Никола Юн - Всё на свете (ЛП)
Она прижимает руку к своему сердцу. Я знаю, мы чувствуем одну и ту же боль.
— Расскажи мне о нем, — говорит она.
Я так давно хотела рассказать ей о нем, но сейчас не знаю, с чего начать. Мое сердце заполнено им. Поэтому я начинаю с самого начала. Рассказываю ей о том, как увидела его впервые, о том, как он двигается — легко, плавно и уверенно. Рассказываю о его глазах цвета океана и о мозолистых пальцах. Рассказываю, что он менее циничен, чем думает о себе. О его ужасном папе, о его сомнительном выборе одежды.
Я рассказываю ей, что он думает, будто я веселая, умная и красивая в указанном порядке, и этот порядок имеет значение. Рассказываю все, что хотела ей рассказать неделями. Она слушает, держит меня за руку и плачет вместе со мной.
— Кажется, он потрясающий. Я вижу, почему ты так думаешь.
— Он такой.
— Мне жаль, что ты болеешь.
— Это не твоя вина.
— Я знаю, но мне бы хотелось дать тебе больше.
— Можешь вернуть мне интернет? — Я должна попытаться.
Она качает головой.
— Попроси меня что-нибудь другое, милая.
— Пожалуйста, мама.
— Так лучше всего. Мне не хочется, чтобы тебе разбили сердце.
— Любовь не может меня убить, — говорю я, повторяя слова Карлы.
— Это не правда, — говорит она. — Кто тебе такое сказал?
ЗЛАЯ МЕДСЕСТРА
Моя новая медсестра — неулыбающийся деспот со степенью в медсестринском деле. Ее зовут Джанет Притчет.
— Ты можешь называть меня медсестра Джанет, — говорит он. Ее голос неестественно высок, как сигнализация.
Она подчеркивает слово "медсестра", и я понимаю, что называть ее просто Джанет не получится. Ее рукопожатие очень крепкое, будто она больше привыкла крушить вещи, чем заботиться о них.
Возможно, мое мнение о ней предвзято.
Все, что я вижу, когда смотрю на нее, так это что она так не похожа на Карлу. Она худая там, где Карла была полной. Ее речь не испещрена испанскими словечками. У нее совсем нет акцента. По сравнению с Карлой она наименьшее.
К вечеру я решаю поменять свое отношение, но именно тогда на моем ноутбуке появляется первая приклеенная записка.
Мама позволила доступ в интернет, но только во время учебы. Она говорит, что я должна пользоваться им только для школьных занятий, но я уверена, что это связано с тем, что Олли начал учиться, и приходит домой после 15 часов.
Проверяю время. 14:30. Решаю не менять свое отношение. Медсестра Джанет могла хотя бы дать мне шанс нарушить правило, прежде чем предполагать, что я нарушитель правил.
Следующий день не лучше:
Прошла неделя, и я бросила всякую надежду на то, что она могла войти в мое положение. Ее миссия ясна — следить, ограничивать и контролировать.
Мы с Олли установили новый ритм. Обмениваемся по скайпу в течение дня между моими уроками короткими сообщениями. В три часа дня Злая Медсестра выключает роутер, и наше общение заканчивается. Вечером, после обеда и совместного времяпрепровождения с мамой, мы с Олли смотрим друг на друга в окно.
Я умоляю маму изменить правило, но она непреклонна. Говорит, что это для моей защиты.
На следующий день Злая Медсестра находит еще одну причину оставить мне записку:
Я смотрю на записку, вспоминая, что Карла сказала мне то же самое, когда уходила: Жизнь это подарок. Проживаю ли я ее впустую?
НАБЛЮДЕНИЕ ЗА СОСЕДЯМИ № 2
Расписание Олли:
06:55 — Стоит у окна. Пишет на стекле.
07:20 — Ждет, когда Кара докурит.
07:25 — Уезжает в школу.
15:45 — Возвращается домой со школы.
15:50 — Стоит у окна. Стирает и пишет на стекле.
21:05 — Стоит у окна. Пишет несколько вопросов.
22:00 — Пишет на стекле.
Расписание Мэдди:
06:50 — Ждет, когда Олли появится у окна.
06:55 — Испытывает радость.
07:25 — Впадает в отчаяние.
08:00–15:00 — Игнорирует Злую Медсестру. Учится. Делает домашнюю работу. Читает. Машинально проверяет сообщения. Снова читает.
15:40 — Наблюдает, как подъезжает машина Олли.
15:50 — Испытывает радость.
16:00 — Снова домашняя работа. Снова читает.
16:00–21:00 — Ужин/общение с мамой.
21:01 — Ждет, когда Олли появится у окна.
21:05 — Испытывает радость. Отвечает жестами на вопросы.
22:01 — Впадает в отчаяние, продолжение следует.
СТАРШАЯ ШКОЛА
Олли вернулся в школу, и наше общение стало еще более ограниченным. Он пишет, когда может — между уроками или, иногда, прямо на уроке. В течение первой недели он изо всех сил пытается, чтобы я чувствовала, будто нахожусь там с ним. Он отправляет фотографии своего шкафчика (№ 23), расписания занятий, библиотеки и библиотекаря, которая выглядит именно так, какой я себе и представляла библиотекаря старшей школы — педантичной и изумительной. Он отправляет мне фотографии контрольных по математике с урока математики, список обязательной литературы для урока английского, фотографии бутылочек со шкалой и чашек Петри с уроков биологии и химии.
Я провожу неделю — кажется то, что я его не вижу, чего-то мне стоит, — занимаясь обычными вещами: читаю, учу, не умираю. Добавляю к его списку литературы названия нескольких книг: "Повесть о двух поцелуях", "Поцеловать пересмешника", "Когда я целовала".[4] И так далее.
Мы со Злой Медсестрой погружаемся в скупую рутину, в которой я притворяюсь, что ее не существует, а она оставляет еще больше противных записок, чтобы я знала, что она существует.
Но дело не только в том, что я по нему скучаю. Я завидую его жизни, его миру, который простирается за его входной дверью.
Он говорит, что старшая школа — утопия, но меня не убедишь. Как еще назвать место, которое существует исключительно для того, чтобы обучать тебя миру? Как назвать место с друзьями, учителями, библиотекарями, книжным клубом, математическим клубом, клубом дебатов или любым другим клубом, с внеклассной деятельностью и бесконечными возможностями?
К третьей неделе становится труднее удерживать наши отношения в этой новой форме. Я скучаю по разговорам с ним. Можно только изъясняться жестами. Я скучаю по тому времени, когда он находился со мной в одной комнате, по его физическому присутствию. Я скучаю по тому, как мое тело осознавало его. Я скучаю по тому, что хочу познать его. Я скучаю по тому, что хочу познать Мэдди, ту, которая с ним.
Все так и продолжается, пока, наконец, не происходит неизбежное.
Я стою у окна, когда подъезжает его машина. Жду, когда он выйдет, чтобы как обычно помахать, но он вылезает не первым.
С заднего сидения вылезает девушка, и она не Кара.
Может, она подруга Кары.
Но затем Кара вылетает из машины и идет в дом, оставляя наедине Олли и Загадочную Девушку. Загадочная Девушка смеется над тем, что говорит Олли. Она поворачивается, кладет руку на его плечо и улыбается ему так, как улыбалась ему я.
Сначала я в шоке, не верю своим глазам. Она трогает моего Олли? Желудок сжимается. Огромная рука сжала меня вокруг живота. Мои органы изменили место нахождения, и я чувствую себя неправильно внутри своей собственной кожи.
Отпускаю занавеску и уклоняюсь от окна. Чувствую себя Любопытным Томом.[5]
Слова мамы всплывают в голове. Мне не хочется, чтобы тебе разбили сердце. Она знала, что случится. Всегда будет кто-то другой. Кто-то, кто не болеет. Кто-то, кто может выйти из дома. Кто-то, с кем он может поговорить, кого может коснуться, поцеловать и все остальное.
Я сдерживаю порыв вернуться к окну и осмотреть свою конкурентку. Но если кто-то не может даже появиться на соревновании, то это не соревнование. И неважно, как она выглядит. Неважно, длинные у нее ноги или короткие. Неважно, бледная она или загорелая, черные у нее волосы или каштановые, рыжие, светлые. Неважно, симпатичная она или нет.
Важно то, что она чувствует солнце на своей коже. Она дышит неочищенным воздухом. Важно то, что она живет с Олли в одном мире, а я нет. И никогда не буду жить.
Выглядываю еще раз. Ее рука все еще лежит на его плече, и она все еще смеется. Он хмуро смотрит на мое окно, но я уверена, что меня он не видит. Он все равно машет, но я снова уклоняюсь, притворяясь, что меня здесь нет.
АЛОХА ЗНАЧИТ ПРИВЕТ
И ПОКА, ЧАСТЬ 1
Я отменила еще один вечер с мамой, поэтому она заглядывает ко мне в комнату.
— Итак, — говорит она.
— Извини, что отменила, мам. Просто чувствую себя не очень.
Она сразу прижимает руку к моему лбу.
— Ментально, а не физически, — объясняю я. Не могу выбросить из головы руку Загадочной Девушки на плече у Олли.
