Александр Покровский - Кубрик: фривольные рассказы
Даже по первому варианту – так в Амдерме назывался ураганный ветер от сорока метров в секунду.
Есть такие «странные» войска в нашем Отечестве, в которых офицеров больше, чем солдат, и очередные звания они получают, как грибы после дождя (в центральном аппарате я знал людей, которые досрочно получили все звания и стали полковниками в 35 лет).
Таких еще называют «дикорастущими офицерами».
Так вот, один генерал на совещании, распекая своих подчиненных за их работу, честно сказал:
– Это полный идиотизм под моим руководством! – и далее, развивая мысль о последствиях подобной деятельности, он подытожил: – После этого нам только и остается, что надеть противогаз и умереть гордо!
Александр Михайлович…
Читала ваши «Скороговорки о смерти…» на сайте.
Читала на работе… У меня отдельный кабинет… Я закрыла дверь и плакала…
И сейчас плачу… Ушла домой… сказала, что заболела…
Очень страшно…
А как-то папа сказал, что где-то молодые мальчики умирают от голода… на государственной службе… Зря сказал…
У отца на корабле, в годы его еще военной службы, страшно погиб водолаз: на большой глубине порвался скафандр. Здорового мужика затолкало в шлем, как консервы. Давление воды… не представляю, что такое бывает.
И в винты пару раз мужиков сбрасывало.
Так вот думаешь, КАК ОНИ ВООБЩЕ ВЫЖИВАЮТ?!!
И зачем мальчишки до сих пор туда идут и идут!
Но, как бы страшно ни было, мне кажется, мы (люди!) должны об этом знать!
А я бы смогла ждать ЕГО, только бы пришел! Неважно какой! Главное ЖИВОЙ, МОЙ! ГОРЬКИЙ, ГОРЯЧИЙ! Шинель в снежинках…
Помню отца, когда была еще совсем маленькой. Жили в части, в Приозерске…
Папа приходил редко, поэтому для меня это всегда был праздник!
Помню только черную шинель, усыпанную снежинками, молодой, почти волчий оскал, пахнущий табаком. Высокий, черный, он хватал меня на бегу и, визжащую, подбрасывал под потолок, ловил, а сам хохотал громко, даже рычал, как мне казалось.
Помню, упиралась ладошками в ледяные погоны, мочила платье о талый снег, а потом он сжимал и сжимал меня в объятьях, выдавливая из меня нечеловеческий, радостный писк! Не знаю, почему так любила эти моменты.
Наверное, мне казалось, что так подбрасывать и ловить никто в целом мире не может!
Помню ждала, все время ждала, когда из коридора крикнет мама:
– Саша, папа пришел! – и сразу его железные ледяные руки на моих детских ребрах, а потом – в воздух! И орать! И обниматься! И студить ладони о грубую ткань… Папа дома…
Слово «ПАПА» до сих пор ассоциируется у меня только с черной шинелью, снегом, горьким запахом и обледенелыми красивыми пуговицами…
Александра.
1981 год. Польша бунтует. Под предлогом очередных учений рядом с ее берегами собран почти весь натовский и советский флот: и с Тихого океана, и с Севера, и с Черного моря – отовсюду пришли десантные корабли с морской пехотой, артиллерийские крейсера и масса других кораблей. Вся эта армада висит над польским побережьем в ожидании команды «фас». Слава богу, этого не случилось.
Но пришел шторм. Шторм на редкость мощный. И досталось всем флотам. И натовскому, и советскому. Было оборвано шесть якорных цепей, а два ракетных катера ФРГ потеряли ход и в форс-мажорной ситуации были снесены в советские терводы. И на фоне почти начавшегося конфликта случилась крупная неприятность с большим десантным кораблем БДК-55. Из-за личной безграмотности командира бригады, давшего недопустимо большой ход против волны, и, по всей видимости, из-за недостаточно обтянутых дополнительных креплений в штормовом море открылись носовые ворота десантного корабля. Каждая из створок весила по 11 тонн. И начали они, эти створки, хлопать на качке, как форточки в грозу. С огромным трудом и риском для жизни удалось их отловить, закрепить и в аварийном состоянии войти в базу.
Подвиги кончились, начались раздачи наград.
Комиссия, назначенная командиром бригады – главным виновником происшествия, – должна была найти героя, чтобы прилюдно его растоптать.
Поискав и подумав, виновником назначили механика, кстати, высокопрофессионального офицера с соответствующим чувством собственного достоинства.
И вот в кают-компании, в присутствии высоких чинов всех штабов и народа, из механика делают козла отпущения.
Безосновательные обвинения сыплются со всех сторон, и механик, как может, отбивается от штабных прихлебателей командира бригады. Причем обе стороны понимают, что всей правды говорить нельзя. Обвинительные вопросы накаляют обстановку до предела. Звучит очередной вопрос:
– Механик! Так как вы объясните, что раскрылись крепления створок в месте их соприкосновения? Ведь огромные крючки входят в петли. Как?
Механик сделал паузу, обвел глазами знатока собравшихся в кают-компании офицеров и адмиралов и сказал:
– Вам когда-нибудь приходилось снимать с женщины бюстгальтер? – пауза, мертвая тишина. – Так вот, – продолжил механик, – обнимая женщину, кладешь ей на спину ладони, нажимаешь на лямки бюстгальтера ладонями, как волна на створки ворот, а потом так же резко, как и волна, отпускаешь их – и все! Ворота десантного корабля открываются, а женский бюстгальтер падает!
Механик был наказан как главный и единственный виновник происшествия. Его лишили трех окладов.
Я потом проверил слова механика. Бюстгальтер действительно расстегивается в одно мгновение.
С уважением. Слава.
Был у нас механик. Человек очень энергичный. И далеко не всегда ему удавалось направить свою энергию в безопасное для него самого русло.
Когда я пришел на корабль лейтенантом, механик был уже капитан-лейтенант.
Когда я получил звание капитан-лейтенант, механик был уже лейтенант.
Вот только один из его фортелей.
Идет погрузка ракет. Дело очень хлопотное, напряженное, ответственное и длительное.
Весь экипаж обязан быть на борту. Но механику явно скучно. Он не в центре событий.
И механик без «добра» сходит на берег.
Никто на его отсутствие не обратил никакого внимания.
В два часа ночи мех решил незаметно проникнуть на корабль, но вот беда, на корабле в это время очень тихо, а офицеры у нас спят чутко.
Любой необычный шум мгновенно прерывает сон. Ты не проснешься, если по трапу в нескольких сантиметрах от твоего уха пробежит матрос, грохоча ботинками, но мгновенно пропадает сон от щелчка дверной ручки в ночное время.
Так что, чтоб не будить народ, механик решил попасть к себе в каюту с причала через иллюминатор. При его росте – метр с шапкой – и расположении его иллюминатора недалеко от земли это не составляло бы большого труда. Но! Загрузив левый борт ракетами днем, корабль к вечеру развернулся и встал к причалу правым бортом.
Так что наш доблестный механик лез не в свою каюту, а в каюту старпома.
А теперь рассказ старпома, рост которого почти два метра.
– Ночь. В каюте темно. Просыпаюсь я от грохота упавшей со стола лампы. А стол у меня стоит под иллюминатором.
И вот на фоне иллюминатора вижу я на столе нечто совершенно бесформенное, и оно шевелится. Страх. Холодный пот. Включаю ночник над койкой. И что же я вижу?
Вижу я нижнюю часть спины механика, стоящего на четвереньках у меня на письменном столе. Естественно, я спросил его в «очень вежливой форме», что он там делает.
Ответ был крайне лестным. Повернув голову в мою сторону и приложив палец к губам, механическое чудо произнесло: «Т-с-с-с. Тихо! А то старпом услышит».
Вышли на боевую службу 10 января, у меня день рождения 11-го, должны были вернуться с боевой 9 августа, у жены день рождения 8-го.
Для этих двух случаев жена выдала мне две бутылки коньяка.
Каждую из них подписала датами, чтобы не перепутал. Одну бутылку датой 11 января, а вторую – 8 августа.
А я перепутал. Вышли из порта Печенга, как и было запланировано, 10 января.
День в полярную ночь был морозный, так что уши трещали, парила от мороза вода.
Шли по фиорду, как в дыму.
Я шел на боевую службу в качестве штурмана. За сутки хода мы отошли от берега настолько далеко, что даже самый тупой вахтенный офицер не смог бы за 8 часов моего сна добраться до берега.
Запросив «добро» у командира, спустился вниз в каюту, впереди нам предстоял еще месяц интернационалистического плавания до пролетарско-негроидной Анголы плюс шесть там и месяц обратно.
Пригласив двух офицеров морской пехоты, моих хороших знакомых по предыдущим выходам в море, я объявил, что сегодня мой день рождения, накрыл стол, поставил бутылку коньяка. Посидели, поговорили о судьбе.
Кстати о судьбе. Этот батальон морской пехоты шел на вторую боевую службу подряд в одном и том же составе. Тот батальон, что был обязан идти на боевую, сняли со службы за неудовлетворительную подготовку. Зимой в сопках во время учений насмерть замерзли два матроса, их не успели донести до тепла. А это значит, что офицеры и прапорщики, идущие спасать свободолюбивую Африку от них же самих, четыре месяца назад уже были там ни много ни мало 8 месяцев. Месяц переход, 6 месяцев стережем ангольскую революцию и месяц переход на севера, домой. В наше отсутствие там свои полгода сидит морская пехота Балтийского флота. И сейчас эти ребята шли на вторые 8 месяцев.
