумал, что это мой друг, откуда я знаю. После драки вообще все разбежались, и я осталась с ним.

   Клаудио качает головой.

 — Конечно, Аккадо сбежал. Он мог истечь кровью из-за сломанного носа. Впрочем, этот парень попал. Филиппо обратился в полицию. Сегодня они приходили ко мне и из вежливости рассказали всю историю. Сообщили, что будут преследовать его по суду. И хотели узнать имя и фамилию этого парня. Как его зовут.

 — Стэп.

   Клаудио недоуменно глядит на Баби.

 — Как это — Стэп?

 — Стэп. Его называют так. Во всяком случае, я так слышала.

 — Он что, американец?

   Встревает Даниела.

 — Какой еще американец! Это прозвище.

   Клаудио смотрит на дочерей.

 — Так есть у него имя или нет?

   Баби улыбается: